Помеченный смертью
Шрифт:
– П-с-с!
Двое ближайших к нему бойцов подскочили к двери, встали с обеих сторон, один из них нажал ручку двери и толкнул ее. Она открылась легко и бесшумно. Сидевший за столом человек взглянул недоуменно и даже привстал, а Хатыгов уже был рядом, и их разделял только стол.
– Фамилия? – спросил Хатыгов.
– Даруев.
Тогда Хатыгов ударил Даруева стволом автомата в живот, прямо через разделяющий их стол и будто попал в какую-то кнопку, потому что Даруев мгновенно обмяк и отключился.
– В машину его!
Даруева понесли по коридору, где никто так и не вышел ни из одной из многочисленных дверей.
За воротами «пансионата» фургон остановился. Охранявший «дачников» боец выбежал из караулки. В одной руке он держал свой автомат, в другой – два «калашниковых» незадачливых стражей ворот.
– Как они? – спросил Хатыгов.
– Очухаются не раньше чем через час.
Хатыгов удовлетворенно кивнул и показал рукой себе за спину – садись в фургон, мол, уезжаем.
48
Морозова привезли в старинный особняк. Сопровождающий ввел его в дом и исчез, оставив Морозова стоять посреди большого, в зеркалах, зала, в углах которого высились вазы из натурального камня. Что-то подобное Морозов видел в Эрмитаже, и только он об этом подумал – открылись узорчатые двери в противоположном конце зала и появился Виталий Борисович.
– Нам так неожиданно понадобилась ваша помощь, что пришлось действовать крайне спешно.
Приблизился, пожал руку и увлек за собой в глубину дома. Прошли через анфиладу комнат, где не было ни одной живой души, и только смотрели с развешанных по стенам картин какие-то князья и графы, как определил для себя Морозов, и вдруг перед очередной дверью Виталий Борисович остановился.
– Вы ведь работали с Рябовым?
– Да.
– Хорошо его знаете как человека? Привычки, характер.
– Конечно.
Виталий Борисович кивнул.
– Мы здесь беседуем с одним человеком. Вы поприсутствуйте при разговоре, послушайте.
– И это все?
– Пока все.
Виталий Борисович открыл дверь. Морозов переступил порог и остановился. Он увидел небольшую, но аккуратно обставленную комнату, человека, сидящего у окна, но не он привлек внимание Морозова, потому что справа на диване сидела женщина, она повернула голову, когда Морозов вошел, и он ее мгновенно узнал – Анна. Та самая, которую он видел на острове. У нее под глазами были темные круги, и вообще она выглядела неважно. Морозов в растерянности обернулся к Виталию Борисовичу, а тот, будто и не заметил этого растерянного взгляда, деловито показал на кресло: «Садитесь!» – сам сел за хороший, старинной работы, стол.
– Так, продолжим, – предложил Виталий Борисович, обращаясь к Анне. – На чем мы с вами остановились?
Женщина промолчала. Морозову показалось, что она испугана.
– Ах, да! – будто бы вспомнил Виталий Борисович. – Говорили о Кирилле Митяеве, и я вас спросил, хороший ли он был специалист.
– Да.
– Кто снимал с приборов показания, которые затем передавались в Москву?
– Кирилл.
– Значит, он умел это делать? Был профессионалом?
– Да. – Анна отвечала односложно и как будто с усилием.
– У вас никогда не возникало ощущение, что выполняемая Митяевым работа – это не совсем его родное? Что он умеет делать еще что-то, кроме наблюдения за природой?
Анна взглянула непонимающе.
– Ну представьте на минуточку, что человек сменил род занятий, – засмеялся Виталий Борисович, и его смех прозвучал очень неестественно. – Вы можете представить Кирилла в другой ипостаси? Ну, предположим – спортсмен. Он мог быть спортсменом? Не так, чтобы зарядку делать по утрам, а чтобы рекорды устанавливал, за чемпионское звание бороться.
Анна подумала и отрицательно качнула головой.
– Почему же? – удивился Виталий Борисович. – В нем роста два метра, мышцы лучше, чем у Шварценеггера.
– Характер, – тихо сказала Анна.
– А что – «характер»?
– Спортсмен должен быть бойцом. Видеть цель и стремиться к ней.
– А он – не такой?
– Нет. Совершенно.
И опять Виталий Борисович засмеялся. Он этим смехом, наверное, хотел подчеркнуть непринужденный характер их беседы, но это никого не могло обмануть.
– Я вас слушаю – и не узнаю Митяева, – сказал он. – Мне он другим казался. Ну, ладно, хоть вы мне расскажите, какой он.
Анна медленным жестом усталого человека провела по лицу рукой.
– Он очень мягкий, – сказала. – И даже, наверное, бесхребетный. Знаете такое определение? У него жизнь была нелегкая, а вот не сломался, не очерствел. Беззащитный какой-то.
– Он замкнутый человек?
– Нет. Очень непосредственный. К таким обычно люди тянутся. Женщины таких любят.
– За что? – улыбнулся почти игриво Виталий Борисович. – Уж не за бесхребетность ли, как вы говорите?
– За то, что, находясь с ним рядом, не испытываешь чувства опасности, – ответила Анна серьезно. – Женщины любят тех мужчин, рядом с которыми спокойно. Вот с ним спокойно.
– Потому что он сильный?
– Потому что добрый.
Виталий Борисович бросил быстрый взгляд на Морозова. Доктор едва заметно качнул головой.
– А мне говорили – он жесткий, – сказал Виталий Борисович. Он опять обращался к Анне: – Не жестокий, а жесткий. Вы понимаете разницу?
– Нет в нем жесткости.
– Он кричит по ночам?
– Что? – недоуменно воскликнула Анна.
– Он кричит по ночам? – спокойно повторил вопрос Виталии Борисович. – Какие-то слова, фразы – что вы помните?
– Я… Я не знаю… Откуда же мне знать?
– Разве вы с ним не сблизились? У нас с вами разговор очень серьезный, поэтому отвечайте на вопросы конкретно.
Он действительно был сейчас очень серьезен. Анна закусила губу и молча смотрела на собеседника.