Портрет смерти в полный рост
Шрифт:
Вот меня и послали подальше. Оттуда я точно ничего не услышу и даже не увижу. Очень неудачно получилось, дальнейшее наблюдение из отдаленного угла зала ничего мне не даст. Единственным успехом можно считать лишь быстрое обнаружение места сбора малолетних злоумышленников. Я нисколько не сомневалась, что за таинственным поведением Коли и его товарищей постарше стоит что-то малопочтенное. Но теперь я хотя бы смогу приходить сюда в то же время, а не караулить возле школы на солнцепёке. Или под дождем, что ещё хуже. Придется мне строить из себя азартного игрока, что будет весьма накладно для агентства «АриКс». Однако я проиграла уже полтинник и не продвинулась в своих наблюдениях ни на грош. Пора сделать вид, что я очень
Вдруг я услышала звон и какой-то странный металлический смех со стороны играющих с автоматами пацанов. Я повернула голову на звук: автомат рыжего Николая выдавал выигрышный поток жетонов. А странный смех был всего лишь звуковым сопровождением выигрыша. Жетоны всё сыпались и сыпались, два Колиных приятеля даже не поворачивали головы на звук, делая вид, что увлечены игрой каждый на своём автомате. Ни за что не поверю, что им не интересно, сколько выиграл у механического обдиралы их дружок. Что-то они задумали. Узнать бы, что. И все же мне пора уходить. В конторе напьюсь кофе, посоветуюсь с Шурой. Что-нибудь да придумаю.
Глава пятая. Автопортрет в зеркале времени
«Высокоразвитый интеллект уже сам по себе некоторая аномалия, он нарушает гармонию лица».
Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея»
«Анна сидела под пышной пальмой, выросшей в огромной кадке. Сквозь открытую раму в наклонной стене оранжереи, в просветы между яркими крупными листьями проникали весёлые лучики послеполуденного солнца. Светлые блики играли на незаконченных пейзажах, расставленных там и сям вокруг лёгкого стульчика художницы, скользили по запачканному краской балахону с короткими до локтей рукавами, скрывавшему фигурку девушки почти целиком, окрашивали в густой медовый цвет пряди её волос, небрежно подколотых на затылке. Девушка задумчиво переводила взгляд с одного полотна на другое. На лице её застыла недовольная гримаска, придававшая красавице вид капризной наследницы престола. Носок изящной домашней туфельки нервно постукивал по дереву подставки под пальмой. Анна тяжко вздохнула, почесала голову кисточкой, капнув при этом краской на рукав и без того уже заляпанного одеяния. Девушка сердито тряхнула головой, шлёпнула кистью по фигурке дамы, пересекающей аллею запущенного парка на одной из картин, и пробормотала себе под нос:
– Опять у меня эти человечки получаются полудохлыми. Ни жизни, ни экспрессии!
Скрипнула дверь, послышались шаги со стороны входа в оранжерею. В импровизированную мастерскую разрешалось входить только маэстро Максу. Да ещё прислуге ранним утром. Под потоки света к самой прозрачной стеклянной стене огромной оранжереи вышел скульптор Кароль, встал над сидящей ученицей, молча оглядел подвешенные и расставленные холсты на подрамниках, покачался на длинных ногах, склонил набок лохматую голову и, наконец, произнес вместо приветствия:
– Всё это мы на время оставим. Мне тут пришла на ум одна чрезвычайно интересная идея. Это должно получиться просто здорово. Ну-ка пойдем со мной, – с этими словами он взял Анну за локоть и потянул куда-то к двери, через которую только что прошёл сам.
Возле единственной непрозрачной стены, отделявшей оранжерею от остальной части большого загородного дома, они остановились. Однако выходить из оранжереи не стали. Макс встал чуть левее двери, возле большого зеркала в овальной золочёной раме, подтолкнул к нему девушку и приказал:
– Посмотри туда очень внимательно.
И без того недовольная собой и окружающими, художница ещё больше разозлилась. Из зеркала на неё злобно смотрела раскрасневшаяся красотка с горящим взглядом и капризно оттопыренной нижней губой.
