Полное собрание сочинений. Том 6.

Толстой Лев Николаевич

Въ то время, какъ онъ стучался, Марьяна встала съ кровати, легкими шагами подошла къ снямъ и, положивъ одну руку на замокъ двери, а другую на высоко поднимающуюся грудь, придерживая разстегнутую ожерелку, остановилась въ нершительности. Когда шаги его удалились, она вздохнула, вернулась на постель, гд еще долго сидла въ раздумьи, глядя въ освщенную луною щель ставня на дверь, въ которую онъ скрылся, потомъ ршительнымъ движеніемъ бросилась на подушку и тотчасъ же заснула тмъ крпкимъ, безмятежнымъ сномъ, которымъ спятъ только дти и люди, проводящие жизнь свою въ тяжелой работ.

<Губковъ былъ молодъ, богатъ, влюбленъ и обладалъ наружностью красивою и благородною. Кром того онъ былъ предпріимчивъ и умлъ находить языкъ любви

для каждаго сословія, поэтому трудно предположить, чтобы вс эти достоинства не имли вліянія на женщину умную, страстную и съ дтства пріученную къ грубому полу-восточному обращенію казаковъ. Марьяна любила Губкова той понятной земной любовью, которая состоитъ въ желаніи всегда видть предмета своей любви и принадлежать ему. Боже мой! Какого мннія будутъ обо мн вс писатели, изощрявшіеся столько времени разбирать различные оттнки любви, когда я скажу, что не понимаю другого рода любви, который мн даже кажется единственнымъ, ежели не самымъ возвышеннымъ и поэтическимъ. то по крайней мр самымъ честнымъ и откровеннымъ. Марьяна любила со всей искренностью и силой женщины простой, доброй и трудолюбивой.

Только дв равносильныя причины удерживали ее: страхъ грха — староврк любить православнаго — и постоянные трудъ и усталость, не допускавшіе искушенія до ея неиспорченнаго, хотя и пылкаго сердца.>

Глава 3-я. Встрча. [40]

Было около полдня, когда все остававшееся народонаселеніе въ станиц — старики, неслужащіе льготные казаки, бабы, двки, дти — высыпало на поляну, чтобы встртить за оградой похожихъ— сотни возвращавшихся изъ похода мужей, отцовъ, дтей, братьевъ.

40

Перед этой главой набросаны другим почерком (очевидно, несколько позже) конспективные фразы, уже имеющие в виду форму изложения от первого лица: Что будетъ, я не знаю, хорошо, что я ушелъ въ походъ.

Вс собрались, какъ на радость, а въ душ каждаго болзненно боролась надежда со страхомъ.

Не разъ прислушивались они во время похода къ дальнимъ орудейнымъ выстрламъ зa Терекомъ и не разъ мысль о томъ, на чью долю выпадетъ нынче жребій несчастья? заставляла сжиматься каждое сердце.

Съ правой стороны яркозеленаго луга, перерзаннаго дорогой, по которой ждали казаковъ, разстилалась гладкая степь, заканчивающаяся бурунами (песчаными буграми ногайскаго кочевья), съ лвой стороны зеленли низкіе, только что одвшіеся виноградные сады, надъ которыми кое-гд возвышались рзко выдающіяся на прозрачно-голубомъ неб группы высокихъ, стройныхъ тополей и раскидистыхъ фруктовыхъ деревьевъ. За садами мстами виднлась серебристая полоса Терека и покрытый сплошнымъ лсомъ первый уступъ Чеченскихъ горъ. —

Весеннее солнце, стоявшее высоко на чистой лазури неба, свтило ярко и согрвало свжія испаренія оживавшей земли носившіяся въ воздух. Воздухъ, въ которомъ весело вились хохлатые жаворонки и медленно поводя хвостомъ плавали черные орлы и коршуны, былъ совершенно неподвиженъ и до того прозраченъ, что очертанія лсистыхъ горъ были видны съ поразительной ясностью, хотя находились на такомъ разстояніи, что огромныя деревья казались мелкими кустами. —

Старыя казачки, поставивъ около себя кувшины съ чихиремъ и узелки съ рыбой и лепешками, которые они принесли съ тмъ, чтобы съ хлбомъ солью встртить похожихъ,расположившись на трав, разговаривали между собой. Молодыя бабы и двки въ лучшихъ канаусовыхъ бешметахъ, въ ярко-цвтныхъ рубашкахъ и головныхъ платкахъ, которыми до самыхъ глазъ закутаны большей частью красивыя, свжія, оригинальныя лица, и льготные парни — казаки, и писаря въ обшитыхъ галунами зипунахъ и сапогахъ

съ каблуками составляли другую группу. Писаря и вообще казаки, служащіе въ правленьяхъ по письменной части и отличающіеся всегда щегольствомъ, политичностью и особенной манерою краснорчиво выражаться, бойко поплевывая шелуху смячекъ, балагурили и заигрывали съ двками.

