Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
— Боюсь, что я немногим смогу вам помочь. Шарль Таллар жил рядом, потому мы и начали общаться, порой играли в домино в кафе, и когда его работа — скорее, даже служение — давала ему передышку, мы вместе просматривали мои альбомы с марками.
— Вы коллекционер? — спросил Виктор, изображая живой интерес к хобби хозяина, которое на самом деле внушало ему глубочайшую скуку.
— Я долгое время занимался торговлей на Елисейских полях, но самые выдающиеся экземпляры я сохранил. Хотите посмотреть мои альбомы?
— Охотно, но как-нибудь в другой раз. Как вы считаете, какие основания могли
Вилфред Фронваль почесал щеку и воспользовался паузой для того, чтобы оценить прелести гостя. Какие глубокие черные глаза! Какие элегантные усики! И до чего же эти морщины на лбу, свидетельство глубоких мыслей, ему к лицу! Прелесть!
— Да я больше всех удивился, с какой стати он оказался в этом беспутном месте! Я сначала подумал, что он навещал любовницу. Потом мне в голову пришла мысль, что тут замешен его невинный грешок: лошадиные бега, и я решил, что некий таинственный информатор предложил ему встречу в этой дыре, чтобы сообщить секретные сведения о будущем забеге. Он часто ездил в Лоншан.
Виктор вздрогнул. Лошадиные бега! Он совершенно забыл об информации о секретном советчике. Может, он ему поднес решение на блюдечке, как можно быть таким рассеянным!
— Что случилось, мсье Легри, — забеспокоился Вилфред Фронваль, — Вам нехорошо?
Виктор перевел дух и ответил:
— Да я просто… Жена будет волноваться… А Шарль Таллар делал большие ставки?
— Ох нет, в основном по мелочам, надеялся, что повезет и удастся спокойно дожить до следующей зарплаты в конце месяца, она у него была совсем невелика. Не кажется ли вам несправедливым, что все эти учителя, которым поручают воспитывать подрастающее поколение, так мало зарабатывают?
— Это уж точно. А помимо лошадиных бегов, какие у него были увлечения?
— Вы начинаете задавать нескромные вопросы, мсье Легри, — возмутился Вилфред Фронваль.
Следует ли зацепиться за этот вопрос и одарить гостя внезапным признанием? Ну чем он рискует? Получить пощечину? Он в молодости, бывало, получал. С возрастом стал больше робеть, утратил веру в себя. Он довольствовался тем, что передвинулся на край стула и легонько погладил Виктора по коленке.
Тот весь сжался и вдавился в подушки. Он был в курсе пагубных пристрастий филателиста, и хотя старик внушал ему симпатию, хотел избежать двусмысленных положений. Первый раз в жизни мужчина проявлял к нему внимание такого рода столь активно, и, хотя Виктор не испытывал никакой склонности к представителям своего пола, он все же невольно почувствовал, что польщен. Чтобы разрешить ситуацию, он поспешно встал:
— Весьма вам признателен за прием, я обязательно уведомлю вас, если история с лошадиными бегами поможет прояснить обстоятельства трагической смерти мсье Таллара. Но моя жена уже изнывает от нетерпения, мы договорились пойти в кондитерскую Глоппа, а если этим женщинам что-то взбрело в голову…
Вилфред Фронваль заставил себя посмеяться вместе с гостем, словно человек, который знает толк в противоположном поле. Он проводил Виктора до двери и пожал ему руку, испытывая при этом смесь удовольствия и сожаления.
Оставшись в одиночестве, он вновь погрузился в апатию. Если бы смерть настигла его
Виктор и Жозеф, как и было условлено, обедали в пивной на площади Клиши.
— Раньше в этом тупике стояли солнечные часы. Вы меня слушаете, Виктор?
— Да, я забыл показать вам одну вещь. Эту запись мне дал несколько дней назад инспектор Вальми, она была у Робера Доманси в кармане, прочитайте:
Оплатить услуги «советчика» за октябрьский выигрыш в Лоншане. РДВ Бистро на Холме.
— Вальми дал вам такую важную улику, а вы мне даже ничего не сказали! Браво.
— Мне пришло это в голову, когда я расспрашивал Вилфреда Фронваля о Талларе.
— Ну вы и правда легкомысленно поступили. А вдруг этот продавец секретных сведений и есть Луи Барнав? Я уверен, что этот тип что-то скрывает. Те речи, которые я услышал от него вчера, не лишены некоего смысла, хотя и так двусмысленны, что я даже как-то встревожился. И еще эта неприятная манера поигрывать ножичком, глядя на меня исподлобья, и угрозы на все случаи жизни! Ну, вас-то такие вещи не пугают…
— Жозеф, вы мне это уже рассказывали, — заметил Виктор, сражаясь с пережаренным бифштексом.
— Ну, скажите еще, что у меня бред. Сами поймете, когда через полчаса мы увидим этого типа.
— Пока не доказано обратное, преступник сидит под замком и зовут его Фермен Кабриер, так что я сомневаюсь, стоит ли нам гнаться за двумя зайцами.
— Лишнее добро никогда не помешает. Два зайца лучше, чем ни одного, — проворчал Жозеф, рассматривая проезжающий мимо автомобиль. — А что такое, кстати, «советчик»?
— Я и сам не знаю. Кажется, нам уже пора в «Небытие». Официант, счет!
Ночь спускалась на город, в витринах трепетали желтые отсветы газовых ламп.
Они вышли на бульвар Клиши, заполненный зеваками. Дорогу им преградил музыкант с волынкой. Потом они лавировали в шумном потоке повозок и авто, кучера шумно орали и ругались на них, а автомобили гоготали, как разъяренные гуси.
— Придет день, и эти отвратительные механизмы заполонят улицы! — проворчал Жозеф. — О, вот и наш герой с палочкой наперевес! Собирается поучить нас уму-разуму!
Полицейский в бело-черно-желтой треуголке, чтобы призвать их к порядку, извлек оглушительную трель из своего свистка.
Поднявшись на тротуар, они натолкнулись на столы, заставленные пивными кружками.
— Попутного ветра, мастер подноса!
Запыхавшийся официант, балансирующий огромным блюдом, мотнул головой: мол, убирайтесь подобру-поздорову. Они прошли ряд мансард, принадлежащих художникам, и вышли к бывшему Белому Барьеру. Там, между двумя зданиями с окнами, украшенными витражами, пламенели крылья «Мулен Руж». Гуляки толпились в дверях этого языческого храма, изнутри неслись возгласы пьяниц и визг духовых. Жозеф остановился было, желая примкнуть к празднующим, но Виктор утянул его в сторону, где сидели любители дешевой еды и дамы полусвета. Им еще встретились группы военных, продавцы кокосовых орехов и многочисленные гуляющие семейства — и вот наконец они подошли к дверям кабаре «Небытие».