Послания себе (Книга 3)
Шрифт:
Что стало с Коэтлом и остальными тепманорийцами, в ту минуту не знал никто. Сетен увидел только, что все тем же рывком Ормону отбросило на край трещины.
– Держись!
– заорал он так, что тотчас охрип и зашелся кашлем.
Ал отшвырнул от себя Солондана и бросился к жене экономиста. Она держалась за вывороченный бетонный блок и висела над кипящей, клокочущей, светящейся водой. Но тогда толчком еще большей силы сбило с ног и Ала, и вскочившего Сетена. Астрофизик отделался от запутавшего тело
– Руку, Ормона! Подтянись чуть-чуть! Руку! Сконцентрируй силу и - руку!
– скороговоркой кричал он, хотя в свистопляске всемирного рева вряд ли она могла его услыхать.
Она через плечо оглянулась вниз. На дне горела кровь земли - жаркая лава, и ее было видно, когда порывами ветра сносило пар. Ормона повернула лицо к Алу. Еще чуть-чуть - вот он уже почти отделался от плаща, сковавшего движения - и он схватит ее за руку. И снова прикоснется НЕ ТАК , совсем НЕ ТАК.
– Руку!
– срывая связки, кричал он.
"Руку!" - услышала она мысленный вопль безгласного мужа, который никак не поспевал к разлому, и почувствовала, что не до конца зажившая нога его снова треснула в нескольких местах.
– Руку!
– завопил тримагестр, теряя все свои лекарства, что пучком вывалились из карманов и разлетелись в разные стороны.
"Руку!" - молил Сетен, уже все поняв.
И тут Ормона медленно, слабо - так, что заметил только Ал улыбнулась узкими губами. Его рука схватила раскаленный воздух: она разжала пальцы.
– Ормона!..
– просипел Тессетен и ткнулся лицом в обезображенный дорожный настил.
Над ними вертелся "Сах", но Зейтори уже ничем не мог помочь.
Сетен дополз до Ала, грубо оттолкнул его от разлома и торопливо склонился над кипящей бездной. Тело его содрогнулось.
– Что он делает?!
– в ужасе вопил тримагестр, подбегая к опустошенному Алу.
– Это незаконно! Что он делает?!
– Заткнись!
– сквозь зубы со злобой прошипел астрофизик.
Солондан едва не подавился собственным языком. Он хотел уговорить Ала, чтобы тот остановил Тессетена, но побоялся, что во второй раз тот уже перейдет к действию.
– Это незаконно... так нельзя поступать...
Корабль так и эдак пытался приткнуться на островке, но, словно громадная стрекоза, вновь вспархивал и взлетал. То место, куда можно было бы приземлиться, сейчас занимала эта троица. Как выгнать оттуда этих идиотов, которые сами себе своими руками готовят похоронный огонь?! Зейтори мог бы тоже орать, как все они, да только смысла от этого было бы чуть. Он молча держал штурвал и висел над ними.
Перепачканный грязью, сажей, чем-то еще, Тессетен отвалился от края и уперся обеими ладонями в землю. Изо рта его хлестнула темно-серая пена. Дунувший с той стороны ветер донес до Ала и Солондана запах тухлятины и прокисшего молока.
– Ее тело не восстановить... Там, на дне - пекло... бормотал тримагестр.
– Зачем?! На что он надеется...
Благо, что его не слышал Ал. Астрофизик понял маневры Зейтори и, схватив дошедшего до изнеможения Сетена под мышки, поволок его в сторону. Из того продолжала хлестать темная пенистая жидкость.
"Сах" медленно приземлился. Тессетен, который потерял остатки сил вместе с последней каплей жидкости, вышедшей из его рта, переместился с коленей назад и, скорчившись, сел на земле.
– Будь ты проклят...
– сквозь зубы прошипел он и покосился на Ала, который метнулся к кораблю и стал помогать Зейтори открывать заклинивший при взлете люк.
– Будь проклят...
– Атме нужно оставить одну!
– напомнил Ишвар, когда машина наконец вырвалась на более или менее безопасный участок близ погибшего города Ори.
Танрэй стонала и металась на заднем сидении. Кулаптр отмахнулся, и туземец ушел один, не понимая, почему боги не соблюдают священных законов, которые сами же предписали его племени с незапамятных времен?
Ночь опускалась на мятежный континент.
Танрэй маялась уже не от боли - боль кулаптр устранил древнейшим способом. Весь организм ее работал теперь только на то, чтобы освободиться и отдохнуть. Ни о чем другом она не могла думать - ни о светопреставлении (свершилось оно или еще нет?), ни о муже (жив ли он еще, отыщет ли их?).
От страха Ишвар тянул песни шаманов. Кулаптр не обращал на них внимания, а Танрэй и подавно. Пусть уж лучше воет, чем пристает с различной чепухой...
– Девочка-ласточка, еще немножечко...
– уговаривал Паском.
– Головка, угу... Помоги ему, ты же все умеешь...
Она сжала искусанные губы, мелко закивала и в последнем крике избавилась от плода. Кулаптр ловко подхватил сморщенного, всего в складках - Танрэй ни разу таких не видела - младенца и заулыбался, ожидая, когда в пуповине прекратит пульсировать частая кровь.
– Почему он такой, Паском?
– Какой-какой - "такой"?! Самый лучший!
– он приподнял орущего малыша и засмеялся.
– Они что, все такие бледные и... страшные?..
– Да уж, девочка, все мы через это прошли. Картинки - это одно... Во-о-от...
– он положил сына к матери и занялся своим делом.
– Не бойся, дочка, месяца не пройдет, как он у тебя будет лучше всякой картиночки! Страшный! Скажешь-скажешь тоже, мама, да?!
– пробасил кулаптр, лишь изредка взглядывая на малыша и адресуя свои последние слова именно ему; тот уже пригрелся, замолчал и стал жадно искать грудь.
– Кстати, знаешь, кто "куарт" твоего сына, Танрэй?