Портартурцы
Шрифт:
— Вот и увиделись снова.
— Варя, голубушка, — прошептал Подковин. — Поправляйся скорее…
Золотая гора послала еще два снаряда. Вдали отозвались дальнобойные, но мелкокалиберные орудия. В сопки покатилось эхо орудийных залпов.
Наконец-то добрались до госпиталя. Варю понесли в палату, но Тихон не уходил. Он стоял на крыльце госпиталя, из глаз его катились слезы.
— Не волнуйтесь, — сказал ему доктор. — Рана, правда, серьезная. Завтра можно будет сказать что-нибудь определенное.
Вернувшись в батарею, Подковин долго не мог заснуть. Он силился осмыслить случившееся. Но в его ушах все время звучали слова доктора: «Завтра… сказать что-нибудь определенное… завтра… что-нибудь определенное»…
Глава пятнадцатая
1
Капитан Резанов поправлялся очень быстро. Швы срослись, силы восстанавливались. Но с того дня, как он сел на кровать и оказалось, что ему «нечего спустить на пол», с той минуты, как впервые понял все безобразие своих култышек, его охватил ужас. В голове у него на мгновение помутилось. Он порывистым движением приподнял туловище на руках, качнулся вперед, как делал это тысячу раз раньше, и грохнулся на пол. Его немедленно уложили на койку, дали брому…
Резанов нервничал недолго. Когда к нему подошла Валя, чтобы пощупать пульс, он спокойным голосом сказал:
— Осечка вышла. Забыл, что лап моих около меня уже нет… Хотел ступить, потянулся и упал… А все ваш хирург виноват, а может быть, и вы…
Валя, улыбаясь, вопросительно взглянула в опечаленные глаза Резанова.
— Так легко и быстро вылечили меня, что я продумать свое положение не успел.
— Вам, может быть, книги нужны?
— Ах, да! Пожалуй, — скороговоркой сказал Резанов, хотя ему совершенно не хотелось читать. Взглянув на огромную карту Китая, висевшую на стене, у которой стояла его койка, капитан перевел глаза на Валю:
— Принесите что-нибудь о Китае.
— Вот это вы хорошо придумали. Ах, как бы я хотела поближе познакомиться с жизнью этой интересной страны. Вы прочитаете, а потом мне вкратце расскажете.
— Какая вы, Валентина Модестовна, умница. Вы чрезвычайно чуткий человек.
Валя густо покраснела и, быстро справившись с собой, сказала:
— Я совершенно искренне говорю вам, а вы подумали, что я наталкиваю вас на умственную работу, чтобы отвлечь от тяжелого положения, в котором вы находитесь… Что вы, Николай Степанович! — воскликнула Валя, и искренность этого восклицания коснулась сердца Резанова. — Я совершенно серьезно говорю вам: мне очень и очень хотелось бы знать о Китае… А в данное время вы сами видите, я не могу… у меня не остается ни минуты времени…
— Теперь я вам верю, — прервал девушку капитан Резанов. — Я вот лежу и думаю: как много времени вы затрачиваете на нас, на одного меня…
2
Резанов внимательно обводил глазами карту Китая. У его изголовья были Гонконг, Кантон, Шанхай, немного правее — Желтое море и Квантуй. Все города главного иностранного влияния в Китае были оттенены цветными карандашами. Карта носила следы чьей-то внимательной работы. Гонконг и Вей-хай-вей были обведены синим карандашом; Шанхай — синим, красным, желтым и коричневым; кругом Кантона также была радуга красок; вокруг Циндао красовался желтый кружок, а вокруг Артура и Ханькоу — коричневый.
На табуретке, приставленной к кровати, лежали книги: «Принципы жизни Китая» Георгиевского, «Китай и китайцы» Эрнеста фон Гессе-Бартега.
Приносимые Валей книги Резанов прочитывал внимательно. Из рассказов капитана Валя узнала, что Китай по своему географическому положению находится в хороших условиях: по стране протекают величайшие в мире реки, лессовая почва плодородна, минеральные богатства в недрах еще не тронуты.
— Народ Китая — исключительной душевной чистоты, — говорил капитан. — С китайцами можно жить, работать, им можно доверять. Правда, как и во всякой стране, есть отребья, но их незначительное количество. Китайские законы суровы к нарушителям семейных и общественных традиций: преступникам, избегающим карающего меча, приходится спешно бежать за границу или на далекие окраины.
