Поля крови. Религия и история насилия
Шрифт:
Однако дело обстоит значительно сложнее. После Реформации северно-восточная Германия и Скандинавия были в основном лютеранскими; Англия, Шотландия, северные Нидерланды, Рейнланд и южная Франция – в основном кальвинистскими; остальной континент – преимущественно католическим. Конечно, это влияло на международные отношения, но у европейских властителей были и другие заботы. Скажем, многих из них (особенно тех, кто с абсолютистскими замашками) тревожил необычный успех Габсбургов, которые теперь правили германскими землями, Испанией и южными Нидерландами. Мечте Карла V достичь всеевропейской гегемонии по османской модели противостояла плюралистическая динамика, тяготевшая к суверенному национальному государству {1140} . Немецкие князья, разумеется, боролись с амбициями Карла V и сохраняли местную власть и традиционные привилегии.
1140
J. V. Poliskensky, War and Society in Europe, 1618–1848 (Cambridge, 1978), pp. 77, 154, 217
Впрочем, сами участники этих войн считали, что сражение между протестантами и католиками идет не на жизнь, а на смерть. Религиозные сантименты помогали солдатам и военачальникам дистанцироваться от врага и не ощущать в нем человека. Они оправдывали жестокость нравственным пылом, который делал ее не только выносимой, но и благородной: идет борьба за правое дело! Однако на это способны и секулярные идеологии. Да и не были эти войны насквозь «религиозными» в современном смысле слова. В противном случае, к примеру, протестанты и католики никогда не оказались бы на одной стороне. А ведь такое случалось на каждом шагу: единоверцы сражались с единоверцами {1141} .
1141
Cavanaugh, Myth of Religious Violence, pp. 142–55
1142
Richard S. Dunn, The Age of Religious Wars, 1559–1689 (New York, 1970), p. 6 (Данн Р. Эпоха религиозных войн. – М.: Центрополиграф, 2011.); James D. Tracy, Charles V, Impresario of War: Campaign Strategy, International Finance, and Domestic Politics (Cambridge, 2002), pp. 45–47, 306
1143
William Blockmans, Emperor Charles V, 1500–1558 (London and New York, 2002), pp. 95, 110; William Maltby, The Reign of Charles V (New York, 2002), pp. 112–13
1144
Tracy, Charles V, p. 307; Blockmans, Emperor Charles V, p. 47
1145
Klaus Jaitner, ‘The Pope and the Struggle for Power during the Sixteenth and Seventeenth Centuries’, in Klaus Bussman and Heinz Schilling, eds, War and Peace in Europe, 3 vols (M"unster, 1998), 1, p. 62
Между тем германских князей, католических и лютеранских, тревожили мечты Карла V о централизации. В 1531 г. некоторые протестантские князья и горожане образовали против него Шмалькальденский союз. Однако во время первой Шмалькальденской войны другие видные лютеранские князья встали на сторону Карла V, а французский католический король Генрих II присоединился к лютеранской лиге в борьбе с войсками императора. Католические германские князья сохранили нейтралитет {1146} . Более того, многие солдаты в императорской армии Карла V были наемниками и сражались вовсе не за веру (у некоторых – протестантскую!), а за деньги {1147} . Поэтому никак нельзя сказать, что эти войны были обусловлены сектантским пылом. В конце концов Карлу V пришлось признать поражение и заключить Аугсбургский мир (1555 г.). Протестантским князьям разрешили сохранить захваченную ими католическую церковную собственность, и с тех пор в Европе религиозная принадлежность местного правителя определяла веру подданных – принцип, который впоследствии воплотится в максиме cuius regio, eius religio («чья страна, того и религия») {1148} . Карл V отрекся от престола и ушел в монастырь, а империю разделили между его братом Фердинандом (германские земли) и его сыном Филиппом II (Испания и Голландия).
1146
Maltby, Reign of Charles V, p. 62; Tracy, Charles V, pp. 209–15
1147
Tracy, Charles V, pp. 32–34; 46
1148
Maltby, Reign of Charles V, pp. 60–62
Это была политическая победа одной государственной концепции над другой {1149} . Католические и лютеранские князья Германии объединились против Карла V, правильно рассудив, что он хочет не столько сокрушить ересь, сколько усилить свою власть за их счет {1150} . Крестьянство и низшие классы не выказывали особой богословской убежденности, а метались от католичества к лютеранству и обратно, как требовали их повелители и хозяева {1151} . Под конец борьбы Аугсбургский мир существенно усилил политическую власть князей (как католических, так и протестантских). Отныне они могли использовать Реформацию к своей выгоде, взимая налоги с клира, присваивая церковное имущество, контролируя образование и потенциально распространяя свою власть (через приходы) на каждого из своих подданных {1152} .
