Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
— промурлыкала она, усаживаясь перед Виктором. Потом неожиданно воинственным тоном бросила вызов:
— Какая тональность? Давайте, отвечайте!
— Ну…
Она принялась искушать:
— Если угадаете, будете накормлены… Ну, прислушайтесь, сосредоточьтесь…
На волынке играя,— Итак, какая тональность?
— До минор, — предположил Виктор.
— А вот и нет! Проиграли.
Возвращалась домой, —С издевкой в голосе допел
— Должен ли я после этого понять, что вы напечете мне блинов? — угрюмо спросил Виктор.
— Без вопросов, очаровательный невежда, вы находитесь во дворце дамы-тартинки, урожденной Каролины Монтуар, чей дед по матери был уроженцем Дуарнене, но все предки по отцу из Севильи, оле!
У любви как у пташки крылья, Ее нельзя ни-и-икак поймать…— пропела она, достигнув редчайшей пронзительности на верхах. А затем устремилась на кухню.
— Эмма Кальве по сравнению с ней микроб! — с уверенностью заявил Корнелиус.
Пальцы его пробежались по клавиатуре аккордеона.
— Хозяйка сама приготовит вам порцию паэльи, это честь, которой удостаиваются только высокие гости.
Трое других клиентов только смиренно вздохнули. И пяти минут не прошло, как Каролина Монтуар появилась с блюдом, завернутым в полотенце. Корнелиус принес приборы, и тарелка Виктора наполнилась паэльей, а его стакан — рубиновым вином.
— Чтобы не нарушать старинную традицию, я чокнусь с вами, — объявила хозяйка, усаживаясь на стул напротив Виктора. — За ваше здоровье! Какими судьбами оказались у нас?
Виктор, с набитым ртом, судорожно прожевал и постарался объяснить с максимальной любезностью:
— Ваше кафе неудержимо привлекает внимание. Однако честность заставляет меня признаться вам, что…
— Та-та-та, я вас умоляю…
Судьба, судьба, о роза в грязи!— пропела она
— Я журналист, я пишу статью про убитого Шарля Таллара, который, как вы наверняка читали, был убит!
— Бедный паренек! И что его понесло на Монмартр?
Когда покидает тело душа, Она улетает, крылами шурша, И шепчет: о бедное тело, Покидать я тебя не хотела!— Один из его учеников был настолько любезен, что указал мне ваше заведение и рассказал, что здесь частенько бывает некий Вилфред Фронваль.
Каролина Монтуар возмущенно вскочила. Лицо ее было искажено от гнева.
— Он не солгал вам! Сколько я ни старалась показать ему свое недовольство, сколько ни смотрела на него волком, на этого филателиста на пенсии, а он все таскается к нам и таскается! Извращенец несчастный! Позор для всего мужского рода! — проорала она.
Корнелиус изобразил на своем инструменте легкомысленный мотивчик, и по его игривой физиономии было понятно, что г-н Фронваль ему скорее симпатичен.
— Тем не менее, мне надо с ним увидеться.
— Тут я ничем не могу вам помочь, знать не знаю, где он живет. Растворяется, понимаешь, в природе — верный знак, что совесть нечиста! Kenavo [44] , все это домино. Terminado [45] ,
Виктор вконец растерялся, но на всякий случай все-таки положил свою визитку на стойку на случай, если Вилфред Фронваль все же заглянет сюда. Корнелиус, впечатленный размером чаевых, заговорщицки подмигнул ему.
44
Kenavo — бретонское слово, означающее «до свидания».
45
Terminado (исп.) — закончен, завершен, готов.
— Я-то знаю, где залег мсье Фронваль, — шепнул он. — 17, улица Ампер, второй этаж направо.
Виктор незаметно кивнул в знак благодарности.
Никогда Вилфред Фронваль не чувствовал такого бессилия. Только голод смог вытащить его из дома, он вышел и незаметно, по стеночке, обошел ближайшие магазины, а потом поскорее вернулся в свою берлогу. И если у него хватило сил положить овощи в ящик, хлеб и яйца он оставил валяться в авоське.
Это дело стоило ему таких усилий, что он на полчаса завалился на диван и изучал серию испанских марок c изображением Изабеллы II 1851 года. Он был очень и очень рад, что ему удалось заполучить эти шесть голубых прямоугольников, но мечтой его была редчайшая серия с ошибкой — два изображения королевы попали на одну марку.
Но радостное возбуждение от любимого дела быстро прошло, как только он вспомнил об ужасной судьбе Шарля Таллара. Ну почему он не был откровеннее в своих намерениях! Он чувствовал, что у него нет шансов соблазнить молодого учителя, но все равно следовало довериться ему, быть яснее в выражении, хотя и рискуя получить прямой отказ. Вместо того чтобы отойти на второй план, он должен был быть настойчивей, поговорить с ним, рассказать о своих бедах и трудностях. Его возмущала мысль о том, что человек, которого он так любил, так и не узнал перед смертью, сколь дорог он был для старика, сколь высоко тот возносил его, сколь много он для него значил.
Перерезали горло, как зверю на бойне, в каком-то темном закоулке! Что за гнусная тварь могла совершить это чудовищное злодеяние? А вдруг начнут обвинять его, Вилфреда Фронваля? Если на него укажут полиции, памятуя о его пагубных пристрастиях? Хозяйка «Фасоли» терпеть его не может, она на все способна. Слава Богу, Корнелиус к нему благоволит, не исключено, что они одного поля ягоды. Но сможет ли он перечить хозяйке?
В дверь постучали. Он вздрогнул. Уже так скоро карающая рука правосудия? Приоткрыл дверь и увидел там приветливое лицо незнакомца, который приподнял в знак приветствия бесформенную шляпу. Он улыбнулся в ответ.
— Мсье Фронваль?
Вилфред утвердительно кивнул.
— Официант из «Фасоли» дал мне ваш адрес. Меня зовут Виктор Легри, я журналист, и я интересуюсь окружением Шарля Таллара. Вы ведь дружили с ним? Можете ли уделить мне несколько минут?
Хозяин на мгновение заколебался, но затем освободил проход для гостя. Виктору предложили присесть на диван, заваленный подушками. Он с трудом пристроился и вытянул ноги, сохраняя для себя максимум личного пространства.
Вилфред Фронваль изящно откинул серебряную прядь со лба и застегнул жилет.