Но страна все же отстала, — продолжал Резанов. — Разве это неудивительно, что при наличии природных гаваней, при четырехсотмиллионном населении у китайцев нет своей промышленности, железных дорог, нет своего могучего боевого флота. Китай щиплет Япония. В Китай въелись европейцы. Они образовали на его теле свои очаги, они высасывают соки из тружеников, и, что всего ужаснее, при помощи самих же китайцев, так называемых компрадоров…
Вы понимаете, Валентина Модестовна, что значат эти цветные обозначения, сделанные рукой, вероятно, очень вдумчивого человека?.. Это язвы страны! Это ее болячки! — воскликнул Резанов тем несколько визгливым голосом, которым он командовал в минуты исключительного напряжения боя. — Да, да. Это нарывы, гнойные нарывы. Смотрите, сколько концессий, сколько сеттльментов, и в самых лучших точках. Вот вам Шанхай при устье реки, по которой на тысячу верст могут подниматься огромные океанские пароходы, совершающие рейсы от Ханькоу во все порты Европы и Америки, не говоря уже о самой Азии… Вот Кантон при устье реки Жемчужной. А вот Тяньцзин… Я вас не задерживаю?
— Пожалуйста, это мои часы. Я уже кончила дежурство.
— Я воочию убедился, какая это ужасная штука сеттльмент, — продолжал Резанов. — Три года тому назад мне это, правда, в голову не приходило. Но для ясности я расскажу вам по порядку… На Дальний Восток я прибыл с одной из воинских частей на пароходе Добровольного флота. В Гонконге нашему судну потребовалось чистить котлы, и оно задержалось на три дня. Кантон там под боком. Это старинный, интереснейший город с населением свыше одного миллиона. Сели мы, офицеры, на местный пароход и поехали. Кантон сам по себе очень красив. Город расположен по склону горы. Устье реки Жемчужной полно своеобразия. Широчайшая река течет среди низких берегов, около которых снует неисчислимое количество джонок. Вы и представить себе не можете, как захватывает это скопление пароходов, катеров и джонок. Почти все джонки двигаются при помощи длинных весел, опущенных лопастями в воду. И кто же орудует там этими огромными веслами? Как вы думаете? На девяносто процентов — женщины! Босые, в коротких штанах немного ниже колен, в куртках с широкими рукавами и большим вырезом у шеи, они стоят на самом борту и легко ворочают балансирующее на железном шпенечке весло. Частые толчки лопасти то вправо, то влево, под углом в девяносто градусов толкают лодку вперед. У половины этих работающих веслами женщин были привязаны на спинах грудные дети.
У нас реки — водные дороги. У китайцев они — многолюдные водные улицы, на которых круглый год, день и ночь, кипит жизнь. У нас на улице живет незначительное количество бездомных бродяг. Во всем Китае на реках живут постоянно, не имея клочка земли, несколько миллионов семей! Члены этих семей, родившиеся на лодках, так и проводят всю жизнь, передвигаясь но широкой мутной реке, дающей им средства к существованию. На лодках празднуют рождение человека, его женитьбу, на лодках же везут его в гробу, чтобы похоронить где-нибудь на берегу в пустынном месте. Только умерши, китайский бедняк получает право на два метра земли. Но и смерть не всегда дает это право. Много, очень много трупов, зашитых в мешок с камнями, сбрасывается в воду. И тогда река делается истинно родиной: на ней человек проводит все свое существование от первого крика до нетления костей.
Китайские суда! Любое из них годилось бы в музей. Наиболее многочисленны на Жемчужной реке рыбачьи лодки. Все они колышутся на воде с сетями, удочками и карморанами, этими оригинальными птицами, которых местные жители приучили целый день с бесконечным терпением таскать для своих хозяев рыбу.
Жизнь кипела и, вероятно, так же кипит и сейчас… На реке в Кантоне и его окрестностях живет на лодках семьдесят тысяч семей. Они не имеют клочка земли. С ними куры, поросята, кошки, собаки, привязанные веревочками и цепочками к брусьям лодок… Все семьдесят тысяч семей изнуряют себя работой. Они тратят нечеловеческие усилия, чтобы прожить — прожить впроголодь, без надежд на будущее. И вот слушайте. Пароход прибыл в Кантон. Мы все на рикшах отправились в наше консульство.