Портрет в коричневых тонах
Шрифт:
Вся задача здесь состоит в создании с помощью фотоаппарата уникального сочетания правды и красоты, что и подразумевается под искусством. Вот эту правду и красоту я и ищу в прозрачности осеннего листа, в идеальной форме улитки на пляже, в изгибах женской спины, в структуре ствола какого-нибудь старого дерева, равно как и в прочих зыбких формах нашей реальной жизни. Несколько раз было так, что, работая с очередным изображением в своей тёмной комнате, вдруг возьмёт да и возникнет где-то рядом душа какого-нибудь человека, охватит эмоция от события либо мной завладеет жизненная сущность самого предмета. И вот тогда не выразимая словами благодарность рвётся из груди наружу, вытягивая откуда-то изнутри ни чем неудержимый плач, и я ничего не могу с собой поделать. В подобных откровениях и заключается суть моего ремесла.
Северо дель Валье располагал несколькими неделями плавания, чтобы оплакать Линн Соммерс и обдумать, во что же теперь превратится его дальнейшая жизнь. Мужчина чувствовал свою ответственность за девочку Аврору и даже написал завещание, по которому небольшое наследство,
Сидя на носу судна и растерянно глядя в бесконечное море, Северо пришёл к выводу, что и вовек бы не оправился морально от потери Линн. Жить без неё у мужчины не было никакого желания. Погибнуть в бою – вот лучшее, что в будущем могло бы их разлучить: умереть быстро и практически сразу же – это было всем, о чём он просил. Целые месяцы любовь к Линн и решимость помочь своей обожаемой женщине занимали всё его время и внимание, поэтому молодой человек и оттягивал со дня на день своё возвращение, в то время как все чилийцы его возраста вербовались в группы для будущих боёв. На борту судна плыли несколько молодых людей с такой же, как и у него самого, целью – пополнить ряды военных и надеть униформу, что всё вместе было вопросом чести для тех, с кем он собирался и обсуждал передаваемые по телеграфу новости войны. За четыре года, что Северо провёл в Калифорнии, у него окончательно разорвались связи с родной страной; молодой человек откликнулся на военный призыв, видя в нём лишь повод оставить траур, но в своей душе нисколько не ощущал ни малейшего воинского пыла. И всё же по мере того, как судно плыло по направлению к югу, мужчина постепенно начинал разделять энтузиазм остальных. И тогда он вновь подумал о службе в Чили, пройти которую мечтал ещё в школьные годы, когда, сидя в кафе, обсуждал с другими студентами политические вопросы. Полагал, что многие из его бывших товарищей сражаются там уже не один месяц, тогда как сам до сих пор бесцельно разгуливает по Сан-Франциско и тратит уйму времени на то, чтобы навещать Линн Соммерс и играть в маджонг. Как бы он смог оправдать перед друзьями и родственниками подобное своё малодушие? И, раздумывая об этом, его разумом невольно завладел образ Нивеи. Двоюродная сестра не поняла бы промедления с возвращением, вызванным необходимостью защищать родину. А сам он твёрдо верил в то, что был именно таким мужчиной, который непременно отправился бы на фронт в числе первых. Ещё худшим было то, что отделаться от неё простыми объяснениями не представлялось возможным. Молодой человек надеялся скорее умереть от множества ран, нежели вновь увидеть девушку; чтобы столкнуться с Нивеей лицом к лицу после собственных не слишком приличных выходок, требовалось куда больше храбрости, нежели для того, чтобы сражаться с самым чудовищным врагом. А судно меж тем, хотя и медленно и несколько беспорядочно, но всё же продвигалось вперёд, а значит, он прибудет в Чили, так и не застав военных действий, - прикинул мужчина, слегка встревожась. Ведь даже не сомневался, что победу одержали бы его люди, несмотря на численное превосходство противника и явное незнание военного дела, что демонстрировало чилийское верховное командование. Главнокомандующий армии и адмирал эскадры были всего лишь парой старичков, которые никак не могли договориться между собой насчёт самой элементарной стратегии, однако чилийцы рассчитывали на свою, б'oльшую, нежели у перуанцев и боливийцев, военную дисциплину. «Чтобы я решил-таки вернуться в Чили и выполнить свой патриотический долг, была необходима смерть Линн, да я просто вошь какая-то», - то ли бормотал сквозь зубы, то ли просто мыслил молодой человек, сам стыдясь того, что иной раз может прийти в голову.
