Полное собрание стихотворений

Фет Афанасий Афанасьевич

1854

Боги Греции

Как еще вы правили вселенной И забав на легких помочах Свой народ водили вожделенный, Чада сказок в творческих ночах, Ах, пока служили вам открыто, Был и смысл иной у бытия, Как венчали храм твой, Афродита, Лик твой, Аматузия! Как еще покров свой вдохновенье Налагало правде на чело, Жизнь полней текла чрез всё творенье; Что и жить не может, всё жило. Целый мир возвышен был убором, Чтоб прижать к груди любой предмет; Открывало посвященным взорам Всё богов заветный след. Где теперь, как нам твердят сторицей, Пышет шар, вращаясь без души, Правил там златою колесницей Гелиос в торжественной тиши. Здесь на высях жили ореады, Без дриад — ни рощи, ни лесов, И из урны радостной наяды Пена прядала ручьев. Этот лавр стыдливость девы прячет, Дочь Тантала в камне том молчит, В тростнике вот здесь Сиринкса плачет, Филомела в рощи той грустит. В

тот поток как много слез, Церера, Ты о Персефоне пролила, А с того холма вотще Цитера Друга нежного звала. К порожденным от Девкалиона Нисходил весь сонм небесный сам: Посох взяв, пришел твой сын, Латона, К Пирриным прекрасным дочерям. Между смертным, богом и героем Сам Эрот союзы закреплял, Смертный рядом с богом и героем В Аматунте умолял. Строгий чин с печальным воздержаньем Были чужды жертвеному дню, Счастье было общим достояньем, И счастливец к вам вступал в родню. Было лишь прекрасное священно, Наслажденья не стыдился бог, Коль улыбку скромную камены Иль хариты вызвать мог. Светлый храм не ведал стен несносных, В славу вам герой искал меты На Истмийских играх венценосных, И гремели колесниц четы. Хороводы в пляске безупречной Вкруг вились уборных алтарей. На висках у вас венок цветочный, Под венцами шелк кудрей. Тирсоносцев радостных эвое Там, где тигров пышно запрягли, Возвещало о младом герое, И сатир и фавн, шатаясь, шли. Пред царем неистово менады Прославлять летят его вино, И зовут его живые взгляды Осушать у кружки дно. Не костяк ужасный в час томлений Подступал к одру, а уносил Поцелуй последний вздох, и гений, Наклоняя, факел свой гасил. Даже в Орке судией правдивым Восседал с весами смертной внук; Внес фракиец песнью сиротливой До Иринний грустный звук. В Елисей, к ликующему кругу Песнь слетала землю помянуть, Обретала верность вновь подругу, И возница находил свой путь. Для Линоса лира вновь отрада, Пред Алцестой дорогой Адмет, Узнает Орест опять Пилада, Стрелы друга Филоктет. Ждал борец высокого удела На тяжелом доблестном пути; Совершитель дел великих смело До богов высоких мог дойти. Сами боги, преклонясь, смолкают Пред зовущим к жизни мертвецов, И над кормчим светочи мерцают Олимпийских близнецов. Светлый мир, о где ты? Как чудесен Был природы радостный расцвет! Ах, в стране одной волшебных песен Не утрачен сказочный свой след! Загрустя, повымерли долины, Взор нигде не встретит божества, — Ах, от той живительной картины Только тень видна едва! Всех цветов душистых строй великой Злым дыханьем севера снесен, Чтоб один возвысился владыкой, Мир богов на гибель осужден. Я ищу по небу, грусти полный, Но тебя, Селена, нет как нет! Оглашаю рощи, кличу в волны, — Безответен мой привет. Без сознанья радость расточая, Не провидя блеска своего, Над собой вождя не сознавая, Не деля восторга моего, Без любви к виновнику творенья, Как часы, неоживлен и сир, Рабски лишь закону тяготенья, Обезбожен, служит мир. Чтоб плодом назавтра разрешиться, Рыть могилу нынче суждено; Сам собой в ущерб и в ширь крутится Месяц всё на то ж веретено; Прваздно в мир искусства скрылись боги, Бесполезны для вселенной той, Что, у них не требуя подмоги, Связь нашла в себе самой. Да, они укрылись в область сказки, Унося туда же за собой Всё величье, всю красу, все краски, А у нас остался звук пустой. И взамен веков и поколений Им вершины Пинда лишь на часть; Чтоб бессмертным жить средь песнопений, Надо в жизни этой пасть.

(февраль 1878)

Из Кернера

Москва

Как высоки церквей златые главы, Как царственно дворцы твои сияют! Со всех сторон глаза мои встречают И гордый блеск, и памятники славы. Но час твой бил, о город величавый! Твои граждане руку подымают, Трещит огонь, и факелы пылают, И ты стоишь в горячей ризе лавы! О, пусть тебя поносит исступленье: Ломитесь башни, рушьтеся палаты! То русский феникс, пламенем объятый, Горит векам… Но близко искупленье; Уже под клик и общие восторги Копье побед поднял святый Георгий.