– Нравится? – без улыбки спросил Макс, глядя через зеркало ей прямо в глаза.
– Нравится! – с вызовом ответила девушка.
Скульптор осторожно снял тяжелое зеркало со стены и пошел с ним куда-то вглубь искусственного сада под стеклянными сводами.
– Идём! – сказал он на ходу своей ученице, бросив на неё короткий взгляд через плечо.
В зарослях экзотических растений, между лианами и пышными тропическими цветами он прислонил зеркало к стволу цветущего деревца, отошёл на два шага, окинул одобрительным взглядом фантастический пейзаж с серебристым стеклом в красивой резной раме и довольным голосом заключил:
– Теперь в самый раз! Тащи свой стул или что-то другое поудобнее. Подрамник нужного размера сейчас подберём. Будешь писать автопортрет в натуральный размер в овале зеркала.
Анна послушно отправилась за красками, креслом и прочими предметами, необходимыми для начала работы. Вот уже больше недели она не выходила из этого дома, спускаясь из импровизированной мастерской ненадолго, только за тем, чтобы поесть и выспаться. Восстанавливала силы для нового круга мучений, приводящих к одному и тому же плачевному результату: непослушные одушевлённые образы неизменно ускользали от неё.
Идея Макса была проста, как и всё гениальное: нужно заставить ученицу проникнуться нежными чувствами к изображаемой на портрете модели. Другого средства, кроме зеркала, он не видел. Наблюдая десять минут назад сценку перед старинным зеркалом на стене, он понял, что не ошибся. Возможно, когда-нибудь она поймет, что успешными становятся только те художники, которые могут погрузиться в жизнь своих картинных изображений. Или мечтают о подобной жизни, что почти одно и то же.
Вернулась Дорианна, нагруженная стулом с удобной низкой спинкой, большим подрамником, безошибочно выбранным ею, и пачкой листов для эскизов. Через четверть часа она села перед зеркалом, приколола лист на большой кусок картона и принялась за первый эскиз. Макс смотрел на появляющиеся контуры рисунка несколько минут, потом повернулся и тихо ушёл. Он знал, что в его присутствии здесь сейчас не нуждаются…»
Варвара перевела дух. Огляделась вокруг, не сразу понимая, где находится. Она отвела глаза от экрана компьютера и сразу почувствовала, как сильно устала: ноги затекли, по спине от напряжения бегали мурашки, в глазах мелькали строчки. Хотелось кофе с шоколадом и сливками, горячего и ароматного, как в том баре у Дорианны. Варвара встала и отправилась на кухню. Немного подумала, выбирая между туркой и кофейным автоматом для эспрессо. Остановилась всё же на заслуженной медной посудине с потемневшей от долгого употребления деревянной ручкой. Шоколадка в шкафчике, пожалуй, найдется, а вот сливки есть только искусственные, в порционных коробочках. Но сойдут и такие за неимением лучшего.
Прихлёбывая уже приготовленный напиток, Варя пожалела, что слегка подпортила привычный вкус хорошего кофе шоколадом и фальшивыми сливками. Но ожидаемое состояние свежести и бодрости наступило. Возвращаться к творческим мукам Дорианны пока не хотелось. Надо бы чуть-чуть отвлечься.
В качестве смены темы для размышлений подвернулась вчерашняя вечеринка у Сони. Этот странный с виду художник, такой растрёпанный и так тщательно одетый в подчеркнуто дорогие вещи, размахивающий очками в дорогой оправе, видимо, совсем не нужными его глазам. Зачем-то он вцепился в Варвару в самом конце приёма с просьбой позировать ему для большого портрета. Тогда у неё уже был задуман автопортрет Дорианны, как стержень сценария, и никаких новых сюжетных линий ей эти околоживописные разговоры не давали. А этот придурковатый Гарри умолял её хотя бы о двух сеансах. У неё, мол, такая яркая, небанальная внешность, что двух-трех сеансов работы с моделью ему будет достаточно, остальное он допишет по памяти. Но Варя вовсе не жаждала позировать для портрета кому бы то ни было. И тут Соня принялась её уговаривать, настойчиво и неотступно.