Политика. История территориальных захватов XV-XX века
Шрифт:
Продолжая свой путь, экспедиция прибыла в Индию. За ней последовали и новые, вспомогательные экспедиции, поменьше размерами.
Уже в 60-х годах французы завели сношения с Суратом на Индийском побережье той северо-западной части Индийского океана, которая называется Аравийским морем, с восточным побережьем Индии, с Суматрой, Явой, завели кое-где собственные торговые фактории, например в Масулипатаме и на берегу Бенгальского залива. А когда подошла новая французская эскадра (в 1671 г.), то в 1672 г. предпринята была и экспедиция на остров Цейлон.
Хотя голландцы и вытеснили оттуда португальцев, но, в сущности, вовсе еще островом не овладели и, не говоря уже о внутренних его частях, даже берегов не успели обследовать.
Французы завели торговые сношения и с Цейлоном, оперируя на далеких от голландских факторий пунктах.
Голландцы не имели сил, чтобы истребить сразу прибывших в Индию, эскадра за эскадрой, французов, но они стремились возбудить против них местные власти и население.
В конце концов раджа Голконды (на берегу Мадраса), соединившись с голландским адмиралом, приведшим к этому (Коромандельскому) берегу свою эскадру,
Но около того же времени французская Ост-Индская компания воспользовалась распрями между соседними с Голкондой местными царьками и получила территорию, на которой и начало возникать селение, превратившееся затем в город Пондишерн в нескольких стах километрах к югу от Мадраса, на Коромандельском (юго-восточном) берегу Индии.
Во время последовавших войн Франции с Голландией голландцы в 1693 г. овладели Пондишери, а вскоре из-за эпидемии чумы прекратила существование и одинокая французская торговая фактория в Сурате на противоположном от Пондишери берегу Индостана, на Аравийском море. Правда, Пондишери по Рисвикскому миру 1697 г. был возвращен Франции, но влачил довольно жалкое существование.
Так продолжалось до первых десятилетий XVIII в., когда возгорелась упорная борьба Франции с Англией не только за Индию, но и за колониальные владения вообще.
Рассмотрением этих событий, относящихся уже к XVIII в., мы займемся дальше.
Описанная нами здесь беспощадная борьба, которую вождь французской меркантилистской политики начал и вел против Голландии, была лишь прелюдией дальнейших событий.
Кольбер начал эту борьбу, но продолжалась она, когда он уже лежал в могиле. Эта борьба в конечной стадии тесно сплетается с начинающейся долгой серией войн Франции с Англией.
Очерк девятый
Классовая борьба в Англии и переселение в Америку. Отношение колонистов к метрополии. Конфедерация Новой Англии. Индейские племена и голландские колонисты. Захват территории Нового Амстердама. Луизиана. Аграрный вопрос
В эпоху Вальтера Ралея и в ближайшие годы после того, как он сошел со сцены, в эти первые времена английской колонизации мы наблюдаем две характерные черты. С одной стороны, те представители деловых кругов, которые обращаются к правительству, прося у него и покупая у него за деньги «патенты» на Виргинию и на земли, которые еще будут открыты в будущем, те купцы и мореходы, которые были воспитаны в школе Ралея и Дрейка, Гаукинса и Гемфри Джильберта, явно находятся под впечатлением испанских успехов и завоеваний, они бредят открытиями новых залежей драгоценных металлов, они потрясены удачей испанских колонистов в Перу, нашедших богатейшие серебряные рудники в Потоси, у них не идут из головы Кортес и Писарро и другие позднейшие испанские конкистадоры, которые с кучкой всякого сброда в 300–400 человек завоевывали целые империи в немногие годы, иногда в несколько месяцев, превращались в обладателей несметных богатств. А с другой стороны, уже у первого инициатора английской колонизации Вальтера Ралея явно выступают наряду с этими устремлениями и другие. Ралей не только хлопочет о закреплении за Англией Гвианы потому, что оттуда удобно предпринимать поиски драгоценных металлов, и не только потому долгие годы воюет на море и на суще с испанцами (не желая даже считаться с перерывами, когда между Англией и Испанией — мир), чтобы отнять у испанцев их непосредственную, уже награбленную в Новом Свете добычу, которую они переправляют через океан. Он стремится даровать Англии новую огромную заморскую империю, забрать у испанцев, помимо галионов, нагруженных богатствами и плывущих в Испанию, еще и те территории, откуда они эти богатства достают. Ему нужны не только отважные солдаты и матросы, наследственные моряки, авантюристы по натуре, пираты по призванию, с которыми можно совершить лихой налет, сжечь испанский город, остановить на море корабли и овладеть ими с бою, побросав экипаж и пассажиров за борт, он думает также о трудолюбивых земледельцах и скотоводах, которых он перевезет за океан и которые постепенно овладеют девственной богатой землей. Он дал первый толчок, но вскоре появились все элементы, нужные для того, чтобы этот толчок не пропал даром и мог несколько ускорить тот процесс, который и без него, конечно, был неизбежен.
