Польская карта
Шрифт:
— Ты кто? — адмирал шлёпнул ладонью по шоколадным полушариям. Ух, смачно вышло.
Негра взвизгнула, вскочила на колени и испуганно сжалась, круглыми большими чёрными глазами глядя на Юрия Данилыча.
— Кто ты… фея?
— Мария. Я пойду, господин? — Она прикрылась ладошками. Так себе получилось, прикрывать нужно три места, а ладошки у девушки оказалось всего две. Некомплект.
— Ступай. А где Амалия… ммм… Фернандес?
— Готовится к свадьбе… наверное.
— Ого? Замуж выходит. Так свадьба скоро?
— Вам виднее, господин. Вам решать… — фея выпуталась из простыней и подушек и шлёпнулась, наступив, сползая с кровати, на пустую бутылку.
— Аккуратней. Ты мне живая нужна. Чего решать? — Вильстер помог негритянке подняться.
— Когда ваша с донной Амалией свадьба.
— Не продолжай. Иди. Без этих знаний тошно.
— Я принесу средство. Граф всегда, когда болеет, принимает.
— Добро. И побыстрее. Там не твое платье? — в углу какие-то пёстрые тряпки лежали.
— Благодарю вас, господин, — фея подхватила тряпки, и как была голожопой, так и выскочила из комнаты, сверкая ею. Ей? Ими?
Событие пятьдесят четвёртое
— А что будет, если выпить очень много водки?
— Будет послезавтра.
— У. Да. Ишь. Вот. И. Бля. Да. Ц. — И это не все буквы, что решил воспроизвести адмирал Вильстер.
Дальше события понеслись со скоростью бригантины, поймавшей Фордевинд всеми парусами. Быстро понеслись. Сначала пришёл боцман Семён. И принёс два фужера. Приличных таких, хоть и мутных. В одном плескался коричневый портвейн, источая ароматы дуба и юга, в другом переливался всеми цветами зелёного, в лучах проникающего в келью солнца, отвар ивовой коры, горечь даже на расстоянии во рту вызывая. После первого, который из второго фужера, адмиралу стало горько, а после второго, который источал, стало ещё горше.
— Семён, твою… Ладно. Говори, чего там с ирландскими плотниками.
— Докладаю, Ваше Превосходительство. Вы же разрешили всему экипажу «Митау» и «Принцессы Анны» сойти на берег. Они первые в очереди. Сошли, а когда вернулись на корабли, то четверых недосчитались. С «Митау». Три плотника из Курляндии и каторжник, в матросы купленный, ирландец. Тот, что с большим родимым пятном во всю щёку.
— Семён! — так не хотелось перебивать. В животе боролись два разнонаправленных ингредиента. Пока только урчали.
— Докладаю. Начали искать и оказалось, что они подкупили стражу на Бычьих воротах и отправились на местный рынок днём ещё, за вином, народ сказывает.
— Там же мусульмане. Берберы. Какое вино у мусульман? Ну, как так?! Была же команда никому за пределы крепости не выходить. — Бурление перешло в кручение, как на греческих фресках про борцов.
— Так это немцев каторжник сгоношил. Он мне сразу не понравился. Скользкий, наглый. Вонючий. Чёрный. И пятно. Это его дьявол пометил. Да, сам — сущий чёрт. Висельник.
— Остынь, боцман. А комендант крепости? Этот… А? Фернандес. Да, что граф Фернандес говорит? — чего всё время фамилия забывается у этого коменданта?
— Говорит, некогда ему, к свадьбе нужно готовиться.
— Не говори… — не успел.
— К вашей свадьбе с донной Амалией, Ваше Превосходительство.
— Семён. Ну, чего вот натворил? — Даже борцы в животе остановились и прислушались. Их же это тоже касалось. Это по ним будет неугомонная Амалия скакать.
— Вы-то? А чего дело житейская, да и красивая девушка и горяча, как печка… Кричала-то как и рычала…
— Семён!!!
— Всё! Понял, Юрий Данилович.
— Слушай, а это… Эта… Ну, фея.
— Маришка-то? Мартышка?
— Семён.
— Так она пришла у вас простыни заменить, те-то в крови были. Тоже кричала… И рычала… Вы как султан тот, про коего рассказывали давеча. С тысячей киндеров.
— Семён. Ладно. Пошли искать немцев с ирландцем.
Не, тут пришла Мария с ещё одним… м… туеском. Горшком? Стакашек такой плоский, не глубокий и в нём опять зелёное чего-то воняет.
— Пейте, господин. И быстро поправитесь. — хоть бы покраснела. Хотя, как на коричневой подкудряшечной рожице, довольно миловидной, понять, покраснела фея или нет? Когда негритянки краснеют, какой оттенок их кожа приобретает?
Бывают же чудеса, почему не поверить. Адмирал, зажмурившись, выпил гадость и, хлопнув Маришку по плечу, а потом по спине, а потом пониже спины, а потом… снова пониже спины, но подольше, пошёл искать графа… Блин. Фернадо? А, Фернандеса.
Граф был страшно рад норвежскому адмиралу, обнимал, снова обнимал, целовал, за стол усаживал и… послал, в конечном итоге.
— Нет, дорогой Юлий, ничего уже не сделать. Ваших людей похитили и уже давно продали, и перепродали, сейчас может уже в другом городе с ошейником раба и в кандалах. Смиритесь. Давайте лучше обсудим свадьбу. — И снова обнимал зятька тестюшка и целовал.
— Мы, русские, так себя не ведём. Можно людей выкупить или отбить? — не стал целоваться Вильстер.
— Конечно нет. У кого выкупить? Никто не признается. Давай лучше обсудим свадьбу…
— А обмен? — А ведь прошла голова, интересно, какое из двух зелий помогло. Или это портвейн?
— Какой обмен? — португальский граф своими коричневыми, под цвет жопы Марии, глазами выпучился на зятька.
— Да простой. Я сейчас даю команду и все моряки, вооружившись, со всех шести кораблей, сходят на берег, выходят из крепости и берут в заложники пару сотен… женщин. И убивают пару сотен мужчин. Потом вы отправляете к арабам или берберам парламентёра. Вернут мне моих четверых, и я отдам им половину женщин и не убью ещё тысячу мужчин. За вторую половину женщин они выплачивают мне десять тысяч пиастров. Если в течении двух суток они не вернут моих людей, я подплыву и обстреляю пару городов на побережье севернее. Ту же Касабланку. Мало им не покажется.
— Но! Они же потом придут и убьют меня и вашу жену, мою дочь Амалию.
— А я подожду. И сожгу все города на побережье. Они не понимают с кем связались. — Это должно быть фужер портвейна на старые дрожжи, как говорит герцог Бирон, говорил в адмирале.
— А я хочу на это посмотреть перед смертью. Наш король все церемонится с ними, идёт на уступки, и мы теряем один город за другим. А с этими неверными нужно действовать именно так, как ты и сказал, Юлий. А теперь давай обсудим свадьбу.