Полное собрание сочинений. Том 6.
Шрифт:
На сосднемъ двор стукнула щеколда, скрипнула дверь и послышались шаги. Старикъ толконулъ ногой свою дверку и перегнувшись посмотрлъ. Олнинъ, пожимаясь на утреннемъ холод, бжалъ черезъ дворъ. Стукнула щеколда въ хат Олнина, скрипнула его дверь, вслдъ за тмъ затворилась Марьянкина дверь, стукнула ея щеколда и все затихло.
Дядя Ерошка опять легъ навзничь. Гд то мой Кирка сердечный? подумалъ онъ. — Молодецъ былъ, какъ я — орелъ! и малый простой. Я его любилъ. — Небось женился тамъ, домъ построилъ. Какъ меня звалъ Хаджи Магома, такъ домъ общалъ, двухъ женъ, говоритъ, отдамъ. Тоже въ набги здитъ. Сказывали, что въ Наур двухъ казаковъ убили; сказывали, что его видли. Мудренаго
Олнинъ, войдя въ свою хату, зажегъ спичку, посмотрлъ на часы, (еще до охоты можно было соснуть часа два) и не раздваясь легъ на постель. — Ему хотлось заснуть не тломъ, а душой, какъ это часто бываетъ съ людьми, которые недовольны своимъ душевнымъ положеніемъ, у которыхъ есть въ душ вопросъ, на который нужно, но не хочется отвтить. Пора это кончить, скучно и глупо, говорилъ онъ самъ себ. Мои теперешнія чувства несостоятельны съ старыми привычками и пріемами страсти. Я лгу самъ передъ собой и передъ ней. А для нея все это съ каждымъ днемъ становится боле и боле правда, боле и боле серьезно. Надо кончить, надо поставить себя иначе.
Онъ вспомнилъ свое общаніе жениться; и сталъ представлять себ, что будетъ тогда; сталъ вспоминать, какъ онъ прежде представлялъ себ это. Но что то ничего изъ прежнихъ образовъ не представлялось ему. Какъ будто онъ старался вспомнить то, что другой думалъ. А представлялась такая уродливая путаница, въ которой онъ ничего разобрать не могъ. Онъ перевернулся на другой бокъ и заснулъ.
Едва начало брезжиться, какъ дядя Ерошка всталъ, отворилъ дверь и началъ убираться. Развелъ огонь, досталъ пшена и кинулъ въ разбитой котелочекъ, досталъ свинцу и пулелейку и тутъ же сталъ лить пульки. Все это онъ длалъ, не переставая пть псни, и въ одной рубах и порткахъ, размахивая руками, то выходя на дворъ, то снова входя въ свою избушку. Дло его такъ и спорилось, онъ не торопился, но отъ однаго тотчасъ же переходилъ къ другому. Ванюша скоро всталъ тоже и пристроился у порога избушки съ своимъ самоваромъ. Старикъ уже во всю грудь заигралъ псни, когда у него явился слушатель, и подмигивалъ на Ванюшу и еще бойчй стала его походка. — «Поди — буди пана», сказалъ онъ: «пора, опять проспитъ. Эки здоровые спать ваши паны!» и опять затянулъ свою псню.
— «Рано еще», возразилъ Ванюша: «еще капитанъ придетъ. Да дай, дядя, мн сальца, — веллъ ружье смазать».
— «Все дядя дай, а сами не заведете! У дяди все есть. — А чихирю веллъ взять?»
— «Да ужъ все возьму. У Бурлаковыхъ встали что ль?»
