Послания себе (Книга 3)
Шрифт:
Несмотря на поздний час, Танрэй не удавалось заснуть: ей было душно, неуютно, тяжко. Она мыкалась по дому и внутренне досадовала на кулаптра, который, узнав про эпидемию, запретил ей появляться среди большого скопления людей. Паском, конечно, безусловно, бесспорно был прав, но почему она должна страдать в то время, как ее муж веселится и даже не вспоминает о ней?! Почему она не может жить, как все нормальные люди? Ей тоже хотелось бы радоваться жизни вместе со всеми, а она обязана страдать в безуспешных попытках заснуть, ворочаясь с боку на бок и ловя ртом горячий воздух, которого
Танрэй села. Она сама нагнетает на себя отрицательные эмоции... С этим нужно заканчивать.
Молодая женщина поднялась и набросила на себя широкую шелковую накидку...
Она и не догадывалась, что у дома, в который она держала путь, ее увидит чужое око...
Танрэй постучалась и услышала голос:
– Не заперто, входите!
Не заперто, входите... Она вошла и огляделась. В этом доме действительно не было ни одного зеркала...
Сетен сидел на троне, положив больную ногу на стул и листая привезенную с Оритана книгу.
– А, сестренка...
– сказал он и как будто не удивился.
Танрэй вошла к нему. Экономист отложил тяжелый фолиант и посмотрел на позднюю гостью.
– Славная ночь, Сетен.
Он ждал. Он знал, что она пришла не просто так. Танрэй села на пуфике неподалеку от него.
– Для кого как, сестренка-Танрэй... Ты ведь хочешь о чем-то просить меня, правда?
Молодая женщина посмотрела на него удивленно.
– Итак?..
– Да. Ал собирается лететь на днях в Тепманору. Я знаю, что ты еще не совсем здоров...
– Ты хочешь, чтобы я отправился в Страну деревьев с белыми стволами вместо твоего мужа, - договорил он, когда собеседница запнулась.
Танрэй опустила глаза и кивнула. Землю слегка тряхнуло.
– А почему, собственно, ты решила, что подлец-Тессетен согласится на столь бескорыстное деяние?
– Ты не подлец.
– Но циник.
– Циник. А еще больше любишь убеждать в том других, как будто это принесет тебе какую-то выгоду...
– Ты проницательна, сестренка. Но недальновидна. Вся беда в том, что я действительно циник...
– Сетен рассмеялся.
– И ты зря преодолевала столь долгий и, верно, трудный для тебя путь, потому как я вне зависимости от решения твоего мужа полечу в Тепманору послезавтра.
– Но я хочу, чтобы ты заменил его.
– Увы, маленькая. Этого мне не осилить. Ты можешь уходить. Я никогда не заменю Ала. Это все, чего ты хотела?
Танрэй посмотрела ему в глаза. Взгляд Сетена казался враждебным. Она немного растерялась.
– Я прошу не из-за него или из-за себя...
– может быть, хоть жалость поколеблет его презрение; сейчас ей все равно: главное - добиться результата, и неважно, каким путем.
– ты прекрасно знаешь, что я консервативна, а наши обычаи требуют присутствия мужа рядом с женой, когда наступит ее срок... Поэтому я не хочу остаться одна...
– у нее получилось просить. Возможно, потом она пожалеет о содеянном...
– Только ради этого я и понадобился тебе...
– с сарказмом констатировал экономист, спуская ногу со стула.
– Сетен, мне трудно понять тебя. Я не могу влезть в твою кожу и стать твоей душой, чтобы почувствовать, что чувствуешь ты. А потому просто скажи, поможешь ли ты мне... еще раз?
Эта обезьянка считает, что если уж однажды запрягла, то теперь погонять можно все время... А она, в общем-то, не так уж далека от истины...
– Я сделаю, что смогу. Но не даром.
Танрэй затравленно посмотрела на него.
– Разреши мне единственное, чего я никогда не делал и никогда уже не сделаю...
– и к своему стыду Тессетен почувствовал легкую робость: она вправе отказать. Она скорее всего откажет... Она не поймет и не позволит.
Танрэй отвела полы накидки и немного улыбнулась, но не ему, а внезапно пришедшим в голову мыслям, нисколько не касавшимся темы разговора. Глаза ее точно смотрели внутрь. Экономист был поражен: и поняла, и разрешила... Сетен протянул руку и приложил ладонь к складкам платья, нежно обрисовывавшим ее необычно округлые формы. Ее малыш доверчиво ткнулся изнутри в чужую руку.
Тогда Танрэй медленно подняла глаза и стала наблюдать за Тессетеном. Тот замер, но через несколько мгновений его лицо помрачнело и ожесточилось:
– Уходи отсюда, сестренка!
– рявкнул он, отдергивая ладонь.
– Я уже говорил тебе это!
Она ощутила, как малыш, обиженный несправедливой и резкой вспышкой, напуганный громким и злым голосом, взбрыкнул ножками и свернулся клубочком. Сетен вскочил, в ярости доковылял до выхода из сектора и распахнул дверь.
– Прочь! И никогда больше не появляйся здесь!
На пороге она помедлила и снова посмотрела в глаза лучшего друга ее мужа. Он не выдержал взгляд и потупился. Ничего не сказав, Танрэй прошла мимо него и услышала, как захлопнулась за нею тяжелая дверь. Затем - непреклонно щелкнул замок.
Эта ночь была величественной и самой ответственной в их жизни.
Дрэян готовился со всей старательностью. Ради такого дела можно и потерпеть пренебрежение атме Ала, который ни разу не снизошел до встречи с "тес-габами". Ничего. Ты еще гордиться нами будешь, атме!
Дрэян уяснил логику, которой руководствовался астрофизик, поручая им выполнение этого приказа. Они контролируют для него весь Кула-Ори, он шлет им похвалы через посредницу и выдумывает новые задания, а Хадд и рад стараться. В городе установился порядок. "Тес-габы" присматривают, чтобы охотно выдающие положенную пошлину лавочники-оританяне не знали никаких бед от таких же бездельников, какими были раньше Хадд и компания; за определенную мзду на окраинах позволяется торговать и темнорожим обезьянам, но их, естественно, никто не охраняет, а просто не прогоняют от кормушки. Только это все мелочи. Теперь клюнуло по-крупному. Молокосос-Фирэ ни льдинки не соображает в людях. Ал - правильный мужик, так и надо: на людях мирный и безобидный, а на самом деле - себе на уме, своего не упустит. Если этой ночью "тес-габы" перережут глотки пятерке тепманорийских гостей, то уже завтра Ал сможет провозгласить себя правителем Страны деревьев с белыми стволами и присоединить ее к Исцеленному Центру. Все логично. Все правильно. Все так и должно быть.