Помеченный смертью
Шрифт:
– Поездка будет необременительной, – успокоил Хатыгов, уловив во вздохе Морозова страх.
Он был беспечен и вряд ли представлял, куда направляется.
– Здесь где-нибудь есть телефон? – спросил Морозов, с каждой секундой все больше мрачнея.
Здание аэропорта белело далеко, на самой линии горизонта.
– Конечно, есть, – сказал Хатыгов. – Здесь, в машине.
В «рафике» обнаружился радиотелефон. Свои громоздкие сумки ребята уже перенесли в самолет и исчезли, их не было нигде видно. И только
– Слушаю, – сказал Бородин.
– Это Морозов.
– Я вас слушаю, Виталий Викторович.
Наверху, на трапе, появился человек в форме гражданской авиации, крикнул:
– Нам освободили полосу! Взлетаем!
Хатыгов обернулся к доктору.
– Надо лететь.
Тут у Морозова сдали нервы.
– Куда лететь? – крикнул он, адресуясь то ли к Хатыгову, то ли к Бородину на том конце провода. – К Рябову лететь? Чтобы он из нас сделал фарш?
У Хатыгова брови от изумления поползли вверх.
– Вы мне что обещали? – заорал Морозов в трубку. – Что со мной прикрытие полетит! И это ваше прикрытие?
Хатыгов быстрым, почти неуловимым движением выхватил из рук доктора трубку радиотелефона.
– Не надо, – сказал негромко и деловито. – Зачем лишний шум? Вам не о чем беспокоиться. Все сделаем, как надо.
– К черту! Я не полечу никуда!
Хатыгов взял доктора за локоть, и Морозов лишь спустя мгновение осознал, что это не дружеский успокаивающий жест, а захват. Ему показалось, что Хатыгов собирается кликнуть своих людей и доставить Морозова на борт самолета силой, но тот никого звать не стал, а произнес буднично:
– Идемте, нас ждут.
И Морозов почему-то подчинился.
Едва они вошли в салон самолета, захлопнулся входной люк и засвистели за бортом двигатели. Ведущая к пилотам дверь была, против обыкновения, распахнута настежь, и Морозов слышал, как щелкают тумблерами пилоты и мужской голос размеренно бубнит:
– Четыреста шестьдесят седьмой готов. Четыреста шестьдесят седьмой готов.
Ребята, что носили сумки, оказались в салоне. Четыре человека и еще Хатыгов. Больше здесь Морозов никого не увидел. Он сел в самом хвосте, обиженный на всех и терзаемый самыми мрачными предчувствиями.
Самолет вырулил на взлетную полосу и начал разбег, через минуту оторвался от земли. Подошел Хатыгов с бутылкой пепси-колы в руке.
– Попьете? – предложил.
Морозов демонстративно отвернулся. Хатыгов не обиделся, сел рядом, в свободное кресло.
– Вы напрасно на меня обижаетесь.
Доктор резко обернулся и зашептал, делая страшные глаза:
– Вы ничего не понимаете! Вы хоть поняли, куда вас послали? Вы представляете себе?
– Ага, – беспечно кивнул Хатыгов.
–
– Так, работаем, – неопределенно взмахнул рукой Хатыгов.
Он прямо из бутылки стал пить пепси, и жидкость вспенилась. Хатыгов резко отстранил бутылку от себя и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Мы по спортивной части, – сказал он.
– Спортсмены?
– Да, – кивнул Хатыгов. – Юношеская сборная.
Ваньку валял. И не представлял, как из его ребят могут в несколько секунд сделать решето.
– Вы знаете, куда мы летим? – спросил Морозов свистящим шепотом.
– Догадываюсь.
– Тот человек, к которому летим, может попасть своей жертве в глаз со ста метров. Бац – и пуля в мозге.
Хатыгов поднял голову и внимательно посмотрел на доктора. Только сейчас он, кажется, что-то начал понимать.
– Впечатляет? – осведомился Морозов с нехорошей усмешкой.
Но Хатыгов свои эмоции, полыхнувшие было во взгляде, уже пригасил и сказал, напустив на себя картинно-показушную беспечность:
– А мне плевать. И не таких видали.
Идиотов на земле не счесть, резюмировал Морозов. Часто встречаются. Но здесь, на борту, их концентрация превосходит все мыслимые нормы.
Ребята Хатыгова уже тасовали карты. Морозов всмотрелся – играли в преферанс. То, что он подумал, едва увидел этих ребят. Закрыл глаза и судорожно вздохнул. Ему было жалко самого себя. Так жалко, как еще никогда не было.
33
Доктор переживал, демонстративно сторонился своих попутчиков и в конце концов заснул под мерный гул двигателя. Свет в салоне горел, но за иллюминатором было темным-темно, только мерцали звезды.
Морозову снился какой-то подвал. Там не было темно, но отовсюду тянуло сыростью. Морозов шел, стараясь не касаться стен – по ним сбегала вода, и это почему-то было особенно неприятно. Коридор, по которому продвигался доктор, был освещен, а в боковых проходах таилась темнота, и он эти черные провалы в стенах старался миновать как можно быстрее. Среди полной тишины вдруг раздался какой-то звук. Морозов вскинулся и проснулся. Было сухо в горле и хотелось пить.
С запозданием он обнаружил, что не слышит шума двигателей. Склонился к иллюминатору и увидел летное поле, топливозаправщик и каких-то людей у трапа. Далеко в стороне светили прожектора и высилось расцвеченное огнями здание аэропорта. Морозов поднялся из кресла, думая, что его оставили здесь одного, и тут же увидел Хатыгова и его пацанов – все, кроме Хатыгова, спали и теперь казались еще более юными, чем при дневном свете. Хатыгов повернул голову и посмотрел на доктора.
– Где мы? – спросил Морозов.