При Елизавете и первых двух Стюартах, вплоть до начала революции, т. е. до самого начала 40-х годов XVII в., крупная землевладельческая аристократия наступала, а крестьянство (еще пока уцелевшее и работавшее на земле в качестве самостоятельных хозяев), мелкие землевладельцы вообще находились в состоянии обороны; крупные торговые компании, имевшие «патенты» и монополии на торговлю с заморскими странами, с Индией, с островами, а также с Московским царством и т. д., наступали, а мелкие и средние торговцы были в состоянии обороны, хоть и начинали понимать свою силу и готовились к решительной схватке. Елизавета в последние годы жизни, почувствовав резкую оппозицию против монопольных компаний и против системы откупов вообще, как мы уже отмечали, пошла на уступки. Первые Стюарты то колебались (во время царствования Якова I с 1603 по 1625 г. и первые три года — 1625–1628 — царствования Карла I), то открыто становились на сторону магнатов землевладения и магнатов купечества, что особенно проявлялось в 1629–1640 гг. Политически эта борьба выражалась в абсолютистских устремлениях и в подготовке нападения на конституционный строй, постепенно формировавшийся с начала XIII столетия. В области религиозной теории и практики это выражалось в стремлении по возможности католицизировать господствующую (епископальную англиканскую) церковь и в жесточайшем преследовании всех протестантов, всех стоящих вне
Социальные сдвиги, являвшиеся плодом этой классовой борьбы, и самый процесс этой борьбы в его политических, религиозных и философско-публицистических проявлениях заняли вторую половину XVI, весь XVII в. и часть XVIII столетия. Высочайшего напряжения эта борьба достигла в 1640–1653 гг., но и до и после этого промежутка она нередко доходила до революционного обострения, хоть и менее длительного. До самого начала революции, до вторичного (осеннего) созыва парламента в 1640 г., к прежней переселенческой тяге, обусловленной чисто экономическими мотивами в самом непосредственном виде, прибавилась политическая и религиозная эмиграция — явление, так сказать, производное, уже последствие происходящей классовой борьбы. Уезжали пуритане, индепенденты, квакеры и люди, которые по социальным устремлениям оказывались слишком революционными для пуританского диктатора, которому лондонское купечество собиралось поднести британскую корону и который вел нужные этому купечеству войны с Голландией. Затем со времени реставрации Стюартов, т. е. с того момента 1660 г., когда, как трогательно повествует Маколей[19], «восстановленный скиталец мирно опочил во дворце своих предков», или, выражаясь более прозаично, с тех пор как Карл II со своими жаждущими места прихлебателями, бывшими с ним в эмиграции и теперь вернувшимися, и со своими любовницами, наживавшимися на казнях и конфискациях, водворился во дворце, начались явные и тайные преследования тех, кто был хотя сколько-нибудь серьезно замешан в событиях великого восстания, стоившего головы Карлу I. Кто мог, бежал за океан. Этот поток эмигрантов особенно усилился с 1685 г., когда Карл II умер и его сменил на престоле его младший брат Яков II, и продолжался вплоть до декабря 1688 г., когда новая революция низвергла Якова II с престола.
