Порог греха
Шрифт:
Вручая документы Чурилову, Грудинин скажет:
– О Ваших шалостях с девочками и мальчиками мне кое-что известно. Упаси бог хоть пальцем дотронуться до этих детей! Я самолично всажу в Вашу башку всю обойму из этого нагана! – И похлопал рукой по кобуре.
– О чём Вы, дорогой Виктор Викторович? – осклабился Чурилов. – Какие шалости, как Вам не ай-ай-ай! Это же детишки. Как Вы могли подумать! Зачем слушаете сплетни непорядочных людей?
– Я Вас предупредил, Евграф Серафимович, – Грудинин ещё раз похлопал рукой по кобуре.
Чурилов в сердцах плюнул ему вслед:
– Мусор поганый. Ещё и угрожает!
Он
– Надо насторожиться. Коли так смело говорит – значит, копает. А может уже кое-что и накопал. Дурак, зачем мне-то сразу об этом… Напугал! Сам скребёт на свой хребёт. Однако на всякий случай надо капнуть кому следует.
Пока Павлинка и Алесь находились на карантине, им не разрешали входить в здание детского дома, общаться с ребятами и покидать территорию. Из окна изолятора они наблюдали, как дети уходили в школу и возвращались назад. Им очень хотелось учиться. Павлинка прервала учёбу в седьмом классе, Алесь – в четвёртом.
Вечерами они подолгу сидели на кровати Алеся. Вспоминали о прошлом. С холодком в сердечках готовились к встрече с новой коллективной жизнью. И в каких бы успокоительных тонах – свыкнется-привыкнется – не рисовала её тётя Поля, без мамы, без семьи она не может быть радостной, тем более счастливой! Алесю она виделась большим шумным базаром, где все ходят, толкаются, говорят, и никому нет дела друг до друга. Укладываясь спать, он прижимал к груди ладошкой серебряный крестик на шелковой тесемке и просил боженьку послать ему сон с мамой. Но боженька таких снов почему-то никак не посылал. И каждую ночь Алесю грезились кошмары: то он шёл по мшистому болоту, проваливаясь и выбираясь изо всех сил на твёрдую почву, то горел в огне, то бежал от кого-то, то падал куда-то в пропасть.
… Пришла тётя Поля, пригласила их на медицинский осмотр к врачу Фаине Иосифовне Мазуровской. Медицинский пункт располагался на первом этаже рядом с кабинетом заведующего детским домом.
Фаина Иосифовна, женщина лет сорока, встретила их с улыбкой. Усадила на диванчик, покрытый белой простыней. Как и полагается в хорошем медпункте, здесь всё было белым: белый стол врача, белые стеклянные шкафчики, белые табуретки. И даже настенные часы-ходики тоже были белыми.
– Вы не стесняетесь друг друга? Вас осматривать вместе или порознь? – осведомилась Мазуровская.
– Не стесняемся, – ответила Павлинка.
– Тогда начнем с тебя.
О прошлой жизни сестры и брата Фаина Иосифовна заранее поинтересовалась у Чурилова и Рускиной, и потому спрашивала только о здоровье: чем и когда болели, не было ли травмы головы, переломов костей, что беспокоит в настоящее время. Приложилась холодным кругляшом фонендоскопа к груди и спине: как там постукивает сердце, работают лёгкие. Помяла живот. Поерошила волосы – не завелись ли в них какие мелкие кровососущие твари. Редко встречала Фаина Иосифовна ребятишек в таком завидном физическом состоянии. Отправлять их на обследование в областную больницу причин не находилось. Чем и обрадовала сестру и брата.
– Можете устраиваться в общих спальнях. Скажите Полине Григорьевне, что я разрешила.
Фаина Иосифовна улыбнулась и тряхнула коротко стрижеными кудрями чёрных волос. Чёрные глаза её светились.
– Всё хорошо, мои дорогие, но есть одно «но», – и свет её глаз померк. – Религиозную атрибутику надо будет снять, – она показала на крестики, которые Алесь и Павлинка держали в руках, серебряные крестики на шёлковых нитях, снятые во время осмотра. – Я не хочу сказать, что это плохо. Но, понимаете… У нас их носить не разрешается. Рано или поздно об этом узнают ребята. Начнут дразнить. Более того – просто отберут. И если ни они, так воспитатели или школьные учителя.
– Как же быть? – Павлинка прижала крестик к груди. Алесь последовал ее движению. – Мы не можем их выбросить! – в глазах Павлинки мелькнули страх и растерянность.
– Не надо выбрасывать, – успокоила Фаина Иосифовна. – Я их спрячу, а когда появится необходимость… Ну, безопасная возможность – крестики вам верну. Идёт?
Павлинка посмотрела на Алеся. «Как ты решишь, так и сделаем, – прочитала она в его глазах. – И другого выхода у нас нет».
– Мы согласны. Мы Вам верим.
– Вот и ладненько, – Фаина Иосифовна спрятала крестики в сейф, где хранились самые ценные лекарственные препараты.
– Но это еще не всё, – придержала Фаина Иосифовна сестру и брата, уже намеревавшихся уходить. – В нашем детском доме действует коллектив художественной самодеятельности. И я руковожу им. Вы можете тоже участвовать. Поэтому я хотела бы знать, на что вы способны, что вы можете: петь, танцевать, декламировать стихи?
– Самодеятельность? – не без некоторого изумления посмотрела Павлинка на Фаину Иосифовну. – А пианино у вас есть?
– Есть старый рояль. Он в столовой стоит. Немного разбитый, но играть на нём ещё можно. А ты что, играешь?
– Да, – смутилась Павлинка. – Немного.
– И нотную грамоту знаешь?
– Знаю.
– Значит, в музыкальной школе училась?
– Нет, – ещё более смутилась Павлинка. – Меня мама учила. У неё консерваторское образование. Село, где мы жили, маленькое. Какая школа? Клуба-то хорошего не было!
Вспомнив маму, Павлинка быстро-быстро заморгала глазами. Кинулась в них жгучая влага. Фаина Иосифовна заметила, но не подала вида. Нельзя на этом заостряться. Не выгорела ещё в ребячьем сердце боль.
– И каков твой репертуар?
Павлинка глубоко вздохнула:
– Белорусские и русские народные песни, романсы, кое-какие пьески из классики.
– Это здорово!
Фаина Иосифовна обрадовалась не понарошку, как это бывает у плохих воспитателей. В детстве она закончила музыкальную школу-семилетку по классу фортепиано. Любила до самозабвения музыку. Музыка помогала жить и переживать моменты безысходности и отчаяния. Самой дорогой вещью в её квартирке, находящейся в большом старом бараке на окраине Лесогорска, было пианино, доставшееся от родителей. И руководить художественной самодеятельностью в детском доме она взялась с мыслью приобщать детей к этому волшебному миру, который позволяет хоть на какое-то время отрываться от суровых реальностей жизни, хоть чуть-чуть отогревать так рано закоченевшие детские души. И сама отогревалась вместе с детьми. Музыкальных специалистов в городе можно было пересчитать по пальцам. В детском доме никто из них работать за мизерную зарплату не хотел. И заведующий Чурилов был несказанно рад Фаине Иосифовне: у кого ещё есть такой человек: детей и лечит, и музыке учит. А главное – по желанию. За последнее – платить не надо.