Портартурцы
Шрифт:
— Так я и знала. Теперь вам нужно лечить нервы. Теперь вы у меня на…
Стены и пол комнаты содрогнулись. Зазвенели стекла. Раздался резкий звук разорвавшегося где-то вблизи снаряда. Валя отворила дверь и услышала крики и стоны. По палате распространился удушливый смрад. Раздался второй взрыв немного дальше.
— Боже мой, осколками снарядов убило раненых! — воскликнула Валя, полная ужаса.
— Ага, что я вам говорил! Крепостей не нужно. Крепость — это капкан для тех, кто их строит… Нужны укрепленные районы от главной базы… Все должно быть направлено к тому, чтобы не допустить врага не на один, а на два пушечных выстрела. Понимаете, на два… Что вы наделали? Кто вам доверил это дело? Как вы бесстыдны! Разве дети и полоумные, а особенно развращенные, строят крепости? Крепость — алтарь, священный алтарь, на которой возливается человеческая кровь, кровь сверхчеловеков… А гниды уползут. Засядут в складках грязного платья… Да, да, да… Я же вам говорил… Тысячу раз даже кричал вам… В ваши ослиные уши… Гласис, гласис, гласис…
Держа Николая Степановича за плечо, Валя поднесла к его губам стакан холодной воды. «Какой ужас… Там разрушаются стены, тела, а здесь разрушается душа прекраснейшего человека».
— Да успокойтесь же, выпейте воды.
Резанов жестикулировал, силился соскочить и бежать. «Что я буду с ними делать, там десятки новых страдальцев?!»
В дверях показался Егоров.
— Голубчик, ефрейтор, как вас там? Знаю, знаю… Побудьте, пожалуйста, с капитаном. Придержите его, чтобы не упал. Он немного волнуется, так смотри, не зевай.
— Слушаюсь…
— Я надеюсь… Ну, ну…
Валя убежала в палату. Смрад рассеялся. Раненые, те, что могли, повскакивали со своих коек и глазами, полными ужаса, смотрели в окна, выходившие во двор. В правом углу опрокинуло две койки, около них без движения лежали раненые. Ни звука, ни вздоха…
Подошли санитары и доктор.
— Теперь я займусь живыми, — сказала Валя. — Уберите этих скорее, это уже трупы. На места, — обратилась сестра к вскочившим больным. — Все прошло. Давайте наведем порядок.
Раненые очнулись от охватившего их ужаса и направились к своим койкам.
3
Увидев перед собой Егорова, капитан Резанов сразу замолк и опустил глаза.
— Ваше высокоблагородие, выпейте воды.
— Давай, братец. — Осушив стакан, Резанов попросил еще. — Что, сходил? Как там дела?
— Ничего, стреляют помаленьку. Как всегда, они, япошки… А Подковина тут сейчас нет. Он на Ляотешань вчера откомандирован. Скоро вернется. Завтра я еще узнаю.
— Молодец!
— Рад стараться!
— Ты поди сестре скажи. Так, мол, и так. Совсем тут недалеко. В безопасном местечке Подковин. Скажи: обязательно его достанем.
— А кто он ей? Брат, что ли?
— Нет. Не брат. Так я понял.
— Неужто жених? Это вот под стать. Так они друг другу подходящи, прямо и не выскажешь…
— Разошелся сват, новые лапти. Ты сватаешь, а японец их разлучает…
— Что вы, барин! Нельзя же так думать. Не на весь же честной народ его рук хватит.
— Это ты умно. Это на тебя похоже. Ну, ступай! — И Резанов опустил голову.
Егоров переступал с ноги на ногу и не шел.
— Что это ты, оглох, что ли? Тебя, кажется, в руку, а не по уху хватило.
— Я, ваше высокоблагородие, здесь ее обожду. Вместе скажем. Дело у них серьезное, а я напутаю. Я с такими барышнями не разговорщик.
— Знаем мы вас, белобрысых! — И капитан рассмеялся.
Вошла Валя, усталая, но спокойная.
— Так кому говорить? — спросил Резанов у Егорова.
— Дозвольте, ваше высокоблагородие, — Егоров подмигнул капитану: — Сестрица, я о вашем братце, Подковине, хорошие вести узнал. Он еще вчера тут неподалечу был. Теперь командирован на Ляотешань. Вернется, мы его приведем. Товарищи-то его говорят: герой, красавец, и от пули заговорен.
Щеки Вали покрылись румянцем, даже уши стали красными:
— Спасибо вам, Егоров. А куда вы сейчас?
— Да вот на позицию собираюсь, на второй форт.
— Не торопись, успеешь. Ты проводишь меня сегодня вечером. Я стала трусихой. Боюсь я этих проклятых снарядов.
— Слушаюсь.
4
После ухода Вали и Егорова Резанов вдруг резко ощутил весь ужас нервного припадка, во время которого он что-то долго и бестолково говорил. У него сильно болела голова, но забыться и уснуть он не мог. Резанов долго метался на койке, словно лежал на горячих углях.
— Боже мой, этого еще недоставало — дожить до сумасшествия. Но ничего, выход всё-таки есть.
К вечеру капитан успокоился и неподвижно лежал на кровати. Ночью опять начали подносить раненых. У одного офицера в кармане шинели оказался револьвер. Сестра отнесла его в канцелярию и положила на стол. Вернувшись после перевязки раненых, дежурная сестра удивилась тому, что Резанов лежит, закрыв голову подушкой и одеялом.
— Что с ним? При такой духоте и так укрылся?! — У кровати сестра поскользнулась. — Кровь! — крикнула она и быстро откинула одеяло и подушку.
Николай Степанович лежал лицом кверху. Глаза его были полуоткрыты, лоб и нос, точно восковые, нижняя челюсть отвисла. Около виска лежал револьвер. В левой вытянутой руке сестра увидела клочок бумаги. Она схватила его и прочла: «Прощайте. Все-таки выход есть».
Егоров пришел в госпиталь в веселом настроении. День был ясный. Выстрелы слышались изредка. Он возвратился из второй батареи.
— Все хорошо. Здоров он и, говорят, завтра вернется на батарею, — сообщил он Вале.
— Вернется ли? — дрожащим голосом сказала девушка.
— Беспременно. Дозвольте к их высокоблагородию.
Валя замялась. Егоров вопросительно глядел на нее.
— Уже поздно.
— Как поздно, да ведь сейчас утро! — воскликнул Егоров, почувствовав что-то неладное.
— Он умер, ваш герой, — сказала Валя и отвернулась, чтобы утереть слезу. — Да, да, голубчик Егоров, он застрелился…
У Егорова захватило дух. Он вобрал в себя полную грудь воздуха и тихо сказал:
— Мало я видел таких людей. Даром, что в очках, а прыткий был. Умница человек, а вот куда увел свою линию. В глубокую колею одно колесо осело. Правдивой голове без ног трудно жить…