1149
Cavanaugh, Myth of Religious Violence, p. 164
1150
Dunn, Age of Religious Wars, p. 49
1151
Ibid., pp. 50–51
1152
Steven Gunn, ‘War, Religion and the State’, in Cameron, Early Modern Europe, p. 244
Сходную неоднозначность можно наблюдать во французских религиозных войнах (1562–1598 гг.). Они были не только сражением кальвинистских гугенотов с католическим большинством, но и политической борьбой аристократических группировок {1153} . Гизы были католиками, а южные Бурбоны – гугенотами; Монморанси разделились, причем поколение постарше склонялось к католичеству, а поколение помоложе – к гугенотам. Эти аристократы защищали свои традиционные права в противовес попыткам короля создать централизованное государство с un roi, une foi, une loi («одна вера, один закон, один король»). Социально-политический аспект конфликта был столь очевиден, что до 1970-х гг. большинство ученых полагали, что короли и знать лишь прикрывали верой сугубо мирские амбиции {1154} . Однако в своей авторитетной статье Натали Земон Дэвис показала, как, опираясь на Библию, богослужение и народные традиции, католики и протестанты в ряде народных обрядов дегуманизировали друг друга; по ее мнению, эти французские гражданские войны носили «глубоко религиозный» характер {1155} . С тех пор ученые снова стали подчеркивать роль религии, хотя и отмечая, что на тот момент «политика» и «религия» еще не разделялись {1156} .
1153
Cavanaugh, Myth of Religious Violence, pp. 145–47, 153–58
1154
James Westfall Thompson, The Wars of Religion in France, 1559–1576: The Huguenots, Catherine de Medici, Philip II, 2nd ed. (New York, 1957); Lucien Romier, ‘A Dissident Nobility under the Cloak of Religion’, in J. H. M. Salmon, ed., The French Wars of Religion: How Important Were Religious Factors? (Lexington, Mass., 1967); Henri Hauser, ‘Political Anarchy and Social Discontent’, ibid.
1155
Natalie Zemon Davis, ‘The Rites of Violence: Religious Riot in Sixteenth-Century France’, Past and Present, 59 (1973)
1156
Mack P. Holt, ‘Putting Religion Back into the Wars of Religion’, French Historical Studies, 18, 2 (Autumn 1993); John Bossy, ‘Unrethinking the Sixteenth-Century Wars of Religion’, in Thomas Kselman, ed., Belief in History: Innovative Approaches in European and American Religion (Notre Dame, Ind., 1991); Denis Crouzet, Les guerriers de Dieu: La violence en temps des troubles de religion (Seyssel, 1990); Barbara Diefendorf, Beneath the Cross: Catholics and Huguenots in Sixteenth-Century Paris (New York, 1991).
25 октября 1534 г. кальвинисты развесили язвительные сатирические плакаты с нападками на католическую мессу в публичных местах Парижа, Блуа, Орлеана и Тура. Один из них оказался даже на двери спальни Франциска I. Идя на утреннюю мессу, католики вынуждены были лицезреть надпись заглавными буквами: «ПОДЛИННОЕ СУЖДЕНИЕ ОБ УЖАСНОМ, ВОПИЮЩЕМ И НЕПЕРЕНОСИМОМ НЕЧЕСТИИ ПАПСКОЙ МЕССЫ». Французский памфлетист Антуан Маркур перечислил четыре аргумента против евхаристии, «из-за которой весь мир… будет совершенно разрушен, потерян и опустошен»: кощунственно считать, что месса повторяет совершенную жертву Христа на Голгофе; тело Иисуса пребывает с Богом на небесах, а потому не может присутствовать в хлебе и вине; учение о пресуществлении не имеет основания в Библии; причастие – это лишь акт воспоминания. Заканчивался текст яростными нападками на клир:
Этой [мессой] они захватили, уничтожили и поглотили все, что только может быть, живое и мертвое. Благодаря ей они могут жить без какого-либо долга и ответственности перед кем-либо и чем-либо, и даже без необходимости учиться… Они убивают, сжигают, разрушают и убивают, как разбойники, всех, кто противоречит им, ибо ныне ничего не осталось у них, кроме силы {1157} .
