Помеченный смертью
Шрифт:
– Он должен беспокойно спать, – сказал Виталий Борисович, внимательно рассматривая кончики своих пальцев. – Кричать во сне. А?
И поднял глаза. Анна плакала. Слезы текли по ее щекам, как русла ручейков. Виталий Борисович поморщился:
– Ну вот, опять. Мы ведь с вами договорились, Аня, что этого больше не будет.
Значит, она уже плакала, понял Морозов. Раньше, еще до его приезда.
– Он не виноват ни в чем! – воскликнула Анна, и это был не крик, а стон. – Оставьте его! Не трогайте!
– Ну никто же его не трогает, – сказал Виталий Борисович мягко, но эта мягкость никого не могла обмануть.
Анна разрыдалась, не в силах сдержаться:
– Он никому не сделал ничего плохого! Это ошибка какая-то! Я умоляю вас – не трогайте его!
Виталий Борисович сидел с каменным выражением лица. Его напарник отвернулся к окну. Оба не проронили ни слова, и казалось, здесь нет никого, кроме рыдающей и кажущейся безумной женщины. Это продолжалось пять или десять минут, потом Анна стала захлебываться, плач стих, и только тогда Виталий Борисович пошевелился и негромко сказал:
– К чему эта истерика, Аня? Он что – так дорог вам?
– Да! – сказала она и подняла полные безумия глаза. – Да! Да!
– Вы любите его?
Она не ответила на вопрос и вдруг заговорила, ее речь была, как шепот – горячий и едва различимый:
– Я ехала туда и ни на что не надеялась. Не знаю даже, зачем поехала. И когда его увидела в первый раз – даже ничего не шевельнулось в душе. Я не могла ни радоваться, ни печалиться. Просто жила…
– В вашей жизни что-то произошло?
– Произошло? – переспросила Анна, подняла глаза, и из них на собеседника выплеснулась боль. – Я сына потеряла.
– Извините, – сказал Виталий Борисович. – Я не знал.
– Я сына потеряла, – повторила Анна и прикрыла лицо рукой, отчего ее голос стал звучать совсем глухо. – А с ребенком умирает душа. Моя душа умерла.
Морозов скрипнул зубами. Он уже с трудом сдерживал себя.
– Я не думала, что смогу вернуться к жизни. А он меня вернул…
– Митяев? – быстро, спросил Виталий Борисович.
– Да, Кирилл. Вернул к жизни. Подарил Жизнь. Вам этого не понять.
– Ну почему же, – сказал Виталий Борисович, и его слова показались Морозову неискренними.
Телефон на столе зазвонил, но никто не поднял трубку, потому Анна вдруг сказала негромко:
– У меня ребенок будет. От него.
Телефон звонил, а Виталий Борисович все не снимал трубку, смотрел на Анну задумчиво и, как казалось Морозову, с проявившимся вдруг состраданием. Наконец обернулся к аппарату, протянул руку, будто сбрасывая с себя оцепенение:
– Алло? Да, я. Есть? Хорошо, ты жди меня на двадцатом километре, а то я там дальше дорогу не знаю.
Положил трубку, обернулся к Морозову.
– Мне понадобится ваша помощь.
Морозов еще ничего не успел сказать, а Виталий Борисович уже поднялся из-за стола и шагнул к двери. Анна, как понял Морозов, оставалась здесь. И молчаливый у окна – тоже.
Доктор нагнал Виталия Борисовича в одной из комнат, через которые тот стремительно шагал, заговорил, стараясь сохранять спокойствие:
– Поймите, Митяев – это не Рябов. Вы же видите. Я еще там, на острове, подумал, что не могла ведь она ошибиться…
– Анна?
– Да, Анна. Женщина чувствует сердцем, ее обмануть практически невозможно. И если Анна рисует такой портрет…
Виталий Борисович резко остановился.
– Что вы от меня хотите?
– Чтобы вы глупостей не наделали.
– Каких?
– С Кириллом этим. Сотрите в нем Рябова, заберите у него злую память – и пусть он живет. Пусть будут счастливы – он и Анна, и ребенок их, еще не родившийся.
– Вы сами в это верите? В то, что такая трансформация возможна? Вот был убийца – и вдруг стал паинькой.
– Все было наоборот.
– Как это – наоборот?
– Он сначала был паинькой. А уж потом из него сделали убийцу. Так сделайте его прежним.
Виталий Борисович махнул рукой, давая понять, что нисколько не согласен с Морозовым, и пошел вперед.
– Одумайтесь! – сказал Морозов, поспешая следом. – Все это у вас – от безнаказанности. Вы человеческими судьбами играете, как…
– Так ведь и вы Рябовым занимались, – обронил через плечо Виталий Борисович. – На живом человеке эксперименты ставили, можно сказать.
– Я не знал! Когда узнал – ушел! Сразу, в одночасье! Все бросил – и ушел! А вы…
– А что – я? – пожал плечами Виталий Борисович.
– Вы действуете жестоко! Эту женщину, ведь вы вывезли ее оттуда, с острова.
– Да.
– Силой.
– Зачем же силой?
– Силой, силой! – сказал Морозов почти торжествующе. – И теперь удерживаете ее в своих застенках…
– Да что ж это такое! – всплеснул руками Виталий Борисович. – «В застенках»! Это ж надо было додуматься! В гостинице она живет, милый мой.
– В гостинице? – растерялся Морозов.
– В гостинице. В «России».
49
В машине ехали вдвоем – Виталий Борисович за рулем, Морозов – на заднем сиденье.
– Вам знакома фамилия Даруев?
– Нет.
– Нет? – вполне искренне удивился Виталий Борисович и даже обернулся. – Подумайте хорошенько.