Полнолуние для магистра
Шрифт:
Такое неподдельное отчаянье было в последних словах, что дворецкий едва не сбежал со своего поста. Однако собрался с силами и вновь обратился в слух. Он даже представил графа Оливера, как если бы тот стоял сейчас перед большим ростовым зеркалом в углу кабинета…
Немногочисленные избранные, допущенные в святая святых хозяина, не удивлялись его причуде и даже не думали шутить насчёт несвойственного мужской природе кокетства, с уважением относясь к пристрастию графа поддерживать свой безупречный образ. Мало кто знал, что в детстве и юности лорд Оливер слегка заикался, а оттого, даже избавившись от своего недостатка, затруднялся выступать с речами при большом скоплении людей. Знаменитый трагик Эдмунд Ким, при своей неприязни к высшему обществу, из всех лордов, по его словам, «признающий только лорда Байрона», по необъяснимой причине согласился дать графу Честерскому несколько уроков декламации и актёрского мастерства, а заодно посоветовал пользоваться зеркалом, как самым строгим и беспристрастным критиком. С той поры оно неизменно занимало специально отведённое для него место, а с тяжёлой резной рамы сам дворецкий благоговейно смахивал пыль особым опахальцем.
Сэр Оливер репетировал перед зеркалом речи, заготовленные для произнесения в Палате лордов. Но чтобы просто разговаривать и делиться сокровенным с оным «беспристрастным критиком»?.. Бывало, конечно, но крайне редко. Значит, припекло.
И вдруг старый дворецкий вздрогнул. Сперва ему показалось, что хозяин шепнул сам себе c каким-то злым нетерпением:
— Так всё же она это или не она? Ангелика — или подселенка?
И тотчас вскрикнул болезненно:
— Ах, я не знаю! Не знаю!
— Так собери последний умишко и подумай, не будь размазнёй! Мне нужен чёткий ответ, а ты полдня здесь актёрствуешь… Скажи точно: да или нет? Следуй фактам, а не своим жалким чувствам, которые лишь мешают объективности. Ну же?
Барри затаил дыхание.
Что это?
Неужели хозяин беседует сам с собой, чтобы в своеобразном диалоге с внутренним «Я» докопаться до истины? Бывало с ним такое, как он сам однажды признался встревоженному старику, заставшему его однажды за подобным занятием. Нет, это не сумасшествие и не раздвоение личности, это такой определённый актёрский приём, с которым с ним когда-то тоже поделился великий трагик. Когда артисту надо сформировать образ персонажа, всю его прошлую жизнь, не попавшую на страницы пьесы, то через подобную технику вопросов и ответов воссоздаётся суть воображаемой личности. А в реальной жизни, дескать, этот способ помогает выявить истинную причину какого-то расстройства или тревоги. Может, оно и так, но дворецкий всегда относился к подобным опытам скептически. И сейчас с тяжестью на сердце подумал, что нелишне будет приглядеть за сэром Оливером тщательнее, приставить человечка, чтобы отследил, как хозяин ведёт себя на людях, не проявляет ли иных странностей, уж вовсе не походящих на приёмы…
— Это не она, — после паузы быстро забормотал граф. — Не она, клянусь тебе, Тео…
Шипение, похожее на змеиное, прервало его почти бессвязную речь.
— Не смей называть меня по имени! Я ведь предупреждал!..
Короткий вскрик боли. Униженное:
— Прости, я не хотел. Я так взволнован…
Чувствуя, как от ужаса леденеет где-то в подреберье, дворецкий прислонился к стене.
Тео! Он сказал — Тео!
Не может быть.
— Не лги мне, — продолжал тем временем голос неизвестного собеседника, всё более непохожий на графский: более твёрдый, более жёсткий… Странно, но тембр, чуть высоковатый для мужчины, срывающийся иногда на фальцет, оставался прежним. — Последний раз спрашиваю: она это или не она?
Послышался тяжкий вздох.
Голос графа подрагивал.
— Должно быть, я слишком страстно желаю, чтобы эта девушка оказалась настоящей Анге…
— Не мямли!
