Портрет смерти в полный рост
Шрифт:
– Сонечка и в самом деле всегда была очень внимательна, – заметила я, про себя удивившись, что это может быть правдой. Наверное, я действительно непростительно равнодушна к своей родне.
– Она такая сердечная и заботливая. А ведь именно у неё были причины плохо относиться к маме. Влад будто бы ухаживал за Соней, а женился на маме. Я была тогда ребёнком, но что-то такое припоминаю.
– Да, Сонечка абсолютно не злопамятна, – подтвердила я, снова сама удивляясь сказанному.
– А здесь очень мило, и все эти знаменитости такие забавные. Как фигурки из театра марионеток…
– Которыми
Варвара рассмеялась вслед за мной.
***
Вечер у Теодоровны удался. Мне могут ещё пригодиться знакомства с Сонечкиными гостями. Жаль, нельзя было туда Ксюху послать, она ведь у нас книжки пишет. Вставила бы их всех в сюжет, колоритные бы вышли персонажи.
Глава третья. Заговор знаменитостей
«В судьбе людей, физически или духовно совершенных, есть что-то роковое… Гораздо безопаснее ничем не отличаться от других».
Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея»
«Макс подхватил Бэлу под руку и повел её через огромный зал к барной стойке. Навстречу им уже спешила красивая девушка с тремя бокалами шампанского на маленьком подносе. Лёгкая фигурка в белом, перехваченная золотистым поясом в тонкой талии, освещенная янтарным светом низких ламп, расставленных между стендами, казалась нимфой, сошедшей с картины маэстро Грея. Она и в самом деле позировала отцу для картины.
– Хороша! Просто божественно хороша, – прошептала балерина, не сводя с Дорианны восхищённого взгляда. И обратилась к своему спутнику: – Ну признайся же, Макс, что этот сюжет гораздо прекраснее любого живописного полотна. Но красота человеческого тела – увы! недолговечна. И оттого она ещё привлекательнее. Хочется обычно того, чего не бывает.
– Ты всегда слишком восторженно всё воспринимаешь. Эта юная фея не в моем вкусе. Но я готов согласиться с тобой, что она довольно мила.
Дорианна подошла к балерине и скульптору, протянула им поднос с бокалами и произнесла высоким голосом, слегка прерывающимся от хорошо отрепетированного волнения:
– Очень рада видеть вас здесь! Позвольте предложить шампанского.
Макс снял с подноса бокал для балерины, затем и сам поднёс к губам искрящийся напиток. Анна взяла последний бокал себе, поставила пустой уже поднос на скамью и заговорила, пока гости были заняты шампанским:
– Даже не спрашиваю, как вам вернисаж. Папина живопись не всем нравится, а мои картины вряд ли могли прийтись вам по вкусу. Маэстро Грею не удаётся научить меня этому волшебному искусству, видимо, как раз потому, что я его дочь. Но видит Бог, ничто не волнует меня больше, чем умение переносить такую недолговечную красоту на полотно, оставляя её людям. Жаль, что мне это пока не удается, – и девушка подняла большие, чуть грустные глаза на балерину.
– Вы слишком строги к себе, дитя моё, – ласково сказала Бэла, касаясь тонкими пальцами руки Дорианны. – Господин Кароль попробует помочь, если ваш отец не станет возражать. Вы ведь согласны, Макс?
– Разумеется,
– С господином Джоном Греем я договорюсь, о гонораре за уроки вы разговаривайте с ним сами. Очень благодарна за ваше участие, мадам Брайт. Я приложу все свои силы, чтобы доказать, что вы не напрасно потратили на меня время…
– Вы сможете приступить к занятиям уже завтра? – прервал её скульптор сухо. – Но предупреждаю, вам придётся очень тяжело работать.
– Я этого не боюсь и готова начать хоть сегодня. Извините, но теперь мне придется вас покинуть…
Анна была очень довольна результатами переговоров с Бэлой и Максом, и ей стоило усилий не бежать вприпрыжку, насвистывая что-нибудь легкомысленное. Теперь она обязательно добьётся всего: славы, признания, восхищения, зависти. Она выжмет из Макса всё, что только можно от него получить. Он ещё не знает, что такое подлинная одержимость.
Анна не заметила эту парочку сразу и чуть не врезалась в них. Молодые люди стояли к ней спиной, ожесточенно споря о чём-то у самой большой картины Дорианны. «Дождливый вечер. Грусть», – гласила подпись внизу, сделанная её собственной рукой.
– Совершенно бездарная мазня! – довольно громко провозгласил высокий молодой человек, нимало не заботясь о том, что его могут услышать. – Ни цвета, ни композиции, ни чёткого образа. Сплошные неясные растекающиеся пятна. Блёклые к тому же.
– Напрасно ты так резко, Артур, – мягко возразила ему девушка. – Как раз образ в картине совершенно понятен: именно такая безысходность есть в этих ненастных одиноких вечерах. Всё зыбко и расплывается… как сквозь слёзы. Воспоминания о былых потерях смешиваются с предчувствием печалей будущих. И не остается места для светлого пятна…
– Да ты просто поэт! – восхитился юноша. Впрочем, с оттенком легкой, но заметной иронии.
– Это ты слишком категоричен в своих оценках, – девушка легко и необидно рассмеялась. – Признайся, что в тебе говорит злость. Оттого что она не оценила твоих достоинств и не отметила тебя своим вниманием.
– Глупости, – буркнул её собеседник недовольно.
– А ведь Дорианне самой и не нужно ничье внимание. Кусок холста, измазанный красками, для неё привлекательнее любого поклонника. Если бы ты восхищался её картинами, а не очарованием очей, она бы слушала тебя с б'oльшим интересом. Свою собственную красоту она считает раз и навсегда данной, а творческих успехов ей ещё предстоит добиваться долго и трудно.
«Гораздо быстрее и легче, чем тебе бы хотелось, Елена», – подумала Анна, а вслух сказала, весело и довольно громко:
– Так вот вы где! А я вас повсюду разыскиваю.
Молодые люди резко обернулись. Юноша заметно вздрогнул, красивое смуглое лицо его медленно заливал румянец смущения. Девушка же улыбнулась так искренне и тепло, что возникшая, было, неловкость исчезла. Её открытое, чуть бледное лицо не привлекало той яркой красотой, которой природа одарила Дорианну. Но мягкие черты и умный, доброжелательный взгляд обещали приятное общение, а мелодичный спокойный голос окончательно располагал к ней собеседника.