Порченная кровь
Шрифт:
— Готовьтесь, — Райнер вынул меч, — но не торопитесь. Пусть Данцигер и Шарнхольт сами сделают грязную работу.
Они продолжили спуск, прислушиваясь к шуму потасовки, пока не прошли мимо складского этажа. Выйдя на последний пролет, в свете, льющемся из-под широкой арки, они заметили схватившиеся тени.
Райнер поднял руку, и все остановились.
— Наденьте маски, — прошептал он.
Черные сердца снова прикрыли лица птичьими клювами. Райнер надеялся, что сражаться в таком виде не придется: прорези для глаз перекрывали боковое зрение.
Когда они снова
— Кто? — выдохнул он и чуть расслабился. — А, это вы. Вы опоздали. Входите. Мы здесь.
Они последовали за ним в низкое квадратное помещение с крепкой окованной железом дверью в одной стене. Здесь было полно людей Данцигера и Шарнхольта, они расправлялись с двенадцатью стражами, охранявшими вход. Шарнхольт стоял посередине, отдавая команды небрежным мановением руки и вытирая круглое лицо белоснежным льняным платком. Райнер заметил, что у людей обоих отрядов за спинами привязаны шесты для переноски камня.
— Педерманн, дверь, — сказал Шарнхольт. — Дортиг, перережь всем глотки. Эти люди нас знают. Нельзя оставлять живых свидетелей. — Он нахмурился, завидев Данцигера в сопровождении Черных сердец. — А это еще кто?
— Тоже свои, — сказал Данцигер. — Слуги, которые не смеют показывать лица.
Райнер мысленно улыбнулся. Данцигер повторял за ним слово в слово.
— Вижу. — Шарнхольт скривил губу. — Надеюсь, они умеют не только служить, но и драться.
— Уверяю вас, милорд, — ответил Данцигер, — лучше некуда.
— Я оставлю здесь десять человек, — сказал Шарнхольт, когда его люди открыли дверь, — они притворятся, что наткнулись на фанатиков, убивающих охрану, и прогнали их, а потом сами встали на стражу, пока не придет подкрепление.
Данцигер помолчал, понимающе посмотрел на Райнера и улыбнулся Шарнхольту.
— Достойный восхищения план, брат. Но пусть наши люди разделят этот опасный долг. Было бы упущением, если бы вы полностью взяли риск на себя.
Шарнхольт поднял бровь.
— Это что, недоверие, брат мой? Разве мы не едины в наших помыслах?
— Ну, разумеется, едины, — раздраженно ответил Данцигер. — Именно поэтому я и предложил разделить с вами опасность. Возможно, это вы не доверяете мне? Или принимаете заботу за недоверие, поскольку сами замыслили измену?
— И кто это говорит об измене? Тот, кто выдал моих сторонников Вальденхейму и Теклису, когда камень был уже у нас? — Шарнхольт схватился за меч.
Данцигер сделал то же самое.
Райнер шагнул вперед.
— Господа, — произнес он, изображая талабхеймский выговор, чтобы сделать неузнаваемым свой голос. — Прошу вас. Помните о том, зачем мы здесь.
Он хотел, чтобы лорды передрались, но не сейчас. Сначала пусть откроют ему подвал.
Шарнхольт выпустил меч.
— Твой человек говорит разумно. Здесь не место для спора. Очень хорошо, разделим наш долг. — Он повернулся к двери. — Тюрьма на том же уровне, что и сокровищница, и у нее собственная
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
УБЕЙТЕ ИХ
Когда отряды выстроились, готовые войти, Райнер услышал бормотание Августа: «Всего лишь делали свою работу» — и увидел, что тот оглядывается на мертвых охранников и стискивает кулаки так, что костяшки белеют.
Шарнхольт и Данцигер оставили каждый по десять человек позади, чтобы охранять дверь, и повели остальных вниз. Черные сердца промаршировали следом и начали спуск в глубины. Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась. Райнер сглотнул. Назад пути не было.
На второй лестничной площадке Шарнхольт принялся бормотать и махать пухлыми руками. Казалось, что воздух вокруг сгущается и на барабанные перепонки что-то давит, будто он нырнул в глубину. Фанатики и Черные сердца открывали рты и затыкали уши пальцами, пытаясь облегчить давление, но это не помогало.
— Что это? — поморщилась Франка.
Райнер едва расслышал ее. Казалось, ее голос доносился из-за толстого стекла. Весь шум вокруг словно куда-то пропадал. Лязг и скрип было почти не разобрать. Люди маршировали, а звука производили не больше, чем кошка, идущая но траве. Воздух будто превратился в желе и заглушал всё.
Тремя пролетами ниже лестница заканчивалась широким коридором, уходящим в темноту; его изредка пересекали другие. Они что, до сих пор в стенах башни? Разумеется, подумал Райнер, коридор уходит дальше. Он покачал головой. Странно еще, что весь Талабхейм не провалился, учитывая, сколько под ним тоннелей.
Данцигер указал на один из ходов справа, и люди двинулись туда. Он заканчивался железной решеткой, сквозь которую виднелся свет факелов.
Шарнхольт, не прерывая бормотания, протянул кольцо с ключами Данцигеру. Тот повернулся к отряду и отдал приказ, который никто не расслышал. Он раздраженно закатил глаза и взмахнул мечом с преувеличенной выразительностью.
Фанатики и Черные сердца обнажили оружие, и Данцигер повернул ключ в замке. Ни лязга замка, ни скрипа открывающейся решетки. Он махнул вперед, и люди бесшумно вбежали внутрь.
На бегу Райнер окинул помещение взглядом. Это была прямоугольная сводчатая комната, в длину больше, чем в ширину, с арками слева и справа, и в дальнем ее конце, у массивной каменной двери, окованной железом, выстроились в линию десять охранников.
Стражи издали крики удивления, увидев фанатиков. Заклинание Шарнхольта практически заглушило их голоса. Они обнажили оружие и доблестно встретили нападающих, но их было слишком мало. В ужасной бесшумной драке люди Данцигера и Шарнхольта быстро порубили их на куски. Гетцау и его товарищи отстали и не участвовали. Тем не менее Райнер испытывал стыд. Разве стоять в стороне, когда хороших людей убивают, лучше, чем расправляться с ними самому? Август громко ругался. К счастью, его никто не слышал.