Порт Вальпараисо блистал декабрьским особым светом, когда пароход бросил в бухте свой якорь. Войдя в территориальные воды Перу и, соответственно, Чили, от эскадр обеих стран отделились несколько лодок, совершив удачный манёвр, и всё же, пока те не напали на Вальпараисо, военные действия были не совсем очевидны. Вид самого порта очень отличался от того, который Северо хорошо запомнил. Теперь город военизировался, в нём появились расквартированные войска, ожидающие дальнейшей перевозки. Чилийский флаг развевался на зданиях, и невозможно было не заметить волнения лодок и буксиров вокруг некоторых судов флота, а вот пассажирских плавсредств здесь, напротив, недоставало. Молодой человек заранее объявил своей матери дату приезда, и всё же не надеялся увидеть её в порту, потому что вот уже пару лет она с младшими сыновьями жила в Сантьяго, и путешествие сюда из столицы всегда выдавалось крайне утомительным. Стало быть, он и не думал обводить пристань тревожным взглядом в поисках кого-нибудь знакомого, как подобное проделывало большинство пассажиров. Не мешкая, мужчина взял чемодан и передал несколько монет матросу, чтобы тот взвалил на себя остальные его баулы. Чуть погодя он начал спускаться по трапу, дыша полной грудью морским воздухом города, в котором появился на свет. Ступив на землю, этот человек шатался, точно пьяный; ведь за проведённые в море недели к качке на волнах никак нельзя не привыкнуть – теперь же он как бы заново ходил по твёрдой земле, что поначалу не так-то легко удавалось. Свистнув, мужчина подозвал к себе грузчика, чтобы тот помог ему с вещами. Сам же намеревался найти экипаж, который бы отвёз его в дом бабушки Эмилии, где и планировал остановиться буквально на пару ночей, пока не сможет присоединиться к войскам. В этот момент молодой человек почувствовал, как кто-то коснулся его руки. И тогда, удивлённый, столкнулся лицом к лицу с последним человеком, которого желал бы снова увидеть в жизни – со своей двоюродной сестрой Нивеей. Ему всё-таки потребовалась пара секунд, чтобы узнать её и как-то успокоиться от полученного впечатления. Девушка, которую юноша покинул четыре года назад, теперь превратилась в незнакомую женщину и хотя по-прежнему маленького роста, но гораздо худее и обладавшей хорошо сформировавшимся телом. Единственное, что оставалось нетронутым, было умное и сосредоточённое выражение её лица. Девушка была одета в летнее платье из голубой тафты и соломенную шляпку с огромным, завязанным под подбородком, бантом из белого тюля, обрамлявшим овальное, с утончёнными чертами, лицо, на котором всё так же светились живые и шаловливые глаза. Она была одна. У Северо не вышло поздороваться с девушкой как следует, вместо чего просто уставился на ту с открытым ртом, пока к нему не вернулась ясность ума. И даже тогда, всё ещё в диком смущении, еле-еле удалось её спросить, получала ли та последнее письмо, в котором он объявил о браке с Линн Соммерс. Так как с тех пор мужчина ничего не писал своей двоюродной сестре, то полагал, что она не знает о смерти Линн и о рождении Авроры, и, следовательно, не может догадаться о том, что он стал вдовцом и отцом, так никогда и не побыв мужем.
– Об этом мы поговорим после, а теперь разреши мне поприветствовать тебя. Нас уже ждёт экипаж, - прервала его девушка.
Как только баулы поместили в карету, Нивея отдала приказ кучеру везти их неторопливым шагом вдоль кромки моря, чтобы выкроить какое-то время и поговорить друг с другом до того, как доберутся домой, где их уже ждали остальные члены семьи.
