Полнолуние для магистра
Шрифт:
Глава 12
«Ещё немного, — твердила себе Лика. — Вот сосчитаю до десяти и встану. Хватит дурака валять, пора за работу!»
Наверное, Нил Армстронг перед первым шагом на Луне так не волновался. Теперь, когда рассосались страхи недавних дней, когда стало ясно, что Лерка не просто жив-живёхонек, но собирается оставаться таковым великое множество лет; когда отпустило, и пришла пора взглянуть объективно на всё — хождение по Межмирью, собственный Дар, договор со скроухами — Лике стало страшно. Справится ли она? Это ж… всё равно, что в тот самый бабушкин колодец ухнуть, добровольно, не зная толком, какая там глубина… и вообще — умеешь ли ты плавать? И есть ли там вода? А то ведь может статься, что просто расшибёшь себе голову…
Но брат жив. Исцелён. Теперь она в лепёшку расшибётся, но скроухам вернёт долг. И точка.
Не открывая глаз, она рывком села на постели, потрясла головой и, наконец, разжмурилась.
Насколько же её нынешняя палата, больше напоминавшая жилую комнату, отличается от реанимационной, напичканной аппаратурой, датчиками и проводами, в которой недавно лежал Валерий! Контраст необыкновенный. Какая пропасть между мирами, и не только в пространстве и времени! Наверное, лет через двести, в здешнем двадцать первом веке, эта разница увеличится ещё больше; вот только какой из миров пойдёт на опережение? Мир ли технократии, почти выбравший ресурсы, по мнению ученых, или общество, в котором узаконенная магия повернулась лицом к прогрессу?
Не так давно в разговоре с помощником профессор Диккенс упомянул, что получил телеграмму от друга. Но, по идее, телеграфного сообщения здесь ещё не должно быть! В Ликином мире оно появилось в середине викторианской эпохи; а здесь и сейчас — предшествующее правлению королевы Виктории Регентство. И тоже не факт, что одно к одному с земным.
В нашей старой доброй Англии времён Джейн Остин, Чарльза Диккенса и лорда Байрона принца-регента не особо-то уважали. Он служил постоянной мишенью для сплетен и газетных карикатур, пользовался дурной славой обжоры и бабника… вернее, гурмана и сластолюбца; имел нескольких сменяющих друг друга любовниц и одну постоянную. Зато при нём герцог Веллингтон окончательно разбил Наполеона. На улицах Лондона появился первый общественный транспорт — омнибусы; проложена первая в мире железная дорога… ммм… кажется, по маршруту «Манчестер-Ливерпуль». Власть же самого регента, а впоследствии короля, становилась всё более номинальной, отходя в тень Парламента и Палаты лордов.
А как обстоят дела в этом мире? Что творится в политике, в умах горожан, на улицах и в домах? Как вела себя Госпожа История и допускала ли ещё какие-то выверты, помимо досрочного появления технических новинок? Да и магическая война, о которой рассказывал Яша, как, впрочем, и само наличие магии в этом мире — безусловно, наложили отпечаток на развитие… Впервые с момента попадания в чужое тело в Лике проснулось любопытство. Может, и не совсем уместное, но вполне объяснимое: с детских лет она обожала исторические романы и исследования. Ну да, таких, как она, насмешливо-ласково звали «ботаниками», но кому-то нужно быть чудаком среди практичных людей!
Думала ли она, что однажды её втянет в самое настоящее «погружение в эпоху»?
Словно впервые, оглядела комнату, в которой прожила несколько дней.
Высокое окно в переплёте с мелкой расстекловкой. Широкий низкий подоконник с подушечкой для сиденья. Её постель, узкая, как называли в старых книгах — «девичья», правда, без пресловутого балдахина, зато с двумя большими подушками, чтобы можно было спать полусидя-полулёжа. Неподалёку, у стены, обитой узорчатой тканью — комод, на нём таз для умывания и кувшин с водой. У противоположной стены столик с письменными принадлежностями, боже мой, с перьями и чернильницей! Крохотная этажерка, пустая, разве что на верхней полке полученный от сестры Эмилии Катехизис. Стул с высокой спинкой. Камин, загороженный решёткой-экраном. Рядом с камином — ширма, за которой угадываются дверцы небольшого шкафа.
— Знакомишься заново? — спросили сзади насмешливо-печально.
Лика стремительно обернулась.
— Сквикки!
Скроушка прикрыла глазищи. Потопталась на планке изголовья. Вздохнула.
— Прости, Старшая, что не оказываю должного почтения… Мне больно видеть тебя и знать, что моя Лика на самом деле далеко отсюда Я хочу к ней, но должна оберегать её телесную оболочку. Прости. Я, должно быть… немного ревную и сержусь, хоть и не имею права сердиться, ведь ты явилась найти моих птенцов! Моё сердце всегда будет принадлежать моей Лике. А с тобой я из чувства долга и благодарности.
— Понимаю, — ответила Лика, удивляясь и собственному спокойствию, и волнению, звучащему в приятном, но чуть подрагивающем голосе птицы. — Сквикки, ты вовсе не обязана меня любить. Но мы ведь можем быть просто подругами. Впрочем, на то, чтобы подружиться, нужно время, поэтому прямо сейчас я предлагаю сотрудничество, уважение и взаимную помощь. Годится?
Сквикки внимательно и долго смотрела ей в глаза.
— Странно. Ты — не моя, но я чувствую твою искренность и симпатию. Ты… — Она даже поперхнулась от изумления. — Ты что, действительно хочешь меня обнять?
— Хотя бы погладить, — виновато ответила Лика. — Я очень люблю вас, совушек.
— …И вообще всех люблю, — бормотала она позже, поглаживая пёструю голову, выступающие на ней перья, ошибочно принимаемые людьми за птичьи ушки, мягкую спинку. — Птиц люблю. Собак. Кошек. Вечно мама меня ругала за то, что тащу домой всех обиженных, выкинутых на улицу; а они меня будто чуяли…
Сквикки блаженно жмурилась у неё на коленях.
— Потому что с тобой хорошо. Ты нас понимаешь. Ты — Говорящая, хоть и родилась в другом мире… Кажется, я всё-таки смогу с тобой подружиться по-настоящему.
— Скорее всего, она Говорящая, хоть и родилась в другом мире.
Рихард Нэш, невозмутимый, как обычно, являл собой полную противоположность раннему гостю профессора Диккенса. Магистр Ордена Полнолуния восседал в своём кресле величественно, как на троне. Гость же ни секунды не оставался спокоен: то теребил цепочку от часов, то оправлял манжеты, то стискивал в пальцах карандаш, прихваченный со стола, а потом нервно отбрасывал. Младший Магистр говорил ровно, с неким оттенком равнодушия, словно объяснял заурядные, всем известные вещи; сэр Оливер Грэхем, граф Честерский, возражал отрывисто, резко. Временами его тонковатый для мужчины голос срывался на фальцет.
— Но почему, Магистр, вы упорно отказываетесь признать самое простое объяснение — что девочка унаследовала свой Дар от деда, тоже Говорящего? Ведь это наверняка он подарил ребёнку драгоценного скроуха; уж не знаю, где он им обзавёлся… Но разве это не естественно: надеяться, что придёт время — и во внучке проснётся родовая магия? Я слышал, что чем раньше приставишь к ребёнку будущего фамильяра, тем лучше. И вот теперь, когда Ангелика очнулась, эта птица, невесть где скрывавшаяся, почувствовала её и прилетела! Ведь это очевидно!