— Но я и в самом деле… Нет, не она.
Опять повисло молчание.
— Уверен?
От угрозы в кратком слове вздрогнул даже дворецкий.
— Д-да… Да. Уверен. Сходство удивительное. Должно быть, именно оно не позволяет мне быть объективным. И в то же время… Она такая бледная, измождённая… До чего ты её довёл? Я узнал, что она была на краю гибели; и вот, оказывается…
— Я? Я довёл? Ошибаешься, драгоценный мой. Это ты её довёл до медленного сумасшествия и соскальзывания в пропасть безумия. Это тебя она боится до трясучки. Даже если её душа и впрямь покинула тело — страх, страх уже не покинет его, он врос в неё корнями! При виде твоей до сих пор смазливой физиономии, при звуках голоса даже подселенка будет вздрагивать от беспричинного, казалось бы, страха, дорогой мой Оливер. Впрочем… — На смену злорадству пришло спокойствие с едва обозначенной угрозой. — Я всё же навещу её сам. Попугаю немного, пожалуй, но заодно и выясню всё окончательно. Не нравится мне, как ты себя ведёшь. Уж не стараешься ли ты выгородить свою любимицу, а?
— Не смей её трогать!
— А то что? Что ты мне сделаешь?
— Ты чудовище! — пробормотал граф. — Ты… Хватит!
— Эй, не смей, слышишь!
Свист от движения в воздухе чего-то тяжёлого, короткий скрип…
Тяжкое дыхание загнанного в угол человека.
— Я не позволю, — вдруг отчётливо сказал лорд Оливер. В эту секунду старик Барри готов был поклясться, что хозяин и впрямь обращается к самому себе, ибо присутствие незримого собеседника, до того ощущаемое явственно, вдруг пропало. — Не позволю Довольно. Ты и так отнял у меня всё… В память об Ангелике я сделаю для девушки, на неё похожей, всё, что сделал бы для Ангелики живой, даже отвернись она от меня с презрением. Хватит. И будь что будет.
Он энергично зашагал по кабинету.
Думать. Хозяин принялся думать.
…Пробку в бутылку дворецкий смог загнать, лишь сосредоточившись на руках и подавив в них дрожь усилием воли. Затем осторожно прикрыл винный шкафчик. Отомкнул защёлку на двери.
Вовремя. В кабинете зазвенел колокольчик.
В меру энергичным шагом Барри прошествовал за угол, к кабинету, обогнул чайный столик и деликатно постучался.
— Ах, да… — послышалось изнутри. Щёлкнул открываемый замок.
Дворецкий сдержанно полонился, стараясь не глядеть на красное пятно на хозяйской щеке: точь-в-точь след от пощёчины. Зато заметил краем глаза, что зеркало развёрнуто отражающей стороной к стене.
— Вы-то мне и нужны, Барри. Вот что: срочно пригласите ко мне Аткинсона. Впрочем, нет, не посылайте за ним, а езжайте сами! Он сейчас наверняка в клубе, отговорится запиской, что придёт позже, а если к тому же начнёт играть — это надолго. Езжайте за ним лично. Пусть прихватит двух, трёх своих помощников, но будет как можно быстрее. Дело срочное. Скажите: плачу по тройному его тарифу. Вперёд, Барри, и чтоб никаких вопросов ни с твоей, ни со стороны Аткинсона!
Последнего он мог бы и не добавлять. За время службы у потомственных дворецких отпадает необходимость в уточнениях. У них, видите ли, открывается некий дар, родственный ментальному.
Барри размеренно вышагивал по направлению к людской, чтобы послать за кучером, и размышлял. Неизвестно, с кем там из зазеркалья беседовал хозяин, но его последний настрой дворецкому понравился. Ожившая, наконец, решимость в глазах. Сжатый кулак, постукивающий в ладонь, как бывало, когда его сиятельство принимал судьбоносное решение. Слегка растрёпанная шевелюра — верный признак боевого настроя…
Кем бы ни был мистический противник — сэр Оливер, похоже, надумал дать ему отпор.