Полное собрание стихотворений

Кленовский Дмитрий Иосифович

На воротах для странников

Ты, что так долго шел один с самим собою, О странник дорогой, будь гостем здесь - от зноя Под нами отдохни. Смахни с усталых ног Пыль гордостью твоей испытанных дорог И снова стань таким, каким ты был, когда ты Свой дом покинул, юностью богатый, Боясь лишь одного - что поздно вышел в путь. Заря умеет ласково прильнуть И к светлым хижинам, и к сумрачным могилам, И все утра для тех, кто знает вечер, милы. Забудь и трудный путь, и темные леса, И колкие шипы, и листьев голоса, И пепел долгих дней, истлевших под руками. Сними намокший плащ, тяжелый за плечами. Сломай

и посох свой и флягу, - или нет: Отдай их тем, кто в жизнь ушли тебе вослед, Кто по пустым полям и отмелям проходят И след твоей ноги в сыром песке находят. Молись, чтоб небо им звездами расцвело, Затем, что вечер уж, хотя еще светло, И пахнет теплотой дурманящей и влажной. И свой привет пошли тем юным и отважным, Что, не страшась путей, намеченных едва, Уходят в жуткий час, когда кричит сова.

На воротах для нищих

И осень и зима равно суровы к нищим, Что бродят по дорогам и кладбищам, Напрасно пробуя разжалобить людей. Мы стынем и дрожим от ветра и дождей, От стужи мерзнем мы, закутавшись в лохмотья, И лают псы на нас из каждой подворотни, Прохожие в лесу боятся встретить нас. А мы добры меж тем, затем, что мы не раз Зеленых тростников слыхали в ветре пенье И в небе стольких звезд видали пробужденье И гибель стольких солнц тяжелых в бездне вод. Бродя среди камней, мы не находим тот, Что стать бы смог для нас камином иль порогом. Шипы нас стерегут и ранят по дорогам. Изнеможенные, идем во тьму из тьмы, Из всех отверженных - отверженные мы. И ты, о город злой, напыщенный и сытый, Купцу, наложнице и воину открытый, Нам в злобной гордости ты закрываешь вход Железом и свинцом окованных ворот. Будь проклят: уходя, тебе мы кинем с бранью Хлеб твоего скупого подаянья.

Другие переводы

Из Максима Рыльского

* * *

А где-то есть певучий Лангедок, Поля и рощи Франции веселой, Где в солнце тонет каждый городок И в виноградниках зеленых села. И есть Марсель, где воздух чист морской, И есть Париж, мудрец с душой гамена, И Тараскон, где в день счастливый свой Нам рассказал Додэ про Тартарена. И остров есть, что осиял Шекспир, Где Диккенс улыбался сквозь туманы, Пока в Сибири длился снежный пир И в глубь Сахары плыли караваны. О, милый мир! О, виноградный сад, Сходящие смеющиеся пары! Благословен да будет виноград - Осенний плод весеннего пожара!

* * *

В горах, среди утесов и снегов, Откуда жизнь людская не видна нам, На небе выступает из тумана Сосновый сруб, убежище орлов. Пока метель наносит свой покров И в черном гневе мечутся бураны, Мы здесь играем в кости, варим плов И допиваем не спеша стаканы. Когда-то, - так нам говорит поэт, - В такую ночь здесь отдыхал Манфред, Чтоб снова в бой вступить с Непобедимым. Так мы, - лишь день проснется молодой, - Уйдем в свой путь по пропастям и льдинам, Чтоб в кости перекинуться с судьбой.

* * *

В

полдневный час, в день сбора винограда Ее он встретил. Торопя мула, Она обратно ехала из сада, Свежа, как сад, как счастье - весела. И он спросил: «Какая бы награда Тебя приворожить ко мне могла?» Она ж в ответ: «Свети с утра лампаду Киприде доброй».
– Хлыст свой подняла, Ударила мула с веселым криком, И тот, смешно прижавши уши, мигом Умчал ее. Лишь вьется пыль, как дым. А он стоял, - лишь сердце билось, радо, - И молвил: «Хорошо быть молодым В полдневный час, в день сбора винограда».

* * *

Розы покрыли, как снег, наше брачное ложе. Киприда С цоколя радостный наш благословляет союз. Мы принесем ей дары: золотистые, сладкие смоквы, Спелый, сквозной виноград и молодых голубей. Солнце утонет в волнах. Лепестки ароматнее станут. Руки касаются рук, уст ожидают уста. Дай же, богиня, нам быть совершенными в нежности нашей, В благословенную ночь мудрого сына зачать.

Из Анри де Ренье 

 * * *

И день окончился той желтою луною, Что медленно плывет меж тонких тополей, В то время как еще доносится порою Шуршанье тростника и запах трав с полей. Могли ли думать мы, когда дорогой длинной Изнеможенные, брели рука в руке, Могли ли думать мы, когда в степи пустынной Мы оставляли след кровавый на песке, Могли ли думать мы, когда любовь, как пламя, Нас обреченностью мучительною жгла, Когда погас в руках огонь, хранимый нами, Что станет к вечеру легка его зола?! И этот долгий день, что отошел к покою И веет шорохом и запахом с полей, Окончится для нас той желтою луною, Что медленно плывет меж тонких тополей…

О вечной тайне бытия

Безумно сказочно, мучительно светло

Мне кажется всегда все то, что мной любимо.

Д. Кленовский

«Последний акмеист», «последний царскосел», «последний поэт серебряного века» - так называли Д.И.Кленовского современники, собратья по перу. Говоря о его поэзии, критики прежде всего отмечали ее глубину и цельность миросозерцания, некоторые даже упрекали в приверженности одной теме. Сам Кленовский считал это скорее достоинством и с явной обидой писал Маркову 12 мая 1959 года:

«Вы называете меня поэтом одной темы и делаете это словно бы и не в порицание, но все-таки слегка в укор. Так же высказался и Моршен, которому хочется от меня “большего разнообразия”. При оценке поэзии (именно поэзии!) это очень распространенный критический упрек, который меня всегда удручает. Как будто большинство наших поэтов не были поэтами одной темы! А если тема так объемиста, что она охватывает все то, чем дышит человек - его отношение к жизни, смерти, Богу, вселенной, - то чем же плоха эта “одна” тема?» [5] .

5

«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И.Кленовского В.Ф.Маркову 1952–1962 гг./ Публ. Олега Коростелева и Жоржа Шерона // Диаспора: Новые материалы. Вып. II. СПб.: Феникс, 2001. С.661. Далее: Письма Кленовского Маркову.

Этой теме Кленовский остался верен до последних дней своей жизни. Любовь ко всему сущему на земле и на небе, радость жизни и противостояние всем невзгодам, терпение и терпимость, удивление и восхищение тайнами бытия и желание познать эти тайны - вот самое главное в поэзии Кленовского. Все это он хотел донести до своих читателей, желая, чтобы и они горячо полюбили все сущее и за краткий срок, отпущенный нам на земле, насладились всеми богатствами прекрасного мира.

Надо успеть насмотреться, налюбоваться, наслушаться и надышаться, пока мы «здесь», а «там» все таинственно и не ясно, что нас ждет.