Помощник хирурга
Шрифт:
— Что ж, мистер Пелворм, — сказал он, — вот наконец и ваш ветер. Но я хотя бы надеюсь, что задуло достаточно поздно, и мы успели обойти Скаген.
— Я тоже надеюсь, сэр, уверен, что смогли, — ответил Пелворм, очевидно убеждённый, что ничего предпринимать не стоит. — Но темнеет очень уж быстро, а когда ветер окончательно зайдёт к норду, — прощай, адье.
— Ну и вредина же этот старина Пелворм, — сказал Джек, переодевшись в те немногие сухие вещи, которые у него остались. — Он бы скорее неделю гонял нас взад-вперёд, пытаясь вывести судно из Слива, а после пошёл бы в Кунгсбакку, где можно дождаться нужного ветра, чем признал бы, что его предсказания не сбылись. Он принесёт нам несчастье.
Стивен, я собираюсь поспать до смены вахт, впереди тяжёлая ночь. Где полковник?
— Уже отправился на боковую. Его беспокоит качка, хотя наилучшие пожелания и извинения он всё же передал.
Ночь и правда выдалась тяжёлая, однако Стивен и Ягелло стали свидетелями лишь отдельных её эпизодов: глухой шум, хриплые выкрики навигационных команд, звуки дудки, приглушённый топот ног, когда нижнюю вахту вызывали наверх убирать или ставить парус и дикое раскачиваниефонаря, освещавшего их обтянутый зелёным сукном карточный стол. Они забросили шахматы и сели за пикет: Стивену всегда фартило в карты. Ягелло же напротив — постоянно везло как утопленнику. К трём склянкам ночной вахты он проиграл все свои деньги, и поскольку они условились играть только на то, что есть в карманах, игра подошла к концу. Литовец завистливо смотрел на лежавшее перед Стивеном состояние — семнадцать шиллингов и четырёхпенсовик, заработанные в основном на мелких ставках — однако какое-то время спустя его природная живость вернулась, и он пообещал, что как только ступит на сушу и обналичит один из своих векселей, обязательно возьмёт реванш.
— Наверное, это будет на следующей неделе? — уточнил он.
— Вы слишком оптимистичны, — ответил Стивен, сходив тузом пик, а за ним тузом червей. — Из того, что мне сказал мистер Пелворм, этот видавший виды балтийский лоцман, это скорее всего произойдет в следующем году.
— Но я вроде бы слышал, что речь шла о четырёхдневном переходе — мы вернулись очень быстро — и ветер сейчас дует в сторону Англии. Мистер Пелворм просто рассказывает страшилки —мне он поведал то же самое.
— Конечно, у мистера Пелворма, как и у многих других моряков, есть дурацкая привычка пугать «сухопутных». И если быть точным — ветер дует с норд-оста. Но вы должны учесть, что мы ещё не вышли из пролива и не обогнули Скаген, а ветер продолжает заходить к норду.
— И вправду, — вмиг побледнев, кивнул Ягелло.
— Как офицер кавалерии, — продолжил Стивен, — вы, вероятно, не до конца понимаете всю важность, фундаментальную важность ветра в морских миссиях. Я и сам не до конца это понимал, пока не провёл в море много лет. Предположим, что эта монета в три шиллинга — Скаген, этот пользующийся дурной славой мыс, грозящий многим судам смертью, — сказал он, поместив монету на левую половину стола. — А это, — поместив другую справа, — Гётеборг на шведской стороне. Между ними что-то около десяти лиг расстояния. Тут, где-то позади нас, — остров Лесё.
За кормой, как говорится, конвой, обозначим его этими монетами в пенни и полпенни. Теперь вы видите, что нос судна может быть обращён к ветру не ближе, чем на шесть румбов или тридцать шесть с половиной градусов. И хотя, конечно же, судно способно идти так круто к ветру, на самом деле истинный курс конечно же будет несколько иным, потому что также существует боковое отклонение, на которое моряки делают поправку и называют «сносом». Его величина зависит от силы и высоты волн, а также от массы других факторов, но я могу сказать, что в существующих условиях это составит что-то порядка двух румбов. То есть, мы и правда движемся под правильным углом к ветру.