Полемика дошла до таких крайностей, что даже Теодор Беза, будущий преемник Кальвина в Женеве, осудит ее в своей «Истории Реформации во Франции в 1521–1563 гг.». Однако именно эти недостойные выпады спровоцировали французские религиозные войны.
1157
M. P. Holt, The French Wars of Religion, 1562–1629 (Cambridge, UK, 1995), pp. 17–18
Увидев плакаты, король начал жестокие гонения на гугенотов, и многие (включая Кальвина) были вынуждены покинуть страну. Франциск I с его открытостью новым идеям и готовностью привечать таких гуманистов, как Эразм, не был религиозным фанатиком. Однако он справедливо увидел в плакатах не только богословское обличение, но и критику всей политической системы. Ведь евхаристия была высшим выражением социальных уз: причастник переживал единение не только со Христом, но и со всей общиной {1158} . Это ритуал «приветствия, общности, даяния, принятия и миротворчества» {1159} . Перед причастием католики должны были просить у ближних прощения за обиды; от одного и того же освященного хлеба вкушали и король, и священники, и знать, и простой люд, тем самым объединяясь в тело Христово. Более того, и католики, и протестанты увидели в этих плакатах завуалированные нападки на монархию. Французские короли всегда имели полубожественную ауру. Когда кальвинисты отрицали действительное присутствие тела и крови Христа в евхаристических дарах, они имплицитно отрицали соединение физического и сакрального начал, которое было важно для средневекового христианства и которое воплощал король {1160} . Повесить грубый плакат на двери королевской спальни было действием и религиозным, и политическим. А для Франциска I религиозная и политическая сферы оставались нераздельными.
1158
Bossy, ‘Unrethinking the Sixteenth-Century Wars of Religion’, pp. 278–80
1159
Virginia Reinberg, ‘Liturgy and Laity in Late Medieval and Reformation France, ’ Sixteenth-Century Journal, 23 (Autumn 1992)
1160
Holt, French Wars of Religion, pp. 18–21
И все же в ходе последующих войн французы не разделились четко на протестантское и католическое сообщества {1161} . Зачастую люди переходили конфессиональные границы и даже меняли религиозную принадлежность {1162} . В 1574 г. Генрих де Монморанси, наместник Лангедока и католик по вероисповеданию, примкнул к гугенотам в противостоянии монархии {1163} . В 1579 г. целый ряд гугенотов были готовы сражаться против короля под знаменем ультракатолического герцога Гиза, претендента на престол {1164} . И даже католические короли заключали союзы с протестантами в своей борьбе с Габсбургами, которых Аугсбургский мир осадил, но не нейтрализовал. Карл IX (1560–1574 гг.) воевал совместно с гугенотами против испанских Габсбургов в Нидерландах, а в 1580 г. Генрих III (1574–1589 гг.) был готов поддержать голландских кальвинистов против католической Испании.
1161
Ibid., pp. 50–51
1162
J. H. M. Salmon, Society in Crisis: France in the Sixteenth Century (New York, 1975), p. 198; Henry Heller, Iron and Blood: Civil Wars in Sixteenth-Century France (Montreal, 1991), p. 63
1163
Holt, French Wars of Religion, p. 99; Salmon, Society in Crisis, pp. 176; 197.
1164
Salmon, Society in Crisis, pp. 204–05
В борьбе с аристократией низы также выходили за рамки сектантской узости. В 1562 г. сотни католических крестьян примкнули к восстанию против католического аристократа, который запретил своим гугенотским крестьянам вести богослужения на протестантский лад {1165} . Католические и протестантские крестьяне еще раз объединили силы в 1578 г. в борьбе с повышенными налогами; восстание длилось больше года, пока мятежников не перебили королевские войска {1166} . В ходе еще одного протеста (1590-е гг.) двадцать четыре протестантские и католические деревни в От-Битерруа установили альтернативную систему самоуправления {1167} , а на юго-западе протестанты и католики неоднократно совместно восставали против знати, причем в некоторых мятежах участвовало до 40 000 человек. У кроканов, самых знаменитых из этих группировок, пренебрежение религиозными различиями было одним из условий членства {1168} .
1165
Holt, French Wars of Religion, pp. 50–51
1166
Heller, Iron and Blood, pp. 209–11
1167
Ibid., p. 126
1168
Holt, French Wars of Religion, pp. 156–57; Salmon, Society in Crisis, pp. 282–91