После нас - хоть потом
Шрифт:
– К вороту их!
– отрывисто повелела боярышня.
– Вынимай клин!.. Крути!..
Охнули храбры, но податься было некуда. Развязали волхвов, поставили к рукояткам, и тяжкая бадья пошла на цепях вниз. Сбылась мечта неуемного Шумка: впервые за многие годы приносили в жертву солнышку не идольца, не куколку резную, и даже не злодея какого, а подлинную берендейку - молодую, знатную, пригожую… Да еще и по доброй ее воле…
Устрашающе скрипел ворот, клок пламени гримасничал, корчил рожи, ложились на уплывающую вверх каменную кладку красные и желтые отсветы. Наконец
Вся дрожа, Шалава Непутятична выбралась на каменный пол и вскинула смоляной светоч повыше. Преисподняя оказалась тесной и пыльной. С одной стороны зияла глубокая неизвестно куда уводящая пещера с двумя глубокими колеями в плотном земляном полу, с другой до перехлестнутого крепкими дубовыми брусьями потолка громоздилась какая-то поленница. Еще стояла там низкая лавка, и на лавке этой кто-то спал, завернувшись с головой в нагольную ветхую шубейку.
– Докука!..
– ахнула боярышня и кинулась расталкивать спящего.
Тот вскинулся, забормотал:
– Не спал, Чурыня Пехчинич… Право слово, не спал… На один только храпок и прилег…
Сорвал шубейку и оказался вовсе не Докукой, а невзрачным мужичонкой средних лет. Увидев перед собой боярышню со смоляным светочем а руке, вскочил с лавки.
– Ума решилась, девка?
– взвизгнул он.
– Устав забыла? Ты что это с голым огнем гуляешь? Займется ведь - не потушишь потом!..
Тут он приметил наконец стоящую посреди преисподней бадью, попятился и пал на лавку, влепившись спиной в поленницу. Та покачнулась, и сверху, чудом не угодив ему по маковке, свалилась увязанная лыком охапка. С треском разлетелись по каменному полу резные идольцы.
– Да ты… уж не сверху ли?..
– Сверху, - бросила Шалава Непутятична, сунув ему светоч чуть ли не в бороду. Еще немного - и присмолила бы… С черными людишками боярышня любезничать не привыкла, а мужик - он и в преисподней мужик.
– Беги стремглав за Докукой, пока я вам тут всю вашу Навь не подожгла!..
Мужик однако оказался полной деревенщиной и прирожденного вежества не выказал. Смоляной светоч в белых ручках Шалавы Непутятичны пугал его куда больше, нежели ее боярское достоинство.
– Отступи с огнем!
– рявкнул он.
– Дура самородная!.. Чего тычешь? Отступи, говорю!..
– Докуку мне!..
– тяжело дыша, молвила боярышня, но светоч все же приняла.
– Не знаю я никакого Докуку!
– окрысился мужичонка. Встал с лавки, сердито влез в рукава шубейки и, заслоняясь от света, двинулся впереступочку вдоль стены.
– Вот приведу сейчас сотника, с ним и разбирайся…
Услышав про сотника, Шалава Непутятична малость успокоилась. Что над навьими душами поставлены сотники, не показалось боярышне дивным. Да ей бы и в голову не взбрело, что может быть как-нибудь по-другому! Кто-то же держит в порядке и трепете таких невеж, как этот мерзкий мужичонка, успевший, кстати, сгинуть в черном провале неведомо куда ведущей пещеры…
Возвращения его пришлось ждать довольно долго, и Шалава Непутятична встревожилась вновь, даже отважилась сделать несколько шагов в гулкую тьму подземного перехода. Но тут смоляной светоч замигал, угрожая зачахнуть, и боярышня поспешила вернуться и разложить на каменном полу костерок из рассыпанных берендеек.
– Матушка… - гулко позвал из дыры над бадьей слезливый робкий голос.
– Да ты жива ли там?..
Шалава Непутятична сначала вздрогнула, потом обрадовалась.
– А ну-ка сбросьте мне сюда еще один светоч!
– потребовала она.
– Да ты что?
– взвизгнула в ответ дыра иным голосом - не иначе, принадлежавшим одному из волхвов.
– Выгорит вся Навь подчистую - что тогда делать будем?..
Тут сверху донесся короткий хряск, невнятное мычание, и кто-то из храбров осведомился поспешно:
– А будет чем зажечь-то?..
– Будет…
– Па-берегись!..
– И в бадью с глухим стуком грянулась палка со смоляным набалдашником. Звякнула потревоженная цепь.
Шалава Непутятична зажгла от костерка новый светоч - и вовремя. Из глубины долгой пещеры зарычали и забормотали гулкие голоса, а потом закачался, приближаясь, желтенький огонек. В пыльном его сиянии обозначились вскоре два человеческих очертанья. Одно принадлежало уже знакомому невзрачному мужичонке, второе чем-то напомнило боярышне Докуку, и девичье сердце встрепенулось. Но когда лампа высветила на миг харю незнакомца, Шалава Непутятична чуть не отпрянула. Ну и сотники в навьем мире!.. Вся рожа наружу…
Приведенный окинул единым взглядом стоящую на полу бадью, костерок из берендеек и наконец саму боярышню со свежим светочем в руке.
– Что с волхвами?
– спросил он напрямик.
Шалава Непутятична вскинула точеный носик.
– Ты, молодец, - надменно молвила она, - узнал бы сперва о честном имени, об изотчестве да роде-племени…
Тот бросил на нее быстрый хмурый взгляд исподлобья.
– Ну, ясно… - проворчал он по-медвежьи.
– Из именитых, стало быть… Дочь, что ли, боярская?
– Племянница…
– А которого боярина?
– Блуда Чадовича!
Сотник злобно покряхтел и повернулся к выглядывающему из-за локтя мужичонке.
– До дна упрячу… - негромко, но грозно посулил он.
– Ты у меня давно на бирке зарублен…
– Да Чурыня Пехчинич!..
– слезно возрыдал тот.
– В бадье же спустили! Обратно-то, чай, не выкинешь!..
Сотник поиграл страшенными желваками.
– Так что там с волхвами?
– угрюмо повторил он, снова обращаясь к боярышне.
Та вскинула бело личико к округлой дыре над бадьей.
– Чурило! Как там волхвы? Живы ли?..
– Живы, матушка!..
– гулко донеслось оттуда.
– Живы пока…
– Пока живы, - сказала Шалава Непутятична, с вызовом глядя на сотника.
– А сюда-то тебя каким ветром занесло?
– спросил тот.
– Докуку мне мово отдайте, - в который уже раз проговорила сквозь зубы боярышня.
Сотник приглушенно выбранился, помянув разом и волхвов, и бояр, и князя со княгинею… Оглянулся на мужичонку.
– Ну, значит, такая у тебя судьба, Воробей… Буди Люта Незнамыча. Без его слова я тут ничего не решу…