Поля крови. Религия и история насилия

Армстронг Карен

Ибо сердце рыцаря должно быть столь сурово и неумолимо к врагу его суверена, что ничто на свете не может смягчить его. А если он уступает страху, он уже не принадлежит к сообществу рыцарей. Он настоящий товарищ, который скорее погибнет в битве, чем не вступит в брань за господина {1044} .

Убивать врагов короля, пусть даже они христиане, есть дело ничуть не менее священное, чем убивать мусульманских врагов Христа.

Церковный истеблишмент не мог держать под контролем диссидентское христианство рыцарей. Сознавая свою неуязвимость, рыцари попросту отказывались выполнять требования Церкви {1045} . Один клирик начала XIII в. писал: «Все должны чтить их, ибо они защищают Святую Церковь и поддерживают правосудие против тех, кто хочет причинить нам зло… Наши чаши были бы похищены со стола Божия, и ничто не помешало бы этому… Добро бы не выстояло, если бы нечестивцы не страшились рыцарей» {1046} . С какой же стати рыцарям слушаться Церкви? Одни лишь их победы доказывают, что у них особые отношения с Господом воинств {1047} . Один поэт даже доказывал, что силы, сноровка, стойкость и отвага, которых требует битва, делают войну самым благородным из занятий, а рыцарей – особым высшим классом. Рыцарству, полагал один рыцарь, «научиться столь сложно, тяжко и дорого, что ни один трус его не выберет» {1048} . Сражение рыцари считали аскетической практикой, которая намного сложнее монашеских постов и бдений. Рыцарь

подлинно знал, что такое страдание: каждый день он брал крест свой и шел за Иисусом на поле боя {1049} .

1044

P. M. Matarasso, trans. and ed., The Quest of the Holy Grail (Harmondsworth, 1969), pp. 119–20

1045

Franco Cardini, ‘The Warrior and the Knight’, in James Le Goff, ed., The Medieval World, trans. Lydia C. Cochrane (London, 1990), p. 95

1046

Keith Busby, trans., Raoul de Hodence, Le roman des eles: The Anonymous Ordene de Cevalerie (Philadelphia, 1983), p. 175

1047

Richard W. Kaeuper, Holy Warrior: The Religious Ideology of Chivalry (Philadelphia, 2009), pp. 53–57

1048

A. T. Holden, S. Gregory and David Crouch, trans. and eds, History of William Marshal, 2 vols (London, 2002–06), lines 16, 853–63

1049

Kaeuper, Holy Warrior, pp. 38–49

Генрих Ланкастерский (ок. 1310–1361), герой первого этапа Столетней войны между Англией и Францией, молился о том, чтобы раны, боль, усталость и опасности боя помогли ему перенести за Христа «такие тяготы, муки и боли, какие Тебе угодно, и не затем, чтобы получить какую-то награду или загладить грехи, но только из любви к Тебе, как и Ты, Господи, сделал из любви ко мне» {1050} . Для Жоффруа де Шарни, который сражался на другой стороне, битва придавала жизни смысл. Доблесть – высшее из человеческих достижений, ибо связана с величайшей «болью, трудом, страхом и печалью». Однако она же дает «великую радость» {1051} . Монахам легче: их пресловутые страдания «ничто по сравнению» с тем, что день за днем выносит воин, «окруженный великими страхами» и знающий, что в любой момент его могут «победить, убить, взять в плен или ранить» {1052} . Сражаться за одну лишь мирскую честь не стоит, но, если рыцари будут вести брань на пути Божьем, их «благородные души вечно пребудут в раю, а их имя навеки стяжает честь» {1053} .

1050

Henry of Lancaster, ‘Book of Holy Remedies’ in A. J. Arnold, ed., Le Livre de Seyntz Medicines: The Unpublished Devotional Treatises of Henry of Lancaster (Oxford, 1940), p. 4

1051

Geoffroi de Charny, The Book of Chivalry of Geoffroi de Charny: Text, Context and Translation, trans. Richard W. Kaeuper and Elspeth Huxley (Philadelphia, 1996), p. 194

1052

Ibid., pp. 174, 176–77

1053

Ibid.

Короли, которые следовали этому рыцарскому кодексу, полагали, что и у них есть непосредственная и независимая от Церкви связь с Богом. К началу XIII в. некоторые из них настолько усилились, что бросали вызов папской власти {1054} . Это началось в 1296 г. со спора о налогообложении. Четвертый Латеранский собор (1215 г.) «освободил» клир от прямой юрисдикции мирских князей, но теперь французский король Филипп IV и английский король Эдуард I заявили о праве взымать с клира налоги в своих землях. Папа Бонифаций VIII возражал, но они упорствовали: Эдуард I лишал прав непослушных английских клириков, а Филипп IV оставил папскую казну без существенной части доходов. В 1301 г. Филипп IV даже перешел в наступление, отправив одного французского епископа под суд за измену и ересь. А когда Бонифаций VIII издал буллу Unam Sanctam («Единая святая»), настаивая на подчинении папе всех временных властей, Филипп IV послал Гийома Ногаре с отрядом наемников привезти Бонифация VIII в Париж и судить за злоупотребления! Ногаре арестовал папу в Ананьи, где тот несколько дней пробыл узником, прежде чем сумел бежать. Однако перенесенные испытания доконали Бонифация VIII, и вскоре он умер.