Старики — почетные — въ простыхъ черныхъ или срыхъ зипунахъ, обшитыхъ тесемками, и старенькихъ попахахъ, съ сдыми бородами и выразительными лицами, облокачиваясь на палки, съ достоинствомъ останавливались то подл той, то подл другой группы. — Мальчишки и двчонки, чтобы не терять время, собравшись немного въ сторон, зажигали— играли въ лапту. —

Но вотъ кто-то замтилъ по дорог подвигающееся облако пыли и вс глаза обратились по этому направленію. Слышно: стрляютъ, поютъ, и вотъ изъ-за облака пыли выдается быстро подвигающаяся черная точка. Это казакъ скачетъ......

Вся толпа нетерпливо подвигается ему навстрчу и онъ не успваетъ отвчать на вопросы, которыми со всхъ сторонъ осыпаютъ его. —

— «Здорово, родной,» кричитъ, высовывая изъ-за плеча молодой казачки свое сморщенное лицо, высокая старуха: «что мой старикъ идетъ?»

— «Идетъ, бабука».

— «А Михайлычь?»

— «А батяка Васька?»

— «Идутъ, вс идутъ».

— «А что Кирка пришелъ?» спокойно спрашиваетъ сдой старикъ, съ достоинствомъ проходя черезъ толпу и равнодушно прищуривая глаза. —

— «Богъ миловалъ: пришелъ живъ-здоровъ, ддука.»

Старикъ снимаетъ шапку, набожно кладетъ крестъ на свою впалую грудь и медленнымъ шагомъ отходить въ сторону......

Громче слышны звуки казачьей псни и безпрестанные выстрлы. Слышны даже частые удары плетью и топотъ усталыхъ коней. Казаки и казачки уже по цвту лошадей, зипуновъ, шапокъ узнаютъ тхъ, кого съ надеждой и страхомъ ищутъ въ этой подвигающейся толп.

Сотня казаковъ въ запыленныхъ, изорванныхъ зипунахъ, разноцвтныхъ попахахъ, съ ружьями зa плечами, сумками и свернутыми бурками за сдлами, на разномастныхъ, худыхъ и частью хромыхъ и раненныхъ лошадяхъ подвигается по дорог. — Нкоторые казаки, уже успвшіе выпить въ станицахъ, которые проходили, пошатываясь на сдл, выскакиваютъ впередъ, възжаютъ въ толпу казачекъ, цлуютъ женъ, здороваются со всми и, не слзая съ коней, принимаются за чапурки, налитыя родительскимъ, которыя съ радостью на лиц подносятъ имъ. Сотникъ и офицеры слзаютъ съ лошадей, казаки слдуютъ ихъ примру. На всхъ лицахъ сіяетъ радость, вс спрашиваютъ, пьютъ, смются, разсказываютъ.

<Выраженіе радости въ первую минуту свиданія всегда бываетъ какъ то неловко и глупо. Языкъ противъ воли говоритъ разсянныя, равнодушныя слова, тогда какъ взглядъ блеститъ истиннымъ чувствомъ и радостью. Во всей этой шевелящейся, смющейся и говорящей толп ни въ комъ не встртишь истиннаго выраженія радости: хохотъ, пьянство, грубыя шутки, толкотня волнуютъ пеструю толпу, придавая ей характеръ грубаго веселья.>

«Гм, вдьмы!» кричитъ, молодецки подбоченившись, раненный въ ногу казакъ двкамъ, которыя, шушукая между собой, поглядываютъ на него: «прійди, поцлуй меня, давно не видались. Чай соскучились безъ меня», прибавляетъ онъ, подходя къ нимъ. —

«Что съ женой не здоровкаешься, смола!» отвчаетъ худощавая, самая некрасивая, и бойкая изъ двокъ. —

— «Кормилецъ ты мой, родной ты мой, соколъ ясный, братецъты мой!» со слезами радости на глазахъ, сложивъ руки, приговариваетъ старуха, глядя на безбородаго казаченка — своего сына, который, не обращая на нее вниманія, отирая мокрыя губы, передаетъ жен пустую чапурку.

— «Дай теб Господи сходимши въ походъ благополучія въ дому и отъ Царя милости заслужить», задумчиво говорить пьяный старикъ, который уже минутъ пять держитъ въ трясущейся рук полную чапурку и все приговариваетъ.