После нас - хоть потом
Шрифт:
Однако стоило красноватым отсветам заплясать на выпуклой плеши и несколько отвислых брыльях розмысла, как боярышня попятилась в изумлении и чуть не выронила светоч.
– Лют Незнамыч?..
– не веря, вымолвила она.
– Да когда же ты помереть успел-то?..
Впервые боярышня Забава увидела Люта Незнамыча еще будучи отроковицей, и уже тогда поняла, что берендей он непростой. Да и не она одна… Челядь теремная все языки поистрепала, гадая о происхождении и достоинстве странного гостя. Для них это был вопрос
Однако, приметив вскоре, что боярин величает Люта Незнамыча по изотчеству, холопья вмиг пометили сие на ногте и почести стали воздавать, как воеводе, хотя сам Лют Незнамыч этого, кажется, и не заметил. Так что, ежели перед ним ломали шапку несколько лениво и без должного трепета, вольность сходила с рук.
И все же челядь продолжала боязливо шушукаться. Непонятно было, к примеру, каким образом он вообще попадал в терем, минуя ворота. Ни саней, ни лошади его конюхи и в глаза не видели. Обыкновенно бывало так: боярин уходил в бездонные свои погреба, а возвращался уже с Лютом Незнамычем, после чего оба поднимались в горницу и такие беседы вели, что впору князю о том донести. А то и царю-батюшке…
И ведь донесли однажды. Квасник Нежата донес. Высек его раз боярин, так он, Нежата, нет чтобы поблагодарить премного за науку - побег князюшке на благодетеля своего сказывать. С тех пор и сгинул, а больше охотников не нашлось…
А про погреба про те тоже много шептаний шло. В боярские хоромы текли подати со всей слободки и окрестностей: жито, мед, пушнина всяческая - и похоже, что оседали там навечно. Так ни единого обоза и не отрядил боярин за Мизгирь-озеро к царю-батюшке. Потому и нарекли его погреба бездонными, хотя дворня, сносившая в них съестные припасы и прочее добро, клялась тресветлым нашим солнышком, что есть там дно, есть. Кирпичен мост [64]. А вот куда все потом из погребов девается - неясно…
Исчезал Лют Незнамыч столь же внезапно и таинственно, как и появлялся. Подозревали в нем кудесника, великого волхва и, получается, почти угадали… Однако бери выше… Или ниже, раз уж речь повелась о навьем царстве… Да впрочем как ни бери, а все равно выходило, что Лют Незнамыч и под землей ни перед кем шеи не гнет…
– И впрямь боярышня… - мрачно молвил он, присмотревшись к Шалаве Непутятичне.
– А я уж думал: нарочно соврала… Ты что же это творишь, Забава? У нас там давно прокатка должна идти, а ты тут, понимаешь, всех людей на себя стянула!.. Хочешь, чтобы солнышко опять не взошло?..
– Да катись оно по кочкам, ваше солнышко!..
– зло отвечала боярышня розмыслу.
– Почто Докуку мово под землю упрятали?..
Розмысл отвернул нос, закашлялся.
– Давай-ка так, Забава… - недовольно сказал он.
– Ты светоч-то притуши, притуши… Нельзя здесь с голым огнем… Храбрам своим вели, чтобы кудесников развязали, и пойдем потолкуем.
– Взглянул на боярышню и предостерегающе вскинул ладошку.
– Не перечь! Скоро, я так понимаю, и дядюшка твой сюда нагрянет…
– Сюда?!
– ужаснулась Шалава Непутятична.
– Ой!..
Все-таки перед дядюшкой своим она хоть какой-то страх да испытывала, поскольку молча позволила себя разоружить и последовала за Лютом Незнамычем в глубокие недра скудно освещенной пещеры. Что же до грозного дядюшки, то он их, оказывается, поджидал уже в клети розмысла. Увидев, переступающую порог племянницу, побагровел и, выкатив очи, шумно поднялся с лавки.
– На засов тебя!..
– прохрипел он.
– На щеколду железную! Ты что надумала? Весь наш род сгубить хочешь?.. Ты у меня теперь за дверной косяк - ни шагу!..
– Терем подпалю, - безразлично пообещала в ответ уставшая, видать, от переживаний племянница.
– Ах, терем?..
– вскинулся Блуд Чадович.
– А вот не видать тебе терема, выдроглазая!.. Отдам Люту Незнамычу, будешь с девками идольцев по дюжинам раскладывать!..
– Э, нет!
– решительно сказал розмысл и прошел за стол.
– Только на раскладке ее и недоставало! Хватит с нас одного Докуки…
– Пойду я, Лют Незнамыч… - сказал угрюмый сотник.
– Там оно уже третий час на скате стоит…
– Иди, Чурыня… - Розмысл махнул ручкой и, дождавшись, когда дверь за сотником закроется, повернулся к тяжело дышащему боярину.
– На три часа из-за нее ночь задержали! Зла не хватает… Что будем делать?
– Докуку отдайте… - скрипуче произнесла боярышня.
– У-убью!..
– взревел Блуд Чадович, вознося над головой тяжеленные кулачищи.
Шалава Непутятична, упрямо надув губки, глядела в потолок.
– В общем-то я не против… - промямлил розмысл, осторожно поглядывая то на дядюшку, то на племянницу.
– Мне этот Докука тоже уже всю плешь проел… Сам бы я отпустил его с удовольствием. Только вот как бы это сделать… э-э-э…
Боярин повернулся столь резко, что мотнулись связанные за спиной рукава охабня.
– Да никак!..
– Почему?
– Перво-наперво удавлю его собственными руками!..
– Хм… - Розмысл озабоченно огладил плешь.
– А еще почему?
Боярин запыхтел, успокаиваясь.
– Потому что и без меня удавят!..
– Кто же?
– Дельцы заплечные! Докука-то в зачинщиках смуты числится! С Кудыкой на пару…
– Да, это уже сложнее… - вынужден был признать розмысл.
– А еще?
– Да вся округа уже знает, что его в бадье спустили! Бабы в слободке второй день воют… Шутка, что ли? Такого счастья лишились!..
– Врешь!..
– Шалава Непутятична полыхнула очами.
– Молчи!..
– Боярин снова вознес кулаки.
И быть бы розмыслу свидетелем еще одного семейного раздора, кабы не постучал в дверь встревоженный Чурыня. При виде сотника у розмысла с отвислых щек сбежали остатки румянца.
– Что еще стряслось? Ты почему вернулся?.. Прокатка не пошла?..
– Да нет… - смущенно отозвался тот.
– Прокатка-то - что прокатка?.. Тут две новости у меня, Лют Незнамыч… - Чурыня замялся вновь.
– Даже и не знаю, с которой начать…