Портартурцы
Шрифт:
— По второй линии и сюда ближе снарядами шарит. Резервы наши ищет.
— Скажи ординарцу, пусть седлает лошадей, — распорядился Стессель.
— Ты же не поедешь?
— Куда ехать-то, голубушка? Я вызову сюда полковника Рейса, а кони пусть в седлах постоят… Такой момент и без приказаний. Разве это логично?!
Глава восемнадцатая
1
— Как же так, Прокоп? Ты же обещал и с генералом и с солдатами говорить, что держаться трудно и нас всех переколют при последней открытой атаке.
— Говорил я им, — опустив голову, ответил Прокоп, — а они как засмеются: «С жиру ты, холуйская морда, бесишься. Стыд потерял. На генеральских хлебах отупели, говорят, твои мозги». Плюнули и ушли. Даже белый хлеб и табак ваш не взяли. Вот так и потерял я своих земляков. Какую славу про меня распустят? Сначала-то мы жили хорошо. И денщик я, но все прощалось мне. Ведь каждый знает, что не по своей воле в денщиках мы ходим. А тут вдруг переменились, загалдели и ушли… Вы уж ослобоните меня, ваше высокопревосходительство,
— Как так, «ослобоните»?
— На позицию я хочу. С япошкой биться буду.
— Вот выдумал! Не сметь и думать, — строго сказала генеральша и взглянула на Прокопа.
Он по-прежнему стоял, опустив голову. Лицо его было бледным, нижняя губа тряслась, руки с крепко сжатыми кулаками вздрагивали. Вера Алексеевна придвинулась к денщику и более ласково проговорила:
— Что ты, Прокопушка, как же я буду без тебя?
— Заместо меня раненого какого-нибудь поставьте. Разве их мало теперь? А мне пора и с японцами повстречаться.
Генеральша подошла вплотную к Прокопу и подняла его голову за подбородок:
— Я не согласна, и генерал не согласится. Новый человек, зачем это нам? Нет, ты об этом и не заикнешься больше. Никому не скажешь.
— Невмоготу мне это состояние. Увольте.
— Вот еще выдумал. Да как ты решился? И зачем тебе это? — мягкие руки Веры Алексеевны легли на плечи Прокопа. — Если тебе хочется, то мы так сделаем: у тебя будет хорошая новая винтовка и револьвер; когда японцы ворвутся в город, ты встанешь у ворот и будешь защищать меня и соседских женщин…
— Не хочу… Пустите на позицию.
— Нельзя, нельзя, голубчик Прокоп. — Генеральша попробовала рассмеяться своим громким смехом, но денщик, приподняв голову, злобно взглянул ей в лицо:
— Почему нельзя? Другим можно, а мне нельзя? У многих полковников денщики ушли на позицию. И я уйду. Не пустите, кричать буду. Вам же стыд.
— Прокоп, генерал тебя арестует, побледнев, — сказала Вера Алексеевна.
— За что? — крикнул денщик. — Человек грудыо становится за веру, царя и отечество, а вы его удержать хотите? Такого закона нет. Придет его высокопревосходительство, я ему так же скажу.
Генеральша задумалась.
— Ладно, — сказала она. — Ты пойдешь на три дня в те самые окопы, в которых твои земляки, а затем покажешься сюда. Генерал тебе такую записку напишет к командиру роты. Где твоя винтовка, почисти ее.
— Она у меня в порядке.
«Может, это все к лучшему, — подумала Вера Алексеевна. — Я его, понятно, не выпущу из виду. Через него я подлинное настроение солдат узнаю… Вот поди и пойми мужчин: чего бы, кажется, ему надо? Все к его благополучию, а он петушится… Ну что ж, пусть попробует!»
Глава девятнадцатая
1
Лыков нашел Подковина на Ляотешане и сообщил ему:
— Варя плоха. Ей сделали операцию, но…
Подковин отпросился у начальства и вместе с Лыковым поспешил в госпиталь.
— А я вас не узнал, Александр Петрович. Вы чрезвычайно изменились.
— Все одно к одному. Тебя вот ищут, а от меня бегут. Жизнь учит… Надо быть всегда нравственно чистым… Я помню, как ты прогнал японку. Тогда мне твой поступок показался смешным, глупым и даже каким-то вызывающим… Да… Но теперь я верю в твою чистоту. Девушки ее чувствуют… Что я буду делать после войны, я не знаю, но мстить японцам я буду до гробовой доски… Мы им зададим… Поставим на свое место…
Подковин вел лошадь в поводу. Поглядывая на Лыкова, он думал: «Вчера купец, самодур, а сейчас — юродивый… Грозит… Что в этом толку?!»
— О мести-то вы правильно, — проговорил Тихон, — Но как вы, одинокий, будете действовать?
— Обязательно! Путей много. У нас с папенькой большой капитал. Я его пущу в оборот здесь. Столкуюсь с китайцами. Они мастера на бойкоты. Подрывать японскую торговлю будем, надеюсь и других русских купцов втянуть. Людей много потребуется. Примыкай! — Лыков схватил Тихона за руку. — Ты умником должен вырасти. Давай адрес, куда тебе после войны писать.
— На такое дело я, пожалуй, согласен. С деньгами можно черт знает что натворить.
— Например?
— Построить огромную подводную лодку и топить полегонечку японские военные корабли. Спрятать ее у нас есть где. Берега пустынные, бухт — уйма…
— Это у тебя по-детски, но на первый раз и то мысль. Главное, чтобы думать в одном направлении.
2
Варя лежала без движения. Округленность ее подбородка, щек, шеи исчезла, нос стал тонким и заостренным, лицо бескровным. Варя повернула голову к пришедшим и приподняла веки. Спокойный, ласковый взгляд девушки поразил Тихона.
«Бедная, скрывает свои страдания», — подумал он.
— Ты все-таки сумел прийти?
— Как же, Варя? Начальство у нас хорошее, да и товарищи тоже. Они все о тебе расспрашивали. Желают скорого выздоровления. — Подковин наклонился и погладил руку девушки. — Война скоро кончится, вернемся быстренько в Иркутск на Медведниковскую улицу.
— Как-то теперь там мама? Ничего она не знает. — На глазах Вари показались слезы.
— Не расстраивайся. Скоро все будем дома.
— Тебе надо идти. Время свидания истекает.