Помеченный смертью
Шрифт:
– Как же он сбежал?
– Убил врача – и сбежал.
– Какого врача?
– Который им занимался.
– Он что – болен был, Рябов?
– Почему болен?
– Ну если им врач занимался.
– Да нет, просто так сложилось.
Хлопки и непонятные звуки, будто кто-то втягивает носом воздух.
– Так чего это им врач занимался, а?
Спокойный голос Хатыгова, абсолютно спокойный, но тот, на табурете, отчего-то вдруг разволновался и заговорил торопливо:
– Был осмотр, осмотр, самый обычный, без медкомиссии у нас не обходится…
– Расскажи про Митяева, – голос Хатыгова.
– А?! – изумленно-вопросительно.
– Про Митяева, – повторил Хатыгов. – Или опять ваньку валять будешь?
– А что про Митяева-то?
– Ну что он у тебя – то Рябов, то Митяев. Я уж совсем запутался.
Пауза. Морозов понял, что тот, на табурете, только сейчас осознал, что его собеседник знает много, очень много, гораздо больше, чем следовало бы, и сейчас лихорадочно соображал, как дальше вести разговор.
– С самого начала давай, – подсказал Хатыгов. – Где ты этого Рябова откопал? Откуда он взялся?
– Он был.
– Где был?
– Там, в учебном центре.
– Где мы тебя прихватили?
– Да.
– Но он появиться откуда-то должен был. Правильно?
– Он уже там был, когда я в центр пришел.
Опять хлопки. Хатыгов, похоже, любил хлестать жертву по щекам.
– Такое могло быть? – вдруг негромко спросил Виталий Борисович у Морозова, – Что он не с самого начала Рябовым занимался.
– Вполне.
– Сидите здесь, – сказал.
Сам через дверь прошел в сарай, а через некоторое время оттуда вышел один из хатыговских парней и сел напротив Морозова, положив на колени автомат. Морозов почему-то сразу понял, что и теперь ему не будет позволено оборачиваться к пролому в стене.
Виталий Борисович, похоже, взял инициативу на себя, потому что теперь был слышен только его голос. Его – и того человека на табурете, который на вопросы отвечал хотя и торопливо, но как-то расхлябанно, с причмокиванием, которое самому Морозову казалось оскорбительным.
– Когда вы занялись Рябовым? – это Виталий Борисович.
– Во второй половине девяносто первого года.
– По чьему распоряжению?
– Генерала Нефедова.
– Что конкретно вы должны были делать?
– Ничего. Объект подлежал консервации.
– То есть?
– Рябова предстояло подготовить к длительному пребыванию в режиме ожидания.
– Ожидания чего?
– Акции.
– Это после того как акция, к которой его готовили, не состоялась?
Пауза.
– Да? – это Виталий Борисович.
– Да.
– Его целью был Горбачев?
После долгой паузы:
– Да.
– Меня это мало волнует, но интересно все-таки – кто хотел Горбачева убить? Кому он мешал?
– Не знаю конкретно.
– Но хотя бы догадываешься, наверное?
– Думаю, в КГБ были люди, очень недовольные Горбачевым. Скорее всего его хотели убрать, чтобы поставить кого-то другого. Рябова этого готовили втайне, и никто не знал…
– Потому и бумаг никаких в архивах нет?
– «Бумаг»! – голос окрасился неожиданным в его положении сарказмом. – Да какие бумаги, секретность была такая, что все приказы – только устно, и не по телефону, а в личной беседе.
– В личной беседе – с кем? Кто тебе лично отдавал приказы?
– Генерал Нефедов.
– Это тот, который застрелился?
– Да. После августовского путча в ведомстве начались чистки, Нефедова вызывали на допросы, и он не стал ждать развязки, застрелился.
– К Рябову возвращаемся, – сказал Виталий Борисович. – С ним-то как дальше было?
– Ему придумали легенду, новую биографию, дали новое имя.
– Кирилл Митяев?
– Да.
– Значит, это не его настоящее имя?
– Нет.
Морозов едва удержался, чтобы не обернуться к пролому. Резко вскинулся, но сидевший напротив него парень поднял голову и посмотрел на него внимательно и строго, и Морозов обмяк.
– И все эти годы он жил на острове? – Это Виталий Борисович.
– Да.
– Чего он ждал? Вернее – чего ты ждал?
Молчание. Потом Хатыгов начал хлестать своего пленника по щекам.
– Ну? – спросил Виталий Борисович. – Рассказывай. Кто из твоего нынешнего руководства знал о существовании Рябова? Генерал Писемский?
– Нет.
– Он не знал ничего?
– Нет.
– Генерал Опухтин?
– Нет.
– А кто знал?
– Никто.
– Совсем никто? – удивился Виталий Борисович. – Только ты?
– Только я.
И тогда Виталий Борисович засмеялся:
– Так ты его приватизировал, братец? А? После смерти Нефедова никто в гэбэ не знал о существовании этого Рябова, и ты его приберег для себя?
Виталий Борисович от этого своего открытия совершенно развеселился.
– Вот лихие времена! Каждый под себя подгреб то, на чем сидел. Директор завода приватизировал завод, журналисты – свою газету, а вот полковник КГБ присвоил себе убийцу. Пусть будет, пригодится авось. И ведь пригодился. А?