1843

Из Уланда

Бертран де Борн

На утесе том дымится Аутафорт, сложен во прах, И пред ставкой королевской Властелин его в цепях. «Ты ли, что мечом и песней Поднял бунт на всех концах, Что к отцу в непослушанье У детей вселил в сердцах? Тот ли здесь, что выхвалялся, Не стыдяся никого, Что ему и половины, Хватит духа своего? Если мало половины, Призови его всего Замок твой отстроить снова, Снять оковы с самого». «Мой король и повелитель, Пред тобой Бертран де Борн, Что возжег единой песнью Перигорд и Вентадорн, Что у мощного владыки Был в глазу колючий терн, Тот, из-за кого гнев отчий Короля пылал как горн. Дочь твоя сидела в зале С ней был герцог обручен, И гонец мой спел ей песню, Мною песне обучен, Спел, как сердце в ней гордилось, Что певец в нее влюблен, И убор невесты пышный Весь слезами стал смочен. В бой твой лучший сын воспрянул, Кинув долю без забот, Как моих воинских песен Гром донес к нему народ. На коня он сел поспешно, Сам я знамя нес вперед. Тут стрелою он пронзенный У Монфортских пал ворот! На руках моих он, бедный, Окровавленный лежал, Не от боли, — от проклятья Он отцовского дрожал. Вдаль к тебе он тщетно руку На прощанье простирал, Но твоей не повстречавши, Он мою еще пожал. Тут, как Аутафорт мой, горе Надломило силача: Ни вполне, ни вполовину, Ни струны и ни меча. Лишь расслабленного духом Ты сразил меня сплеча; Для одной лишь песни скорби Он поднялся сгоряча». И король челом поникнул: «Сына мне ты возмутил, Сердце дочери пленил ты — И мое ты победил. Дай же руку, друг сыновний, За него тебя простил! Прочь оковы! — Твоего же Духа вздох я ощутил».

1882

Из Рюккерта

«Если ты меня разлюбишь…»

Если ты меня разлюбишь, Не могу я разлюбить; Хоть другого ты полюбишь, Буду всё тебя любить; Не в моей лишь будет власти, За взаимность вашей страсти, И его мне полюбить.

(1856?)

«Пусть бы люди про меня забыли…»

Пусть бы люди про меня забыли, Как про них забыл я совершенно, Чтоб с тобой мы так же мирно жили, Как желаю я им жить блаженно. Пусть бы им мы так же были нужны, Как нам ими нужно заниматься, Хоть, как мы, они бы жили дружно, Иль дрались, коль есть охота драться.

(1865?)

«Как мне решить, о друг прелестный…»

Как мне решить, о друг прелестный, Кто властью больше: я иль ты? Свободных песен круг небесный Не больше царства красоты. Два рая: ты — в моем царица, А мне — в твоем царить дано. Один другому лишь граница, И оба вместе лишь одно. Там, где любовь твоя невластна, Восходит песни блеск моей; Куда душа ни взглянет страстно, Разверсто небо перед ней.

(1865?)

«У моей возлюбленной есть украшенье…»

У моей возлюбленной есть украшенье, В нем она блаженна в каждое мгновенье, Всем другим на зависть, мне на загляденье. У моей возлюбленной есть украшенье, В нем связали страсть моя и вдохновенье С золотом и самоцветные каменья. У моей возлюбленной есть украшенье, В нем она должна, ее такое мненье, И восторг встречать и даже огорченье. У моей возлюбленной есть украшенье, В нем она предстать желает в погребенье Так же, как была в нем в обрученье.

(1865?)

«И улыбки, и угрозы…»

И улыбки, и угрозы Мне твои — всё образ розы; Улыбнешься ли сквозь слезы, Ранний цвет я вижу розы, А пойдут твои угрозы, Вспомню розы я занозы; И улыбки, и угрозы Мне твои — всё образ розы.

(1865?)

«Не хочу морозной я…»

Не хочу морозной я Вечности, А хочу бесслезной я Младости, С огненным желанием, Полной упованием Радости. Не лавровой веткою Я пленен, Миртовой беседкою Окружен; Пусть бы ненавистную Ветку кипарисную Ждал мой сон.

(1865?)

Из Мерике

«Будь, Феокрит, о прелестнейший, мной упомянут с хвалою…»

Будь, Феокрит, о прелестнейший, мной упомянут с хвалою. Нежен ты прежде всего, но и торжествен вполне. Ежели граций ты шлешь в золотые чертоги богатых, Босы они, без даров, снова приходят к тебе. Праздно сидят они снова в убогом доме поэта, Грустно склоняя чело к сгибу остывших колен. Или мне деву яви, когда в исступлении страсти, Юноши видя обман, ищет Гекату она. Или воспой молодого Геракла, которому служит Люлькою кованый щит, где он и змей задушил. Звучен триумф твой! Сама тебя Каллиопа венчает; Пастырь же скромный, затем снова берешь ты свирель.

(1864)

«Как красив на утренней заре…»

Как красив на утренней заре Птичий след по снегу на горе! Но красивей милая рука Мне чертит письмо издалека. В небеса высок у цапли взлет: Ни стрела, ни пуля не доймет; Во сто раз и выше, и быстрей Мысль летит к избраннице своей.

(9 августа 1888)

Покинутая девушка

Чуть петухи кричать Станут зарею, У очага стоять Мне над золою. Брызжут с огней моих Искры, — невольно Я загляжусь на них… Станет так больно… Вот срель мечты моей Помысл явился, Что эту ночь, злодей, Ты мне приснился, — Слезы текут ручьем… Вот показался День за минувшим днем… Хоть бы кончался!

(13 августа 1888)