Полицейская история
Шрифт:
Сидящий за столом Мастодонт невозмутимо смотрит на меня маленькими серыми глазками.
— Вы по какому вопросу?
— Полиция, — говорю я с раздражением.
— А! Шеф в кафе напротив. Может быть, я смогу его заменить?
— Я хотел бы поговорить с шефом.
Первый заключенный снова открывает мне ворота тюрьмы и молча указывает рукой на кафе «Чаша», расположенное напротив тюрьмы.
В кафе их шестеро, все столпились у стойки бара: пятеро охранников и старший надзиратель, на фуражке которого две серебряные нашивки. Я подхожу к группе.
— Инспектор Борниш, из Национальной безопасности, — представляюсь я. — Хочу, кстати, задать вам один вопрос: кто охраняет тюрьму в данный момент?
Старший надзиратель заговорщицки подмигивает мне и хлопает меня по животу.
— Очень рад знакомству, инспектор, — говорит он густым басом. — Вы пришли по поводу Жирье? (Он приподнимает фуражку и чешет свой череп.) Да, провел он нас, ничего не скажешь, обвел вокруг пальца. Зато остальные — настоящие охранники, правда, ребята?
Пятеро охранников одновременно кивают головами.
— Вы знаете, — продолжает начальник тюрьмы, — в остальных мы полностью уверены. Никто больше не сбежит. Лучше выпейте с нами сидру, инспектор.
Я выпиваю протянутый мне стакан, и мой желудок тотчас же начинает возмущаться. Пора прекращать пьянство.
— Послушайте, — говорю я, — мне некогда. Мне необходимо получить некоторые сведения и быстро найти Жирье, пока он не укрылся в недосягаемом месте. Что вам известно?
Начальник тюрьмы ставит стакан на стойку бара:
— Лично мне ничего. Охранникам, насколько я могу судить, тоже ничего.
— Хорошо, — говорю я, — а кто мог бы пролить свет на это дело?
Шеф задумывается на несколько секунд:
— Думаю, что Жорж Кюде что-то может знать, письмоводитель. Идемте к нему.
Мы пересекаем площадь, входим в здание тюрьмы и проходим в канцелярию. Мастодонт за письменным столом при нашем появлении встает и раболепно смотрит на главного надзирателя.
— Это Кюде, прозванный Рыжим, мое доверенное лицо, — представляет шеф. — Он был раньше библиотекарем, а теперь заменяет меня в мое отсутствие, так, Жорж?
Рыжий угодливо кивает. В течение двадцати минут я допрашиваю его, но мне не удается вытянуть из него даже ничтожной информации. Он ничего не знает и на все вопросы хныча отвечает:
— Я не дружил с Жирье, господин. Мы друг друга недолюбливали. Клянусь, господин, я ничего не знаю, клянусь жизнью моей матери.
Шеф тянет меня за рукав в угол комнаты. Он прикладывает рот к моему уху и шепчет:
— Ему можно верить, инспектор. Если он клянется жизнью своей матери, значит, он говорит правду.
От этой опереточной тюрьмы у меня голова идет кругом. Между одурманенными алкоголем охранниками и тихими заключенными существует такое согласие, что мне становится ясно, что я вряд ли что-нибудь вытяну из этой мафии. Я решаю наведаться в жандармерию города.
Открывая мне дверь, охранник-заключенный едва слышно шепчет:
— Рыжий над вами просто смеется. Он был лучшим другом Жирье и даже позволял ему звонить в Париж. Проверьте телефонные разговоры, и вы увидите.
— Почему ты мне это говоришь?
— Потому что Рыжий постоянно заставляет меня чистить уборную.
Я не люблю, когда меня принимают за простофилю. Я снова возвращаюсь в канцелярию и под вопросительным взглядом шефа, оторвавшего от газеты голову, подхожу к столу Кюде.
— Покажи-ка мне телефонные квитанции, — говорю я безапелляционным тоном. — У вас здесь нет автоматической связи, поэтому все разговоры с Парижем регистрируются. Давай, быстро!
Кюде бледнеет. Он с ненавистью смотрит на «швейцара» и исполняет мой приказ. Он достает из картотеки картонный ящик, в котором свалены в кучу около сотни квитанций. Я беру ящик и вытряхиваю его содержимое на стол. В течение двадцати минут я сортирую квитанции. Чаще всего повторяется номер Министерства юстиции и два других парижских номера: Ришелье, 93… и Монмартр, 48… две последние цифры обоих номеров стерты.
Я обращаюсь к Кюде резким тоном:
— Что это значит? Почему последние цифры стерты?
Кюде отвечает сдавленным голосом:
— Не знаю… э…
Я вижу, что он лжет. Вопреки своим привычкам, я поднимаюсь со стула, хватаю его за шиворот и начинаю трясти. Главный надзиратель тоже встает со стула и испуганным голосом начинает увещевать меня:
— Успокойтесь, инспектор, не трясите его, он славный парень…
Я взрываюсь:
— Славный парень, который принимает меня за дурака! Если он не скажет все, что знает, он останется без зубов.
Начальник тюрьмы ласково говорит Кюде:
— Не дури, Рыжий, скажи инспектору всю правду. Скажи, кто стер цифры? Скажи ему все, и он отпустит тебя, в противном случае тебя переведут в другую тюрьму и ты больше не сможешь встречаться с женой. Ты ведь знаешь, что в другой тюрьме тебе никто не позволит принимать ее в камере. Давай, Жорж, не упрямься.
Кюде сглатывает слюну и говорит:
— Это Жирье приказал мне стереть цифры. Он звонил жене в отель.
— В какой отель?
— «Шанталь» на улице Ларошфуко. Однажды во время разговора она передала трубку его приятелю, Пуассонье. Я думаю, это он за ним приехал. Но только не говорите, что это я вам сказал…
— Дальше?
— Больше я ничего не знаю, правда.
Я выхожу из тюрьмы Пон-ле-Эвек в очень возбужденном состоянии. Рене Жирье уже наверняка находится в обществе Эмиля Бюиссона, за которым охотятся все полицейские службы Франции. Следовательно, идя по следу Жирье, я имею все шансы выйти на Мсье Эмиля.
25
Управляющая отелем «Шанталь» без труда признает, что в течение 1948 года Жирье и его жена неоднократно останавливались в отеле. Она вспоминает также, что в декабре в отеле останавливались два друга Жирье, оба невысокие и коренастые. Она протягивает мне регистрационный журнал, и я читаю имена: Ив Морис, торговец рыбой, и Марк Жиральди, офицер в отставке.