Порченная кровь
Шрифт:
Талабхейм сошел с ума.
Это было видно даже со стороны Пути Волшебников высоко на внутренней стене кратера. Столбы дыма поднимались над городом и исчезали в мареве, скрывающем дальний край кратера, что лежал милях в тридцати отсюда. В дымовой шапке мерцали странные вспышки — словно молнии, но без грома. Райнер прежде видел нечто подобное над полем битвы в Кислеве, когда его рота столкнулась с ордой норсийцев. Он вздрогнул. Халс и Август сплюнули и сотворили знак молота. Дариус съежился. Город поднимался почти до ворот. Кривые хибары и примитивные жилища, высеченные прямо в скале, испещряли склон, словно их принесло отступившим потопом. Ниже — чем
Пока посольство спускалось по точно такой же извилистой дороге, как на внешней стороне кратера, Райнер заметил узкие тропы — они вели к почти вертикальным трущобам. Там кто-то потихоньку шнырял, при виде процессии прячась за ненадежно примостившимися хибарами. В воздухе пахло смертью, прелой листвой и чем-то еще более странным, слух Райнера терзали чьи-то вопли и далекий грохот. Стена кратера угрожающе нависала над ним. Он чувствовал себя запертым в сумасшедшем доме.
Они наконец спустились, и стало только хуже. Окаймленная деревьями улица, по которой их вели, когда-то была красивой и ухоженной. Теперь же многие дома походили на обугленные скелеты. У других были выбиты окна. Оттуда кто-то выглядывал, окидывая пустыми взглядами проезжающее посольство. На площади пылала гора обнаженных тел мужчин, женщин и детей. У одного из трупов на месте живота скалилась клыкастая морда. Тела болтались и на виселице перед извозчичьим двором.
Совсем рядом Райнер услышал подавленный всхлип. Август оглядывался по сторонам, по его рыжей бороде текли слезы.
— Что с ним стало? — причитал он. — Что с ним стало?
Райнер кивнул.
— Да, ужасно.
— Да что ты понимаешь? — вспыхнул пикинер. — Это мой дом! А это... — Рыдание прервало его слова. — Его убили. Убили!
Из дома выскочил и опрометью бросился к аллее человек в лохмотьях. Его голова превратилась в трясущийся на каждом шагу мешок плоти. За ним гнались крестьяне с дубинками в руках и нещадно его колотили, а тот кричал и плакал. Стражи Талабхейма бесстрастно шагали мимо.
Август отвернулся.
— Нет, не может быть. Талабхейм — прекраснейший город Империи. Город садов. Го...
Внезапно он умолк. Через улицу была видна разоренная таверна. Уцелели лишь входная дверь и вывеска над ней.
— «Олень и венок»! — воскликнул Август. — Значит, старый трактирщик Ганс мертв?
Он сжал кулаки:
— Кто-то должен заплатить за это. Кто-то должен за это умереть.
Ближе к центру города народу на улицах стало побольше. Жрецы Морра с лицами, закрытыми мешковиной, швыряли тела в костры. Наглые мародеры беззастенчиво растаскивали из домов картины и серебро. Человек с жестяными амулетами в форме молота выкрикивал, что они освящены «самим Великим Теогонистом» и гарантируют защиту от безумия и мутации. Торговля шла бойко. Тощие крестьяне столпились вокруг сверкающего глазами жреца Таала; тот потрясал деревянным посохом, обернутым ветвями остролиста.
— Разве пробуждение деревьев и разрушение зигмаритского храма — не знаки недовольства Таала? — кричал он. — Таал разгневан на нас за то, что на его земле мы позволили поклоняться этому выскочке Зигмару. Это земля Таала, и мы предали его, целуя ноги чужеземного тирана Карла-Франца. Покайтесь, маловерные! Покайтесь!
Прежде чем его голос стих позади, слух Райнера уловил вопли жреца Зигмара, что разглагольствовал перед очередной толпой.
— Разве пробуждение деревьев не доказывает,
— Хреновы зигмариты, — проворчал Август себе под нос.
— Что-то сказал против Зигмара? — Герт ощетинил усы. — Напрашиваешься, да?
— Довольно, — оборвал его Райнер.
— Но, капитан, сами же слышали...
Райнер прервал его:
— Я слышал, как ругаются два дурака. И вы тоже два дурака, раз их слушаете. Довольно.
Герт с Августом открыли рты, собираясь протестовать, но их отвлекло какое-то движение справа. Из заброшенного дома, простирая руки, потянулись к ним отощавшие мужчины, женщины и дети.
— Еды, добрые господа! — ныл один.
— Хоть пфенниг, от щедрот ваших, — вторил другой.
— Помогите нам, — плакала женщина.
Стражи оттолкнули людей, и те попадали на мостовую. Нищие лежали где упали, обхватив разбитые головы и завывая. Они просили подаяние не так давно. Одежда их, хоть и грязная, была все еще целой, но надежды в глазах уже не осталось.
— И это — народ Талабхейма? — в отчаянии воскликнул Август. — Талабхеймцы не просят милостыню. Они не уклоняются от драки. Да что с ними такое? Было бы естественно, если бы они нас просто обокрали! Или хоть попытались бы.
— Надо полагать, они слишком многое повидали, — ответил Герт, — и это их сломило. Я уже встречал подобное. Целая рота остермаркских мечников. Они бились с... с чем-то, обороняя Хергиг, и победили. Но потом выглядели так, будто это нечто вырвало у них сердца, тела оставив невредимыми. По мне, так хуже, чем смерть.
Август вздрогнул и кивнул. О споре эти двое, кажется, забыли.
Посреди заросшего парка беснующаяся толпа окружила раздетую девушку, привязанную к столбу. В нее кидали камнями и комьями грязи, несмотря на мольбы о пощаде. У ног ее лежали связки хвороста, и какой-то тип в красном остроконечном капюшоне приплясывал вокруг с факелом в руке. Она была очень красива, несмотря на синяки на лице и теле, — но ее ноги, покрытые шерстью, с копытами, как у козы... и голый лиловый хвост... Высокий голос девушки перекрывал рев толпы.
— Пожалуйста! Я не сделала ничего плохого! Я не виновата. Это просто случилось...
Человек в капюшоне поднес факел к вязанкам, и на них мгновенно взметнулось пламя. Девушка пронзительно закричала. Райнер отвернулся, но крик по-прежнему звенел в его ушах.
На всем пути они видели забаррикадированные проходы и усталых стражей: в красно-белой форме, или в ливреях того или иного лорда, пли вовсе без формы, — они защищали улицы и кварталы от вторжения. Местами стражи и баррикады, казалось, имели лишь одну цель — не дать здешним жителям выйти. Вокруг царила полная разруха и мелькали тени, вероятно когда-то бывшие людьми.
Они проехали между огромным серым зданием Большой Палаты Эдиктов, где заседал местный парламент, и «Ямой», в чьих недрах приговоренные судом отбывали наказание. Виселицы и клетки перед зданием суда были забиты трупами, и все это вместе смахивало на витрину мясной лавки.
Над низкими, с маленькими окнами зданиями квартала законников возвышался храмовый квартал, известный как Город Богов: золотая Мирмидия, поднимающая копье на вершине гранитной колонны, стройная белая башня Шалльи, раскидистые рябины Таала — и выше всех суровые каменные колокольни Зигмара. Место это казалось величавым и спокойным, пока Райнер не заметил, что меж башен поднимаются клубы дыма.