В эмиграцию шли люди сильные, выносливые, упорные, закаленные в борьбе с препятствиями. И уезжали они с мыслью, что никогда более родины не увидят, что им нужно расчищать целину, создавать себе новое отечество и добывать хлеб, не надеясь ни на кого, кроме себя самих. Стюарты смотрели с самого начала на колонизационный поток, как на явление скорее положительное, чем отрицательное, и только в очень уж острые моменты предреволюционной борьбы иногда издавали запретные эдикты против эмиграции. Обычно же они не мешали никому уезжать за океан и только стремились извлечь из этого материальные выгоды для королевской казны.
Первоначальной формой эксплуатации колоний в пользу королевской казны была выдача либо отдельному владельцу капитала, либо целому специально для этого составившемуся обществу «патента» на данную колонию. Так, первые «патенты» были выданы королем Яковом I в 1606 г. обществу, образовавшемуся тогда для эксплуатации и колонизации Виргинии. Это общество с самого начала разбилось на две группы: одна имела дело с Южной Виргинией, другая — с Северной. Северная Виргиния особенно интересовала английский торговый мир, так как шли слухи о возможности начать там обширную добычу мехов. Один «патент» касался Северной Виргинии, а другой — Южной. Оба общества получили право собственности на обозначенных (весьма неопределенно) территориях, где ралеевская экспедиция провозгласила в свое время британское владычество. Оба общества получили право перевозить на отведенные им территории колонистов, вступать с этими колонистами в те или иные договорные отношения, держать вооруженную силу и администрацию. Эти общества и тогда и на будущие времена не имели права запрещать своим колонистам торговать с кем им заблагорассудится после первых пяти лет их поселения, но все английские подданные, торгующие с Южной или Северной Виргинией, должны были за все, что они ввозили туда или вывозили оттуда, уплачивать 2,5 % от стоимости товара, а иностранцы (неанглийские подданные) — 5 %, и это шло в пользу общества, получившего «патент» на 21 год, а по истечении этого срока — в пользу королевской казны. В течение первых пяти лет оба общества (каждое в своей провинции) имели право монопольной торговли, могли иметь агентов для закупки в Англии и переправы в колонии нужных колонистам товаров, и они же заводили склады для помещения товаров, закупленных ими у колонистов и предназначенных к продаже в Англии. Оба общества вместе избирали 13 (потом 14) человек, утверждаемых королем и образовывающих Королевский совет по колониям. Совет этот находился в Англии и являлся органом королевского контроля. Он назначал в свою очередь один совет для Южной Виргинии, а другой — для Северной Виргинии. Оба эти совета заседали в колониях (каждый в своей), и от них одних исходили управление и суд в обеих колониях.
Эта оригинальная форма колонизации (так называемые собственнические провинции — the proprietary provinces) была рассчитана на эксплуатацию труда колонистов как в пользу ассоциаций (обществ), затрачивающих первоначальный капитал на перевозку колонистов за море и на первое оборудование их хозяйства, так и в пользу королевской казны.
Силой вещей, вследствие ряда географических условий, вследствие самого характера политических событий, пережитых Англией в XVII в., вследствие прежде всего быстрого экономического укрепления колонистов на новой земле, связь между провинциями и их «собственниками» делалась с каждой четвертью века все слабее, а политическая власть английской короны все проблематичнее и условнее, и только, как увидим дальше, необходимость общей борьбы против французского завоевания, грозившего с севера, из Канады, задержала на 70–80 лет полное политическое освобождение колоний от метрополии.