Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного

Пищенко Виталий Иванович

– Молчите… – констатировал старший лейтенант. – Понимаю. Трудно найти аргументы на столь веские доводы. Или вы забыли, все что для нас свято? Так я напомню. Где ваш партбилет?

– Вот, – дрожащей рукой Расторгуев вытащил из внутреннего кармана пиджака красную книжицу. – Возле сердца ношу.

– И чей портрет вы видите на обложке? – вкрадчиво спросил Сердешников.

– Ленина. Владимира Ильича.

– Так какого хрена вы написали сей рассказик в тот самый день, когда подали заявление на вступление в партию?! – взвился сизым соколом старший лейтенант. – А может быть, до сих пор уверены, что мы поверим в мифического Захара Степановича? Не было у вас такого преподавателя и не могло быть. Да и в морге вы ни разу не были. Пока… – многозначительно добавил Сердешников. – Причем, и рассказать вам подобную историю никто не мог. Эту версию мы давно отработали и убедились, что данный пасквиль – плод вашего ума. Или, точнее, – глупости.

– Но… Но если вы это знали, почему же меня в партию приняли? – промямлил Расторгуев.

– Почему? А вы не догадываетесь?

– Нет, – испуганно пробормотал Азалий Самуилович.

– А потому что вами, козлами, управлять тогда легче. Смирные и так никуда не денутся, а вот с раздолбаями надо ухо держать востро. Стало быть и получалось: в партию приняли – и одной проблемой меньше. Удивлены? А ничего странного тут нет. Такие, как вы – это те же зомби. Что хочешь приказывай, ослушаться не посмеют. Еще бы, партия велела, значит, выполним, задницу порвем, но выполним. Дорвались! Нельзя же все по инерции исполнять! Думать, оно ведь тоже иногда полезно. Вы ж страну, извините за выражение, прогадили, а все кричите про одобрям-с! А что вы одобрили? Кооперативы, частную инициативу и борьбу с алкоголизмом? Да ведомо ли вам, к чему все это может привести?

Азалий Самуилович окончательно был сбит с толку. Либо перед ним сидел провокатор, либо на тюрьму ему уже и впрямь не следовало надеяться. Судя по столь душевному разговору – с Чубянки ему не уйти. Расстреляют, и еще одной, как выразился этот тип, проблемой меньше. Оставалось лишь прикинуться полным дурачком.

– Вы это о чем? – пискнул Расторгуев. – Я вас решительно не понимаю. Разве вы не коммунист?

– Ну, да! В нашем учреждении вы когда-нибудь встречали непартийных?

– Значит, вы против политики партии?

– Эх, – вздохнул старший лейтенант, – так вы ничего и не поняли. Думаете, в вашей собаке дело? Дездемона – это мелочь по сравнению с тем, что твориться в городе. Аномальщины нам хватает и без говорящих псин.

– Но позвольте, тогда почему…

– Просто хорошие люди позвонили, как им отказать? – с этими словами Сердешников вытащил из ящика письменного стола «макаров» и устало посмотрел в глаза председателю секции беллетристов.

– При попытке к бегству? – хрипло спросил Азалий Самуилович.

– При ней, родимой, – кивнул старший лейтенант, взводя курок.

Тетя Соня – вахтер припойского общежития – конечно не знала, что по просьбе Сереги Бубенцова ее под свою защиту взяли ни много, ни мало, а сами славянские боги. Посему эта достойная женщина, поразмыслив, решила действовать по принципу «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

Выждав несколько дней и убедившись, что ни грозное начальство, ни комендант в отношении ее ничего не предпринимают, тетя Соня усмотрела в этом особо опасную каверзу и решила начать упреждающую атаку сама.

– Так, дарагуша, – сказала она в одно прекрасное утро своему мужу, большому почитателю и непревзойденному ценителю зеленого змия, – крутись, как хочешь, делай, как знаешь, но чтобы сегодня ты напаил нашего каменданта до парасячьего визга. Вот тебе деньги, прапить можете все.

Если бы кто-нибудь мог видеть в тот момент физиономию Кузьмы Лукича, он бы наверняка понял, что такое нирвана.

– Ты не шутишь? – прохрипел Кузьма Лукич, вмиг потеряв голос.

– Нет, – вздохнув, сказала тетя Соня. – Возьми, пажалуй, еще пятьдесят рублей. Вдруг не хватит.

Признаться, ей было жалко этих денег, но праведный гнев, бушевавший в груди, не давал покоя.

Месть, конечно, не лучшее из человеческих чувств, но зачастую именно она вершит судьбы нашей цивилизации. Достаточно заглянуть в пухлые тома Всемирной истории и можно убедиться, что все войны начинались именно по причине мести. Ну, почти все… Допустим Александр Македонский или Гитлер, не важно кто, начали свои захватнические походы лишь из имперских амбиций и с целью банально поживиться за чужой счет… Вот первый конфликт. Жертвы с обеих сторон. Каждый здравомыслящий человек от солдата до генерала понимает, что ни амбиции, ни золото не стоят собственной жизни, ибо драгоценней своей шкуры нет ничего. Конфликт, по идее, тем и должен завершиться, не перерастая в настоящую, крупномасштабную войну.

Но вот тут гадюкой и выползает это мерзкое чувство мести. У кого-то разрушили дом или того страшнее – убили друга, жену, ребенка… как уж тут простить такое? Даже чувство самосохранения отступает перед яростью и жаждой мести. И начинается добрая резня, и все больше людей пополняют ряды праведных мстителей. Это называется цепной реакцией… Это называется войной.

Но с другой стороны, можно ли тогда месть называть отвратительным чувством? Ведь мстят, потому что обидели, унизили, растоптали самое святое. Выходит, месть оправдывает средства? И значит, нельзя судить людей решивших наказать своих обидчиков. Или все-таки можно?..

Тетю Соню столь глобальные категории не интересовали. Ее расчет был прост до гениальности. Зная характерец своего благоверного, который, находясь в состоянии даже незначительного подпития обязательно влипал в какую-нибудь принеприятнейшую историю, она была уверена, что пьянка с коварным шефом должна завершиться чрезвычайным происшествием, о котором еще долго будут судачить в городе. Тем более, муженек ее еще никогда в жизни не «гулял» на целых триста рублей. А это сулило нечто грандиозное и незабываемое. Сама же тетя Соня собиралась появиться на арене в самый ответственный момент, чтобы, как умудренный опытом гладиатор, добить свою жертву. А иначе какой уж тут триумф, если не видишь поверженного врага?

Отягощенный солидной денежной суммой Кузьма Лукич отправился искать водку. Хоть она и не была уже дефицитом, но в свободной продаже попадалась не всегда.

Впрочем, нашел Кузьма «эликсир жизни» достаточно быстро, ибо, во-первых, имел в этом деле немалый опыт, а во-вторых, незадолго до этих событий областные власти издали указ о переводе города Волопаевска в разряд спецобслуживаемых. Трудно далось это решение в верхах. Волопаевск не был столицей или городом-героем, особых заслуг перед страной не имел, если конечно не учитывать тот факт, что во время Великой Отечественной здесь вовсю пыхтел и булькал заводик по производству спирта, без ста грамм которого, как известно, ни один уважающий себя солдат в атаку не пойдет. В общем, заводик ковал победу, как мог, волопаевцы ходили веселые и пьяные, а НКВД устраивал расстрельно-показательные суды над отчаянными несунами. Тем не менее, до нашествия инопланетян и прочей нечисти многие и не представляли о существовании на широких просторах необъятной Родины городка со странным названием Волопаевск.