— Тогда, выходит, всё хорошо? —
— Желаю этого от всего сердца! Но если ветер зайдёт к норду, задует на четыре румба между норд-остом и нордом, другой подходящий угол неизбежно сдвинет надлежащий курс к югу. И вы конечно же понимаете, что курс проходит по мысу как только переваливает за пятнадцать градусов, то есть значительно меньше четырёх румбов, о которых я веду речь. К тому же, мистер Ягелло, даже если нам удастся проползти вокруг Скагена, мистер Пелворм божится, что ветер зайдёт к норд-весту, а может быть и точно к весту, усилившись ещё больше, чем сейчас. А если ветер станет штормовым, то снос, о котором я говорил, тоже усилится, ведь тогда придётсясвернуть марсели, или, как говорят, «убрать», что вероятно, будет стоить четырёх румбов. Так что после Скагена под ветром у нас окажется бухта Джаммербугтен, с ветром, дующим точно в неё.
Так что мы будем идти уже не под нужным углом, а скорее под углом в сто двадцать градусов, мало-помалу приближаясь к неприятельскому побережью и его смертельным скалам. Мы можем бросить якорь, но при штормовом ветре зацепиться якорем крайне сложно. Он тащит, корабль ползёт. И в последующие часы у нас хватит времени оплакать нашу несчастную судьбу, бесконечно сожалея о не реализованных возможностях, не пережитых удовольствиях, даже о каких-то ошибках. Вот что, мистер Ягелло, мой бывший товарищ по плаванию называл непроходимым ужасом перед подветренным берегом. Неудивительно, что капитан Обри считает, будто берег слишком близко, когда он от нас в двадцати милях, а мистер Пелворм, который видел, как бесчисленные корабли конвоя вместе с двумя военными судами по несчастью в щепы разбились о рифы Джаммербугтен, желает спуститься под ветер, или подняться, или вообще махнуть в Кунгсбакку.
Дважды за остаток ночи доктор слышал, как Джек спускался вниз и, стараясь двигаться бесшумно, пил из кружки негус*11] или перехватывал ломоть шведской булки. Однако крепко заснув вскоре после рассвета, он встретил друга только за завтраком.
Розовое и начисто выбритое лицо капитана Обри всё же хранило следы долгой и наполненной тревогами ночи. Оно было осунувшимся, сам же капитан поглощал пищу просто-таки с волчьим аппетитом.
— Вот и ты, Стивен, — воскликнул он. — Доброго тебе утра. Я уже какое-то время не заглядывал, чтобы тебя проведать, и мне жаль признаться, но я съел последний ломоть бекона. Тарелка опустела до того, как я спохватился.
— Вечно рассказываешь мне одни и те же подлые сказки, — проворчал Стивен. — Могу я хотя бы надеяться, что кофе ещё остался?
— Появись ты раньше, то и бекон бы застал, — ответил Джек. — Ха-ха-ха, Стивен, ты слышал? Спас бекон*12] — вот уж озарение на меня нашло.
— Нет ничего лучше незамутнённого ума, — прокомментировал Стивен и несколько позже добавил: — Скажи же, как прошла ночь? Где мы?
— Было непросто, но благодаря богатому опыту мне удалось справиться, и посреди ночной вахты мы прошли Скаген, хоть и с крошечным гандикапом — не более пяти миль.
— Так мы обогнули его? — уточнил Стивен, почёсывая трёхдневную щетину. Он ещё не до конца проснулся. Воспоминания о эротическом сне (первом с момента возобновлённого знакомства с Дианой) всё ещё занимали разум. Он выглядел неопрятно и не успел умыться, а мысли ещё не собрались в кучу, тогда как Джек находился в высшей точке прилива своей дневной активности.
— Да, мы мчимся под всеми незарифленными парусами с хорошими семью узлами, дует норд-ост. Когда поднимешься на палубу, в пяти или семи лигах слева по траверзу сможешь увидеть Холмс. Бедняге Модсли пришлось спуститься под ветер, со всеми этими неумелыми «купцами».