1054

Mastnak, Crusading Peace, pp. 233–39

В тот момент ни один король не выжил бы без поддержки папы. Однако безобразие в Ананьи убедило Климента V (понтификат в 1305–1314 гг.), преемника Бонифация VIII, избрать более гибкую политику. Он стал первым в череде французских пап с резиденцией в Авиньоне. Климент V послушно восстановил легитимность Филиппа IV, отозвав буллы, изданные против него Бонифацием VIII, а также распустил тамплиеров и дал добро на конфискацию их несметных богатств. Дело в том, что тамплиеры подчинялись не королю, а только папе, и были противниками усиления светской монархии; они воплощали идеалы папской монархии, важные некогда для крестоносцев, а потому должны были покинуть сцену. Монахов пытали, пока они не признались в содомии, каннибализме и дьяволопоклонстве; впоследствии, уже на костре, многие отказались от этих признаний {1055} . Безжалостность Филиппа IV показывала, что королевская власть может быть не менее жесткой, чем папская монархия Иннокентия III.

1055

Malcolm Barber, The New Knighthood: A History of the Order of the Templars (Cambridge, 1995), pp. 280–313; Norman Cohn, Europe’s Inner Demons: The Demonization of Christians in Medieval Christendom (London, 1975), pp. 79–101

Ошибочно думать, как некоторые ученые, что Филипп IV создал первое секулярное государство: до этого еще было далеко {1056} . Он заново придал королевской власти сакральный смысл. Такие властолюбивые короли, как он, знали, что в Европе именно король некогда был главным представителем Бога, и доказывали, что папы узурпировали королевские прерогативы {1057} . Филипп IV был теократическим правителем. Подданные называли его «полубожественным» (quasi semi-deus), а также «королем и священником» (rex et sacerdos). Его земля была «святой», а французы были новым избранным народом {1058} . В Англии также святость «перешла от крестового похода к нации и ее войнам» {1059} . Англия, говорил канцлер при открытии парламента 1376–1377 гг., есть новый Израиль; ее военные победы доказывают ее избрание Богом {1060} . При таком сакральном владычестве защита рубежей обретала сакральное значение {1061} . Солдаты, умиравшие за земное царство, подобно крестоносцам, считались мучениками {1062} . Мечты о крестовом походе и освобождении Иерусалима еще не угасли, но идеалы священной войны уже подменялись патриотизмом национальной войны.

1056

Brian Tierney, The Crisis of Church and State, 1050–1300 (Toronto, 1988), p. 172; J. H. Shennon, The Origins of the Modern European State 1450–1725 (London, 1974); Quentin Skinner, The Foundations of Modern Political Thought, 2 vols (Cambridge, UK, 1978), 1, p. xxiii; A. Fall, Medieval and Renaissance Origins: Historiographical Debates and Demonstrations (London, 1991), p. 120

1057

Mastnak, Crusading Peace, pp. 244–46

1058

J. N. Hillgarth, Ramon Lull and Lullism in Fourteenth-Century France (Oxford, 1971), pp. 107–11, 120.

1059

Christopher J. Tyerman, England and the Crusades, 1095–1588 (Chicago, 1988), pp. 324–43; William T. Cavanaugh, Migrations of the Holy: God, State and the Political Meanings of the Church (Grand Rapids, Mich., 2011)

1060

John Barnie, War in Medieval English Society: Social Values in the Hundred Years War (Ithaca, NY, 1974), pp. 102–03

1061

Mastnak, Crusading Peace, pp. 248–51; Thomas J. Renna, ‘Kingship in the Disputatio inter clericum et militem’, Speculum, 48 (1973)

1062

Ernst K. Kantorowicz, ‘Pro Patria Mori in Medieval Political Thought’, American Historical Review, 56, 3 (1951), pp. 244, 256

Часть III

Современность

Глава 9

Появление

«религии»

2 января 1492 г. «католические величества» Фердинанд II Арагонский и Изабелла I Кастильская отпраздновали победу над Гранадским эмиратом в южной Испании. Толпы ликовали, глядя на христианские знамена, развевающиеся на городских стенах, и по всей Европе торжествующе звонили колокола. Однако триумф триумфом, а европейцы еще ощущали угрозу со стороны ислама. В 1453 г. османские турки уничтожили Византийскую империю, веками прикрывавшую Европу от мусульманской агрессии. В 1480 г., через год после восшествия этих королей на престол, османы начали наступление в Средиземноморье. Гранадский эмир Абуль-Хасан захватил кастильский порт Саару. Таким образом, Испания оказалась на передовой линии войны с мусульманским миром, и многие видели в Фердинанде II мифического императора, который объединит христианский мир, победит османов и положит начало эпохе Святого Духа, когда христианство распространится до концов Земли {1063} . И в самом деле, мировое господство Западной Европы было не за горами. Однако в 1492 г. она еще сильно отставала от ислама.

