Послание Геркулеса
Шрифт:
Дюпре задумчиво произнес:
– Джордж, я думаю, здесь говорит недостаток нашей собственной веры. Не может быть нам дано такого откровения, которое поставит под вопрос то, что мы знаем воистину. В конце концов, нас ведь никогда не волновало, что думают в Индии.
– Это звучит весьма и весьма резонно, - согласился Барнегат.
– Если эти создания так не похожи на нас, как предполагает эта фигурка из палочек, то вряд ли кому-нибудь будет интересна их теология. Если они признают авторитет универсального божества - отлично. Проблемы
– Давайте я изображу адвоката дьявола, - предложил Кокс, - и задам несколько вопросов, которые могут прийти людям в голову после размышлений на эту тему. Каждый ли разумный вид во Вселенной подвергается испытанию, как подвергался ему Адам?
– Не надо говорить всерьез об Адаме, - перебил Дюпре.
– Тогда род человеческий. В этом мы готовы согласиться? Все мы были испытаны и испытания не выдержали. В этом же и смысл воплощения Бога в Христе?
Кардинал кивнул, давая знак продолжать.
– Некоторые не выдержали испытания, - заключил Кокс, - но, предположительно, некоторые должны были выдержать.
– Может быть, они не подвергались ему?
– предположил Барнегат.
Дюпре прикрыл глаза, обдумывая гипотезу.
– Это выглядит нечестно, - сказал он.
– Не по-американски, - уточнил Кокс.
– Хорошо, - подытожил Дюпре.
– Кто-то выдержал испытание, кто-то не выдержал. Говори дальше.
– Ценой провала была смерть.
– Понимаю, к чему ты ведешь, - сказал кардинал.
– У тех, кто выдержал испытание, сегодня должны быть бессмертные тела.
Дюпре закашлялся.
– Нам нужна логическая цепочка, не приводящая к бессмертному виду. Вряд ли кто-нибудь будет воспринимать такие утверждения всерьез. Ничто в природе бессмертным быть не может.
– Смерть, - продолжал настаивать Кокс, - есть расплата за грех. Либо среди звезд есть бессмертные, либо испытания не выдержал никто. И я предполагаю, если верно последнее, что испытание - фальшивое.
Наступило короткое молчание.
– Если, - заговорил Барнегат, - мы отринем подлинность испытания…
– То мы отринем и подлинность Искупителя, - договорил кардинал.
– Джентльмены, вот такие вопросы меня й волнуют. А ведь они наверняка возникнут, когда будет разыгрываться это дело.
Дюпре был явно обеспокоен.
– Трудно это все прожевать, Джордж. Я думаю, лучший для нас образ действий - не говорить ничего, просто спускать на тормозах. Или ждать указаний из Ватикана. Пусть они разбираются. Если это станет вопросом, то будет и пастырское заявление.
– И ты думаешь, - спросил Кокс, - у них есть ответы получше наших?
– Не в этом дело, - возразил Дюпре.
– Именно в этом, - сказал кардинал.
– Мы здесь не для того, чтобы перекладывать с себя ответственность. Нам нужен ответ, который охранит веру людей в этой епархии, тех людей, которые будут искать ответа. Если мы скажем не то, что надо, и не тогда, когда надо, можем оказаться по пояс в яме с крокодилами.
Даже в глубине покоев кардинала слышен был щелчок включившегося отопления. Дюпре рисовал фигурки в блокноте на краю стола. Сейчас он отложил ручку.
– Кто-нибудь помнит отца Балконского?
– спросил он.
– Кажется, нам грозит опасность повторить его пример.
– А кто такой отец Балконский?
– спросил Барнегат. У Джесперсона весело сверкнули глаза.
– Он преподавал апологетику в Сен-Мишеле. Метод у него был такой: сформулировать какое-либо классическое опровержение веры - проблему зла, свободной воли, Божественного предвидения, чего угодно. Потом он начинал громить этот тезис, опираясь более или менее на св. Фому. Проблема была в том, что у него гораздо убедительнее получались опровержения веры, чем контраргументы. Довольно много семинаристов жаловались, у других возникали преждевременные сомнения о вере, а некоторые вообще уходили из Сен-Мишеля. Из Церкви, насколько я знаю, тоже.
– Если у нас не будет цельной и убедительной позиции, - сказал Кокс, - то мы можем посеять те самые сомнения, которые хотим отвести.
– И надо помнить еще кое-что, - добавил Кардинал.
– Нам совершенно не нужна теологическая позиция, которая впоследствии станет доказуемо ложной.
– Или хуже того, - подхватил Дюпре.
– Смешной.
– Я согласен с Филом, - заявил Барнегат.
– Давайте ограничимся общим заявлением, что из Годдарда не может исходить ничего такого, что не предусмотрено заранее учением Церкви. Просто краткое заявление для широких масс.
Кардинал прикрыл веки. Серебряный наперсный крест сверкнул в лучах настольной лампы.
– Джек?
– Это было бы благоразумно.
– А я не столь уверен, - возразил Дюпре.
– Не могу себе представить лучшего способа встревожить людей, чем сказать им, что волноваться не о чем.
На минуту воцарилось молчание.
– Может быть, - предложил Барнегат, - не следует вообще делать заявлений, пока не будем точно знать, с чем имеем дело. В приходы сообщим, что причин для тревоги нет. Всем, кто будет задавать вопросы, по крайней мере на данном этапе, мы просто предложим иметь веру, пока все не прояснится само.
Кардинал кивнул.
– Мне это не очень по душе, но таков, думаю, самый безопасный образ действий. Есть серьезные возражения?
– Это действительно лучший подход, - согласился Дюпре.
– Люди будут верить, что бы ни случилось.
– Он улыбнулся Коксу: - А нам остается лишь следовать их примеру.
– Значит, решено. Составим черновик письма главам приходов, строго конфиденциально. Ты его напишешь, Джек. Вырази нашу озабоченность. Дай инструкцию в ответ на вопросы говорить, что вера есть послание Бога человеку и ничего общего не имеет с внешними воздействиями. Сами священники этот вопрос поднимать не должны.