После нас - хоть потом
Шрифт:
Да и начальству подземному красавец древорез тоже, видать, драгоценностью не показался, поэтому поселить его решили отнюдь не в отдельной клетушке, как некоторых, а - жутко молвить!
– в мужском общежитии. Докука инда обмер, услышав. Вспомнилось вдруг, что как раз за подобные дела и был сожжен дотла ясным солнышком целый город - Сволочь-на-Сволочи [68].
Впрочем мужское общежитие оказалось вовсе не тем, о чем он с содроганием подумал, а просто обширным подвалом, уставленным лавками для спанья и личными сундучками…
А
Вроде шел правильно, но выбрался почему-то не к колодцу, а в огромную бесконечную в обе стороны пещеру с полукруглым рвом на дне. Одолев ров, двинулся влево, потом вернулся, поискал обратного пути, не нашел и остановился, шибко озадаченный.
Потоптался, озираясь и водя тусклым краденым светильником, пока не почувствовал наконец щекой легкий сквознячок. Веяло, как выяснилось, от стены - из узкой щели в рост берендея. Докука сунулся в тесное это углубление и обнаружил, что из кладки там изъято изрядное количество камней и в боковой стенке зияет черный провал. Именно оттуда и тянуло свежим ветерком.
Протиснулся в дыру и обнаружил, что за нею начинается лаз, полого идущий вверх. Из Нави - в Явь. Обрадованный Докука, не раздумывая, ринулся вперед - где пешком, где ползком, где на карачках. Нахлынула внезапная радость, и синеглазый красавец даже замурлыкал вполголоса сызмальства любимую песенку, чуть ли не им самим сложенную:
– Не куй меня, мати, к каменной палате, а куй меня, мати, к девичьей кровати…
Напевал он изрядно, пока узкая извилистая нора не повела в сторону, а там и вовсе ушла вниз, причем довольно круто… Докука перевернулся задом наперед и полез, щупая ступнями каменистый пол. Долго лез. Потом съерзнул на спине с малого взгорбка - и земли под ногами не оказалось. Древорез успел только выронить лампу и, раскорячившись, упереться в стены.
Отвесно падающий лаз обрывался в пустоту. Перед глазами окостеневшего Докуки разверзлась ужасающая сумрачная бездна. То есть дно-то у этой прорвы было, но уж больно глубокое. Внизу гулко вздыхало и погромыхивало. Пошевеливались какие-то смутные белые хлопья, едва различимые в общей полутьме. Еще внизу что-то лоснилось - округлое, немыслимо огромное и вроде бы мокрое… А оброненная Докукой лампа все падала, падала, съеживаясь в желтенькую точку, и никак не могла достичь этого лоснящегося пятна - размером с чистое поле.
Наконец достигла и дрогнула, слегка увеличившись. Не иначе вспыхнуло разлившееся масло.
И вот тогда бездна медленно зашевелилась. Из пепельно-серой вскипевшей пеной хляби неспешно возникла и вознеслась плашмя мясистая гребная лопасть чудовищного рыбьего хвоста. И она росла, надвигалась, ширилась до тех пор, пока в целом мире, кроме нее, блестящей и черной, вообще ничего не осталось…
А потом земля дрогнула. Это был тот самый толчок, скативший четное солнышко с лунки и пославший тресветлое по главному желобу…
По счастью, ров еще обыскивать не начали, а то бы подавило многих. Заслышав нарастающий грохот, смекалистый люд кинулся к заломам и весь, почитай, уцелел. Редкий случай: латаное и, стало быть, особенно неудобное в работе солнышко, ни разу даже не завихляв, пробежало по всему желобу, одолело с разгону подъем, и смирно остановилось в следующей лунке. Ни дать ни взять - знающая дорогу лошадка. Даже ежели заснешь в санях - сама вывезет прямиком к воротам кружала.
Ударили сполох и всех свободных от работ берендеев послали с лампами в ров. Ни одного раздавленного однако не обнаружили, о чем и доложили тут же Люту Незнамычу. Розмысл испустил вздох облегчения и велел обшарить с тщанием весь участок. Гостей из верхнего мира он спровадил еще до подземного толчка, заверив при этом князюшку, что след синеглазого красавца древореза рано или поздно отыщется. И точно: вскоре кто-то из рабочих подобрал за наканавником бирку с отмыкалом от Докукиного сундучка, и сотник с розмыслом поспешили к месту находки.
– Здесь?..
– не веря, переспросил Чурыня и как-то весь сразу обмяк.
Ему подтвердили, что здесь - как раз напротив залома.
– Что это ты - как с виселицы сорвался?
– недовольно спросил сотника Лют Незнамыч.
Тот лишь махнул безнадежно корявой ручищей.
– Лазом ушел… - пояснил он в тоске.
– Каким еще лазом?
– Да пару лет назад наладчики наши затеялись, вишь, наверх прокопаться из этого залома… Наверху-то - слободка, а там и кружало неподалеку…
– Ну-ну!..
– Ну и уперлись в камень, начали огибать, ушли под скалу…
– У тебя что, язык с подбоем?
– вспылил розмысл.
– Выплюнь не жевамши!.. Чем дело-то кончилось?
– Прокопали, да не туда… - нехотя сознался Чурыня.
Лют Незнамыч очумело уставился на припорошенный окалиной щебень.
– Вниз?!
– ужаснулся он.
Угрюмый немилорожий сотник вздохнул и не ответил.
– Чурыня… - пролепетал розмысл, отирая бледной ладошкой проступившую на плеши испарину.
– Я тебя разжалую, Чурыня… Почто не велел дыру заложить?
– Так Лют Незнамыч… - жалобно вскричал сотник, всплеснув свободной от лампы ручищей.
– Закладывать-то незачем было!.. Это каким же надо быть дураком, чтоб туда полезть?..
– Виновных-то хоть наказал?..
– беспомощно спросил розмысл.
– Знамо дело, наказал… Всех, кроме Нежаты…
– А чем это он лучше других?
– Да он последним рыл… Ну и выпал, стало быть… - сотник еще раз вздохнул уныло и повернулся к нашедшим отмыкало.
– Ну что? Кому отгул вне очереди?
Рабочие переглянулись, посмотрели на сотника, на черную щель укрытия…