Портартурцы
Шрифт:
— Это с одной стороны, а с другой — все-таки открытым штурмом японцами крепость не взята. Все их ожесточенные штурмы отбивались горстью защитников. Слава нашего оружия и доблесть русского солдата и моряка не померкли, — проговорил мичман Кольцов.
Офицеры, разговаривая с Иновым, часто поглядывали на дверь спальни, из которой должна была выйти Валя.
Между тем Валя окончательно расстроилась и заболела. Крепость сдана, бои прекратились, а Подковин не приходил, хотя поручик Михайлов и заверил ее, что записка будет передана. Ей было досадно, и она не хотела больше обращаться к офицерам с вопросами о Тихоне. Сам Инов потерял целый день на расспросы, но все без толку. Привлекли к поискам Василия, но и он ничего не выяснил.
Василий собирал чай и закуску.
— Выпьем чаю, господа, побеседуем. Валя так утомилась последние дни, что наконец-то после прекращения канонады уснула. Мы еще часок не хотим ее будить. Она очень рада будет вас видеть и на прощание пожелать счастливо вернуться на родину. У нас страда окончилась, мы спокойны, а в госпиталях уйма работы… А вот и она.
Валя вышла усталая, осунувшаяся.
— Прошу прощения, я так крепко спала, а мама не разбудила меня. Ну как наши дела?
— Плохо, — сказал Тепловский.
— Эх, лучше бы не оставаться в живых при таком положении! — воскликнул Ерофеев. На глазах у него появились слезы. Правую руку он держал на повязке, а левой долго доставал платок из кармана.
Тепловский смутился, а Валя подошла к Ерофееву и по привычке, как сестра милосердия, вытерла ему слезы своим платком.
— Да, наша слава пропала, — проговорил мичман и отвернулся к окну.
— Ну что вы, господа, — сказала Серафима Прокопьевна. — Несчастье велико, что и говорить. Вероятно, теперь с нами плачет вся Россия. Надо взять себя в руки… Вы не слышали, что с лейтенантом Добрушиным? Он у нас давно не был.
— Убит на Высокой, — сказал мичман.
Наступило молчание. Все взглянули на Валю, но она была спокойна.
— Боже мой, сколько мучеников! — воскликнула Серафима Прокопьевна.
— Я знаю много случаев, когда солдаты и матросы в последние дни Артура бросались на врага, не ожидая приказания свыше, — сказал Ерофеев. — Несмотря на облака газов и дыма, несмотря на одиннадцатидюймовые снаряды, они не терялись. Японских солдат подбадривали камфорой, водкой. Для того чтобы они бросались на штурм, нужно было впереди их идти генералам и даже принцам. У нас же солдаты берегли своих начальников. Вот знаменательные случаи. По-видимому, генерал Ноги задумал 13 ноября в один набег взять Курганную батарею. Он направил туда особый отряд в количестве свыше трех тысяч человек. Каждый солдат был перепоясан накрест белыми лентами.
В темноте врагу удалось подняться по скатам Курганной высоты до самой батареи. Понятно, небольшой наш гарнизон ничего не мог сделать. Генерал Горбатовский направил на помощь роту резерва от арсенала… На Лапэровской горе окопы занимала рота морского десанта под начальством лейтенанта Мясникова. Услышав победные крики японцев около Курганной, лейтенант, не ожидая приказания, бросился на врага со стороны третьего укрепления. Моряки захватили врага у орудий. Еще секунда — и дело было бы проиграно. Рота Мясникова врезалась в середину штурмующей колонны и расколола ее на две части. Началась расправа рослых моряков с врагом. Работали только штыки и приклады. Японцы не выдержали и отступили. А тут как раз подоспела и резервная рота с поручиком Поповым. Батарея была спасена. В час ночи наши выдержали еще две атаки на траншеи, пересекавшие Казачий плац. Моряки и две роты пограничников, подпустив атакующих на близкое расстояние, уничтожили их. Атаки велись под звуки военной музыки. Озлобленный неудачами, Ноги приказал жестоко обстрелять город и порт из всех своих орудий. Как вы помните, в эту ночь город получил наибольшее количество снарядов, которые сыпались в продолжение двух часов. Это был третий штурм крепости, и он был отбит по всей линии. Мы потеряли до 1 500 человек, а японцев погибло, я думаю, не менее десяти тысяч. У них убиты какие-то высшие начальники и много офицеров. Наши моряки введены были в бой почти всем своим десантом. Много было геройских поступков. Соберет ли их кто для потомства?!