– Я вёл себя с тобой как бессовестный человек, Нивея. И единственное, что я могу сказать в своё оправдание, следующее: я никогда не хотел причинять тебе какие-либо страдания, - прошептал Северо, не осмеливаясь взглянуть на неё.
– Я признаю, что с тобой, Северо, я была в ярости, и мне даже пришлось прикусить язык, чтобы не проклинать тебя, но, по правде сказать, у меня уже не хватало злости. Полагаю, что ты страдал куда больше меня. По правде говоря, я очень сожалею о случившемся с твоей женой.
– Откуда ты знаешь о том, что произошло?
– Просто я получила телеграмму с данной новостью за подписью некоего Вильямса.
Северо дель Валье сразу охватил гнев – как этот мажордом только осмелился вмешаться подобным образом в его частную жизнь, однако, некоторое время спустя, видимо, подумав, молодой человек не смог сдержать рвущегося порыва благодарности. Ведь такая телеграмма избавляла его самого от болезненных объяснений.
– Я и не жду, что ты меня простишь, только бы ты меня забыла, Нивея. Ведь я повторяю, ты, ты более чем кто-либо другой заслуживаешь счастья…
– Да кто тебе сказал, что я желаю быть счастливой, Северо? Это, пожалуй, последнее прилагательное, которое я бы употребила для того, чтобы определить известного рода будущее. Мне хочется интересной жизни, жизни рискованной, разнообразной, страстной, да и чтобы в ней случилось ещё много чего, прежде чем я стану по-настоящему счастлива.
– Ах, сестричка моя двоюродная, до чего ж приятно удостовериться, как мало ты изменилась! В любом случае, буквально через пару дней я буду маршировать в армии, продвигающейся по направлению к Перу, и искренне надеюсь умереть в меру подготовленным к этому делу, потому что смысла в моей жизни больше нет.
– А как же твоя дочь?
– Да я вижу, что Вильямс проинформировал тебя обо всех подробностях. А он тебе случайно не говорил, что я не отец этой девочки? – спросил Северо.
– И кто он?
– Вот это уже не столь важно. Согласно государственным бумагам она моя дочь. Малышка сейчас находится на попечении своих бабушки и дедушки и в деньгах не нуждается. Я оставил её в надёжных руках.
– Как зовут девочку?
– Аврора.
– Аврора дель Валье… красивое имя. Постарайся вернуться с войны целым и невредимым, потому что когда мы поженимся, эта малышка вне всяких сомнений станет нашей первой дочерью, - сказала Нивея, заливаясь румянцем.
– Как-как ты сказала?
– Я же всю свою жизнь тебя ждала, что ж, могу ждать тебя и дальше. Я никуда не спешу, напротив, до замужества мне ещё нужно много чего успеть сделать. Я ведь работаю.
– Неужели работаешь! Зачем? – воскликнул с негодованием Северо, ведь он не знал ни одну женщину в его либо в любой другой семье, которая бы ходила на работу.
– Я работаю, чтобы учиться. Мой дядя Хосе Франсиско нанял меня помочь привести в порядок его библиотеку и разрешил читать всё, что я пожелаю. Ты его помнишь?
– Я с ним мало знаком, а он, случайно, не тот ли, кто женился на богатой наследнице и у кого есть дворец в Винья дель Мар?
– Он самый, это член семьи моей матери. Я не знаю никого более мудрого и доброго, к тому же он – хороший человек, хотя и не такой, как ты, - посмеялась она.
– Вот только не подтрунивай, Нивея.
– Твоя жена была красивой? – спросила девушка.
– Да, очень красивой.
– Тебе нужно пережить траур и сделать это достойно, Северо. Возможно, как раз война этому и послужит. Говорят, что самые красивые женщины – незабываемы, но я надеюсь, что ты научишься жить без неё, хотя, конечно, и не забудешь. И буду молиться, чтобы ты снова влюбился и на этот раз хоть бы в меня…, - процедила сквозь зубы Нивея, беря его за руку.