1063

Felipe Fern'andez-Armesto, 1492: The Year Our World Began (New York, 2009), pp. 9–11, 52

Османская империя была самым сильным и могущественным государством мира. Она правила Анатолией, Ближним Востоком, Северной Африкой и Аравией. Однако Сефевиды в Иране и Могулы в Индии также установили абсолютные монархии, в которых все аспекты общественной жизни были отлажены с бюрократической точностью. Каждая обладала сильной исламской идеологией, охватывавшей все мыслимые стороны владычества: османы были убежденными суннитами, Сефевиды – шиитами, а Могулы склонялись к фальсафе и суфизму. Значительно более эффективные и сильные, чем любое из тогдашних европейских королевств, они знаменовали кульминацию аграрного общества {1064} и являли собой последнее величественное выражение того «консервативного духа», который отличал мир до Нового времени {1065} . Как мы уже сказали, все аграрные общества рано или поздно исчерпывали свои ресурсы, что тормозило новшества. Только полностью индустриализованное общество может обеспечить постоянное воспроизведение инфраструктуры, которое необходимо для вечного прогресса. До Нового времени образование не поощряло оригинальность, ибо для воплощения в жизнь новых идей не хватало ресурсов. Если бы людей стимулировали мыслить творчески, а реализовать творческие проекты не получалось, разочарования привели бы к социальным волнениям. В консервативном обществе стабильность и порядок были значительно важнее свободы выражения.

1064

Marshall G. S. Hodgson, The Venture of Islam: Conscience and History in a World Civilization, 3 vols (Chicago and London, 1974), 3, pp. 14–15

1065

Ibid., 2, pp. 334–60

В любой традиционной империи цель управления состояла не в том, чтобы направлять или обслуживать жителей, а в том, чтобы взымать налоги. Власти обычно не вмешивались ни в социальные обычаи, ни в религиозные верования подданных. У крестьян правительство забирало максимум возможного, но обуздывало хищничество аристократов, поэтому война – с целью завоевать и расширить территорию, сохранить налогоплательщиков – была неизбежна. В период 1450–1700 гг. насчитывается лишь восемь лет, когда османы не воевали {1066} . Один османский трактат четко формулировал опору аграрного государства на организованное насилие:

1066

John H. Kautsky, The Politics of the Aristocratic Empire, 2nd ed. (New Brunswick and London, 1997), p. 146

Мир прежде всего есть зеленый сад, чья ограда – государство. Государство – это правительство, которое возглавляет князь. Князь – это пастырь, который опирается на армию. Армия – это стражи, которые содержатся на деньги. А деньги – незаменимый ресурс, поставляемый подданными {1067} .

Однако к этому времени европейцы уже столетиями изобретали коммерческую экономику, что в итоге привело к возникновению государства совершенно иного типа. Отсчет современности часто начинают от 1492 г. На самом деле на создание современного государства у европейцев уйдет еще лет четыреста. Его экономика больше не будет основана на сельскохозяйственном прибавочном продукте. Оно будет значительно сильнее вмешиваться в жизнь подданных. Оно будет жить ожиданием постоянных новшеств. И это государство отделит религию от политики.

1067

Perry Anderson, Lineages of the Absolutist State (London, 1974), p. 505

На церемонии в Гранаде присутствовал королевский протеже Христофор Колумб. Несколькими месяцами позже он отправится из испанского порта Палос на поиск нового торгового пути в Индию, а вместо этого откроет Америку. Спонсируя путешествие, Фердинанд и Изабелла невольно сделали важный шаг к созданию глобализованного мира, в котором доминирует Запад {1068} . Одних людей западная современность окрылит, освободит и увлечет, другие увидят в ней насилие, диктат и разрушение. Испанцы и португальцы, которые начали завоевание Нового Света, собирались лишь ободрать эти земли как липку и использовать для своих нужд. Так рассуждал и папа Александр VI, который, словно бесспорный владыка всей планеты, разделил обе Америки между Испанией и Португалией и предоставил Фердинанду и Изабелле право на «справедливую войну» с любым из местных народов, который окажет сопротивление европейским колонизаторам {1069} .

1068

Fernandez-Armesto, 1492, pp. 2–4

1069

Timothy H. Parsons, The Rule of Empires: Those Who Built Them, Those Who Endured Them, and Why They Always Fail (Oxford, 2010), p. 117; Peter Jay, Road to Riches or The Wealth of Man (London, 2000), p. 147.