— По моим приблизительным подсчетам, на каждую квадратную сажень укрепления горы Высокой упало по восемь пудов металла, выброшенного только 280-миллиметровыми гаубицами! Но туда день и ночь сыпались снаряды еще из трехсот орудий. Словом, всю вершину Высокой горы, если собрать осколки, можно одеть чугунной шапкою толщиною не меньше чем в дюйм, — сказал мичман.
— А люди, находившиеся там, самоотверженно работали, встречали противника и усталые, наполовину изувеченные, давали отпор… Они бились и гибли, бились и гибли, — тихо проговорила Валя.
Офицеры поднялись из-за стола. Штабс-капитан Ерофеев, сутулый, коренастый, немного курносый, с большой головой, покрытой курчавыми волосами, стоял ближе всех к Вале. Пальцы его здоровой левой руки беспомощно трепетали. Изящно одетый и гладко причесанный мичман наклонился несколько вперед. У него был тонкий приятный профиль, длинные ресницы, прямой нос над темными усиками. Руки его были готовы взять Валю за плечи. Капитан Кораблев, красивый, здоровый мужчина с голубыми глазами и русыми волнистыми волосами, выделялся среди присутствующих своей спокойной статной фигурой. Казалось, он вот-вот растолкает всех, схватит Валю и унесет на своих руках. Поручик Тепловский стоял около Ерофеева с опущенной головой.
— Мадама, там солдат пришел, — сказал слуга. — Его спроси: дома Инова здесь? Я сказал здесь.
— Кто это там? — удивленно пожал плечами Модест Владимирович. — Может быть, к вам к кому-нибудь, господа?
— Пусть войдет, — сказала Серафима Прокопьевна, — и сразу выяснится, к кому этот солдат.
Валя встрепенулась.
Василий вернулся к Подковину и жестом попросил его войти.
— Мне бы только Валю увидеть.
— А-а-а-а-а, — протянул, оживившись, Василий. — Шинель надо снимай. Давно вас жди…
Подковин прошел между раздвинутыми Василием портьерами и остановился. Все увидели молодого, с сухощавым продолговатым лицом солдата в новом мундире. Он стоял у двери навытяжку и, спокойно осмотрев присутствующих, проговорил:
— Можно мне видеть Валю Инову?
— Тихон! — вскрикнула Валя и быстро подошла с распростертыми объятиями к Подковину. — Да ты вырос!
— А ты сегодня такая же, какой я увидел тебя впервые, — сказал радостно Тихон.
Модест Владимирович был несколько озадачен чрезвычайной нежностью, проявленной его дочерью к Подковину при посторонних людях.
— Папа, мама! Вот он!
Серафима Прокопьевна тоже была смущена.
— Это брат Фимы, — шепнула Валя на ухо матери.
— Брат Фимы? Ах да, ты же не раз о нем говорила!
Вот чудо! — воскликнула Инова. — Здравствуй, здравствуй, мой дорогой солдатик. Все кончилось, слава богу, все кончилось.
Валя не могла сдержать слез радости и убежала в спальню. Овладев собою, она вернулась в гостиную:
— Господа офицеры, вы уж там, пожалуйста, без всяких церемоний. Прошу познакомиться: канонир второй батареи четвертой Сибирской стрелковой артиллерийской бригады Подковин.