Поместье Кларенс
Шрифт:
— Мне жаль. — Эдвин зашагал рядом с ней. — И я понимаю, что извинение запоздало на две недели.
— Ты прощен. — Она взмахнула запястьем. Определенно, не прощен. — Увидимся.
— Поговори со мной. — Он схватил ее за локоть, заставляя остановиться.
Она резко повернулась к нему, вырывая свою руку.
— Ты не имеешь права прикасаться ко мне.
Эдвин поднял руки, выражение его лица было оскорбленным.
— Рыжик.
— Не надо, Эдвин. Просто не делай этого. — Четырнадцать дней сдерживаемого разочарования вырвались
— Я…
— Шшш. — Кассия рубанула рукой по воздуху.
По крайней мере, сегодня кто-то прислушался к шиканию. Эдвин закрыл рот, его губы сжались в тонкую линию.
— Я не буду для тебя удобной. — Только не снова. — Я не буду запоздалой мыслью. — Только не снова. — Я не буду игрушкой. — Только не снова.
— Ты не являешься ни одной из этих вещей, — сказал он.
— Я тебе не верю. После всего того дерьма, что ты мне наговорил, о том, как ты собирался проверить мои возможности. Рассказать мне, что думать и что чувствовать по отношению к нам. Как ты все прояснишь. Что ж, я думаю, твой уход дал понять все это очень, очень ясно.
Грудь Кассии тяжело вздымалась, когда все, что она хотела сказать, вырвалось на поверхность. Это покинуло ее, а вместе с этим и готовность бороться. Поэтому она ушла.
Эдвин отпустил ее.
И это, помимо всего прочего, доказывало, что их «кем бы они не были» пришел конец. Что ей нужно было сделать, чтобы найти мужчину, который будет бороться за нее? Который останется рядом с ней? Который выберет ее?
Никто не выбирал Кассию.
А это означало, что она должна была выбрать себя сама.
Прогулка до поместья была теплее, чем этим утром, и она не потрудилась надеть перчатки. Но было ли это на самом деле повышением температуры на улице или гнев и сожаление согревали ее кровь?
Когда же она научится распознавать волка в овечьей шкуре? Когда же она перестанет позволять очаровательным улыбкам, воскресным завтракам и монеткам пробираться сквозь ее защиту?
— Боже. — Она распахнула дверь особняка и захлопнула ее за собой. В последнее время Кассия хлопала многими дверьми. Затем она затопала вверх по лестнице, вкладывая свое раздражение в каждую ступеньку. Добравшись до своей спальни, она сразу же потянулась за наушниками, которые забыла сегодня утром, и водрузила их на место.
Ее куртка была брошена на пол, рядом с ней лежал рюкзак. Затем она нашла свой телефон, прокручивая плейлист, соответствующий ее безумному настроению, готовая позволить ему греметь у нее в ушах. Может быть, она прогонит это раздражение танцем, как это было на День благодарения.
Но прежде чем она успела нажать кнопку воспроизведения, чья-то рука выдернула наушник.
Кассия ахнула, оборачиваясь.
Эдвин возвышался над ней, хмурое выражение исказило его красивые черты, когда
Он что, шел за ней?
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Веду разговор, который не собирался вести в кампусе.
Дверь за ним закрылась. Супер-сыщицей ей не быть. Серьезно, как она могла не заметить, что он последовал за ней домой и зашел в ее комнату?
Если бы это был другой мужчина, возможно, она запаниковала бы, но это был Эдвин. И да, в тот момент она была в ярости на него, но в глубине души она знала, что худшее, что он мог сделать — это разбить ей сердце.
Однажды она пережила уничтожение. Она сможет сделать это снова.
— Я облажался, — сказал он.
— Ага.
Он провел рукой по волосам.
— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Она открыла рот, готовая сказать ему, что уже слишком поздно, но он приложил палец к ее губам, как будто знал, что она собирается сказать.
— Прости меня.
Она ожидала бесконечного списка оправданий. Его брат. Окончание колледжа. Чепуха. Чепуха. Чепуха. Но пока она ждала его оправданий, их так и не последовало.
Вместо этого он повторил:
— Прости меня.
Мольба в его голубых глазах затронула струны ее сердца.
Кассия отступила на шаг, нуждаясь в некотором расстоянии, и, сделав это, увидела то, что пропустила в библиотеке. Под его глазами залегли темные круги. Его одежда снова была помятой, как в День благодарения, но сейчас выглядела еще хуже, как будто он не просто носил ее, а жил в ней. Щетина на его подбородке была такой густой, что казалась почти бородой, и он, должно быть, не брился, ну… недели две.
— Я знаю, что многое происходит с твоим братом, — сказала она. — С ним все в порядке?
— В воскресенье его выписали из больницы. Я спал у него на диване, помогал по хозяйству.
— Это мило с твоей стороны.
— Он мой брат. — Эдвин пожал плечами. — У него есть медсестра, которая помогает днем, если ему это нужно, но ночью лучше я, чем незнакомка.
А как насчет их родителей? Разве они не были рядом, чтобы помочь?
— Можем мы… можно я просто присяду на минутку? — Эдвин прошел мимо нее к своему креслу с откидной спинкой. Он плюхнулся на сиденье, совсем как в прошлый раз, когда был в ее спальне, и опустил локти на колени, выглядя так, словно вот-вот заснет. — Я уже несколько недель сплю в креслах. Диван Зейна — это улучшение, но я засиделся допоздна, пытаясь позаниматься перед экзаменами.
— Ты спал в креслах? Где?
— В больнице.
Кассия моргнула. Несчастный случай с Зейном произошел несколько недель назад.
— Все это время?
— Да. — Он зевнул.
— Почему ты мне не сказал?
Он грустно улыбнулся ей.
— Правду? Я не знаю.
— Ты не знаешь?
— У меня сейчас много дерьма происходит, и я не знаю, стоит ли мне сваливать это на тебя.
Она нахмурилась.
— Хм?
— Это тот тип груза, который я бы возложил на свою девушку. А я не знаю, кем мы являемся.