Помеченный смертью
Шрифт:
– В Каире. Добро пожаловать в дружественный Египет.
– Почему мы сели?
– Дозаправка.
На столике перед Хатыговым стояли прохладительные напитки. Перехватив брошенный на них взгляд доктора, Хатыгов протянул одну из бутылок.
– Пейте.
Морозов взглянул на спящих парней, сказал, понизив голос до шепота:
– Я хотел с вами поговорить.
– О чем?
– Об этой поездке. Люди, которые вас направили, не в курсе. Зато я очень хорошо знаю, что за встреча нам предстоит.
Он говорил, и энтузиазма у него убавлялось с каждым
– Вы знаете, что такое спецназ? – зашел с другого бока Морозов.
Хатыгов неопределенно пожал плечами:
– Знаю, наверное.
– «Наверное»! – скривил губы в усмешке доктор. – По телевизору видели, да?
– Зато вы, наверное, с ним имели дело вплотную, – оскорбился Хатыгов.
Он был похож сейчас на индюка, такой же надутый.
– Я видел спецназ вблизи, – зашептал Морозов. – Не по телевизору. Понимаете? Без показухи. Видел, как их готовят.
Он не хотел напугать. Просто пытался достучаться до сердца этого индюка, пронять его. Объяснить, что им предстоит.
– Берут крепких ребят со стальными нервами и обучают их одному-единственному умению – убивать. Профессионалов из них делают. Мастеров. Это как в обычной жизни – учат человека, например, кирпичи класть. Месяц учат, год, три года. И получается мастер экстра-класса. Он с кирпичом может сделать все, что угодно. Да? Никто вокруг не может, а он – может. Потому – что мастер, и учили хорошо. С ним никто не может сравниться. И эти ребята – тоже мастера. Только в своем деле.
– Вы что, запугать меня хотите? – дошло наконец до Хатыгова.
Он туповат, оказывается. Только теперь Морозов все понял, не смог сдержаться и тяжело вздохнул.
– Вы ведь самого главного еще не знаете, – сказал он печально, но со значением. – Человек этот, к которому мы в гости летим, он ведь – не спецназ. Это гораздо серьезнее.
– Серьезнее спецназа? – не поверил Хатыгов.
В его представлении, наверное, выше спецназовцев никто не стоял.
– Представьте, что для обучения взяли не группу людей, а только одного человека, – сказал Морозов тихим доверительным голосом. – И этому одному отдали столько времени и сил, сколько обычно тратят на целую группу. Штучная работа. Понимаете? Не просто мастер своего дела. Супермен.
Хатыгов прикрыл глаза.
– Знаете, чего я в своей жизни не люблю больше всего? – спросил он после паузы.
Доктор хотел поинтересоваться – чего же, но не успел, потому что Хатыгов выкрикнул – так громко, что Морозов даже вздрогнул:
– Я не люблю, когда меня пугают!
Все-таки он испугался, похоже. Кажется, до сердца этого индюка удалось добраться.
Зашевелились разбуженные хатыговским криком парни. Морозов уже вспомнил, где раньше видел подобных ребят. Они обычно, затянутые в камуфляж, маячат у входов в банки и всякие конторы. Так называемая охрана. Они имеют грозный вид и запросто могут спустить с лестницы какого-нибудь бомжа, случайно забредшего не по адресу. Только Рябов – это не бомж. В том-то вся и штука.
34
Приземлились ранним утром. Небо посерело, и только на востоке виднелась узкая розовая полоска. Далеко в стороне, за летным полем, темнели силуэты пальм. Самолет замер вдали от здания аэропорта, и долго никто не подавал трапа, и вообще не было видно ни души.
Спутники Морозова пробудились, но никуда не спешили, потягивались, сидя в креслах.
Наконец подали трап. Подогнавший его черный, как смола, негр стоял на бетоне и, задрав голову, рассматривал кажущийся безжизненным самолет. Вскоре прибыли две машины – черный лимузин и микроавтобус, и Морозов, присмотревшись, обнаружил на лимузине российские флажки. Машина, похоже, была посольская. Из лимузина вышли двое мужчин – один постарше, другой моложе – и поднялись по трапу в салон самолета. Они, наверное, были главными распорядителями здесь, с ними Морозов должен был иметь дело, но едва доктор двинулся в их сторону, как Хатыгов проявил ненужную инициативу, увлек гостей к себе и принялся что-то обсуждать с ними, и Морозов вдруг почувствовал себя брошенным и ненужным.
Хатыгов же, словно ничего и не произошло, подошел к Морозову через несколько минут, сказал будничным голосом:
– Едем, Виталий Викторович.
– Куда? – дерзко блеснул очами уязвленный Морозов.
Но Хатыгов его интонацию, казалось, не прочувствовал, пояснил без каких-либо подробностей:
– Там все приготовили.
Быстро, за три минуты, погрузились в микроавтобус, и Хатыгов тоже сел в микроавтобус, а не в лимузин, хотя поначалу Морозов думал, что этот индюк иначе как в лимузине свою поездку не представляет, но невелика, видимо, была шишка, не пустили его в шикарный салон посольской машины, и Морозов с удивлением обнаружил, что злорадствует по этому поводу.
Не было ни пограничного, ни таможенного контроля. Заспанный негр поднял полосатый шлагбаум, и машины вырулили на шоссе, ведущее к городу. Аэропорт и город были расположены совсем рядом, через десять минут Морозов увидел белые с плоскими крышами дома под раскидистыми пальмами, африканцев, которые, несмотря на ранний час, шли по мостовой. Морозов через стекло рассматривал чужую жизнь. Он никогда не был в Африке и вообще ни разу за границу не выезжал, а теперь испытывал что-то вроде потрясения, отчего и тревога, довлеющая над ним последние сутки, отступила на время.
Промелькнула за окном женщина, несущая на голове корзину. Молодой негр шел по мостовой, пританцовывая, и ни у кого из прохожих это не вызывало ни малейшего любопытства. Мелькнули распахнутые ворота, а за ними, в глубине тенистого двора – большой дом и белоснежный «Мерседес» у входа. Картинки из чужой жизни сменялись стремительно, как в калейдоскопе, и Морозов от этой частой смены уже успел немного утомиться, как вдруг дома исчезли, улица осталась где-то позади, и Морозов увидел море, небольшую пристань и множество катеров у этой пристани.