— «А вонъ глянь, баба то ужъ корову убираетъ», сказалъ. старикъ, указывая на сосдній дворъ. —
Ванюша закричалъ баб, чтобы она принесла чихирю, но старикъ остановилъ его: «Э, дуракъ! люди на охоту идутъ, а онъ бабу зоветъ. Самъ поди». —
— «А закуска есть? а то я кашку варю», прибавилъ онъ. —
— «А то какже!» отвчалъ Ванюша съ видимой гордостью. «Вчера опять на два монета рыбы купили. Вдь весь полкъ, да всхъ васъ кормимъ да поимъ». —
— «Ну! ты свою трубку-то мн въ носъ не пыряй, чортъ!» —
Ванюша пыхнулъ прямо въ носъ старику. — «Убью!» закричалъ старикъ, прицливаясь однимъ стволомъ, который онъ прочищая держалъ въ рукахъ. Ванюша засмялся и захвативъ бутылки пошелъ за чихиремъ. —
— «Добраго здоровья, батюшка Иванъ Алексичъ!» сказалъ дядя Ерошка капитану,
Ничмъ такъ не опредляется характеръ человка, какъ обращеніемъ съ этимъ человкомъ другихъ людей. —
Капитанъ былъ бденъ, скупъ, незнатенъ, не гордъ, не сердитъ; но почему-то въ обращеніи съ нимъ всхъ людей, начиная отъ главнокомандующаго, которому онъ ничмъ не старался услужить, и до дяди Ерошки, которому онъ никогда не давалъ чихиря, въ обращеніи всхъ съ нимъ слышна была одинаковая черта доброжелательства и осторожнаго уваженія. Ванюша, клявшій всхъ тхъ, которые пользовались ружьями, обдами, виномъ, лошадьми и деньгами его барина, которому капитанъ никогда не давалъ на чай, всегда стоялъ на вытяжку передъ капитаномъ и часто въ своихъ отвтахъ вводилъ съ особенной мягкостью: «Иванъ Алексичь, Иванъ Алексичь».
— «Совсмъ убрался?» сказалъ старикъ: «молодецъ! А мой- то еще не отдохъ».
— «А пора, пора, дядя», сказалъ капитанъ, чуть замтно улыбаясь подъ своими широкими опущенными усами и видимо дтски довольный похвалой стараго охотника. «А Ванюша гд?»
— «Да вотъ наставилъ этаго чорта», сказалъ старикъ, указывая на уходившій самоваръ: «а самъ ушелъ куда-то. Бунтуетъ, кричитъ, а что съ нимъ длать, не знаю.
«Да ты его накрой».
— «Нтъ, пускай самъ придетъ».
Капитанъ, улыбаясь, вошелъ къ Олнину. —
— «Разв уже пора? Какъ я проспалъ! Не успете выпить чаю, я буду готовъ. Ванюша!» заговорилъ Олнинъ, вскакивая съ постели.
— «Я васъ подожду на двор», сказалъ капитанъ и вышелъ, несмотря на то, что Олнинъ уврялъ его, что не стсняется. Капитанъ во всемъ былъ остороженъ, педантъ даже, и имлъ свои убжденiя о приличiи, которыя онъ не измнялъ. — «Я къ Марьян зайду», прибавилъ онъ, выходя.
Олнинъ нахмурился. — «Ну, какъ хотите». —
На двор Марьяны дверь въ клеть была отворена и изъ нея виднлся край ея рубахи. Капитанъ подошелъ къ забору.
— «Эхъ, Иванъ Алексичь», сказалъ дядя Ерошка: «на охоту идете, а къ бабе идете». —
— «Она счастливая», отвтилъ капитанъ и подойдя ближе окликнулъ Марьяну. Капитанъ любилъ Марьянку и умлъ съ ней обходиться такъ, что она посл матери больше всхъ доврiя имла къ нему, несмотря на то, что въ ея двичье время онъ тоже волочился за ней и теперь она чувствовала, что ея красота дйствуетъ на него. —
— «Что, дядя Алексичь?» откликнулась Марьяна, показывая изъ двери свое свжее прекрасное лицо. На ней была одна рубаха и красная сорочка [38] на голов. Въ эти три года она еще боле похорошла той сильной, мужественной красотой, которая составляла ея силу. Тонкая бровь еще отчетливе лежала на боле румяномъ и полномъ лиц. Черные глаза были блестяще и смле, плечи и руки стали шире и полне. Все существо ея дышало довольствомъ и здоровьемъ.
38
Платокъ.
— «Али тоже на охоту идешь?»
— «А то какъ же? Да вотъ твой сосдъ еще спитъ, я къ теб и пришелъ поговорить. Давно не видались».
— «А что не заходишь? Я теб рада».
Капитанъ какъ будто хотлъ сказать что-то, потомъ раздумалъ. Или онъ не зналъ что сказать, или не хотлъ говорить. Онъ только смотрлъ съуживавшимися глазами на лицо, на плечи и руки Марьянки. Видно было, что онъ только пришелъ посмотрть на нее и теперь ему больше ничего не нужно было. Марьяна видно поняла это и это ей было не непрiятно. Она улыбнулась и тряхнула головой.