Помеченный смертью
Шрифт:
В одно мгновение голос потерял веселость и обрел жесткость, от которой даже у доктора пошли мурашки по коже.
– Кто заказчик на этот раз? Быстро.
Но быстро не получилось. Тот, на табурете, промолчал, замешкался с ответом, и Хатыгов незамедлительно отхлестал его по щекам.
– Кто заказчик? – повторил вопрос Виталий Борисович.
– Ушаков.
– Который Ушаков? Из «Инвест-центра»?
– Да.
– Кого должен был убить Рябов?
Молчание.
– Вот эта бумага
Молчание и новые пощечины.
– Эта бумага тебе знакома?
– Да.
– Ты писал?
– Я.
Виталий Борисович засмеялся.
– А что за чушь ты здесь написал? – спросил, смеясь. – Какой-то начальник аналитического отдела. Что за отдел?
– Да не было никакого отдела.
– А кто был?
– Я.
– Ты один?
– Да.
– А зачем же ты за целый отдел подписался?
– Для солидности.
– Дурил Ушакова, да? Ну расскажи, как было.
Голос звучал дружелюбно, но этому дружелюбию Морозов нисколько не верил. И тот, на табурете, наверное, тоже.
– Он обратился ко мне с просьбой помочь.
– Он знал, что ты работаешь в ФСБ?
– Да.
– Поэтому и обратился?
– Да.
– Что ему было нужно?
– Информация о Министерстве внешнеэкономических связей, Григорьеве, курируемой им сделке.
Только теперь Морозов понял, что за бумагу только что Виталий Борисович показывал своему собеседнику. Ту самую, которую и Морозов видел, и где было написано о необходимости убить Григорьева.
– И ты ему эту информацию дал. Составил записку эту и Григорьева к смерти приговорил. Так? Потому что у тебя в запасе был Рябов, о котором никто не знал.
Пауза в разговоре. Морозов сидел, боясь произвести малейший шорох. Он замер, исчез, испарился в этом наэлектризованном напряжением воздухе.
– И с Бородиным вы потом решили покончить. Да? Это тебя Ушаков попросил об услуге?
– Ушаков.
– А что же вы до Бородина не добрались? Ведь собирались?
– Собирались.
– А отменили почему?
– Авария.
– Какая авария? – не понял Виталий Борисович.
– Мы ехали с Рябовым в машине и врезались в грузовик.
– И что?
– Он был без сознания.
– Рябов?
– Да, Рябов. Он вылетел через лобовое стекло, сильно порезал лицо и вообще не приходил в себя. Над ним колдовал доктор…
– Какой доктор? Фамилия!
– Гаврилов.
– А фамилия Морозов вам о чем-нибудь говорит?
Морозов вздрогнул и сжался.
– Нет.
– И не слышали ни разу?
– Нет.
– Подумайте хорошенько, – предложил Виталий Борисович. – Морозов работал с Рябовым.
– С Рябовым работал Гаврилов.
– С самого начала?
– Нет. Он появился в учебном центре незадолго до меня. Опередил
– А раньше? Кто с Рябовым до Гаврилова работал?
– Этого я не знаю. Я же говорил вам – секретность была полная. Я принял Рябова от Гаврилова, от кого его Гаврилов принял – я не знаю.
– А Гаврилов знает?
– У него уже не спросишь.
– Почему?
– Он мертв. Рябов убил его.
– Как это случилось?
– Не знаю. Рябов был без сознания. Доктор им занимался. И вдруг – Рябова нет, доктор лежит мертвый.
– Умер, что ли?
– Ага, умер. Ему в глаз кто-то вонзил карандаш.
– Бр-р-р, – сказал Виталий Борисович. – Какие варварские методы. Кто бы это мог сделать? Рябов?
– Вполне.
– Разве он такой жестокий?
– Он у меня убил инструктора рукопашного боя.
– То есть как – убил?
– Свернул ему шею. Буквально.
– Он что – не в своем уме?
– Нет, просто раньше, еще до того, как я им стал заниматься, он подобное проделывал не раз.
– Убивал инструкторов, что ли?
– Почему же инструкторов? По его словам, против него выставляли каких-то людей, которых он имел право убить. Это были смертники, наверное. Люди, приговоренные к смерти.
– Из тюрьмы?
– Ну, наверное.
– А так делают?
Пауза.
– Так делают?
– Бывает.
– Ну хорошо, – вздохнул Виталий Борисович. – Это интересно – то, что вы нам рассказали. Но теперь к самому главному переходим. Где же все-таки Рябов?
– Я не знаю.
– Не шути с нами, не надо.
И снова пощечины. Допрашиваемый всхлипнул. Парень, сидевший напротив Морозова, отвлекся на мгновение, и Морозов обернулся. То, что он увидел, было неожиданно и страшно. Хатыгов не давал пощечины, а бил сидевшего перед ним человека кулаками в лицо. Лицо у того, на табурете, было уже не белое, а красное, и какое-то неровное, словно неумелый гример наложил ему красную краску не равномерно, а комьями, и в следующий миг до Морозова дошло, что это за комья – лицо человека было разбито, перепахано, и говорил-то он со странным, показавшимся поначалу Морозову издевательским, причмокиванием, потому что и губы у него были разбиты, порваны, и все это произошло при нем, при Морозове, а он все это время сидел бессловесным болваном. Он вскочил, парень, его страж, тоже запоздало поднялся, но Морозов его оттолкнул, выбежал за дверь и пошел торопливо прочь. Не знал, куда идет, одна мысль была – подальше уйти от страшного места. Он понимал, что так просто его не пустят, и не ошибся. Сзади послышались шаги нагоняющего его человека. Морозов обернулся, чтобы встретить своего преследователя лицом к лицу. Это был Виталий Борисович.