После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии
Шрифт:
В 1978-80 годах в Западном Берлине и Западной Германии появилось беспрецедентное количество альтернативных экономических проектов; тенденция, развившаяся после борьбы за жилье во Франкфурте, стала общенациональной. Западный Берлин превратился в тайную столицу альтернативного движения. По данным опроса 1979 года, около ста тысяч человек в городе причисляли себя, по крайней мере в широком смысле, к альтернативной сцене.
Однако процесс интеграции альтернативной сцены в систему был далеко не гладким. Особенно в Западном Берлине, альтернативное движение также послужило прочной основой для радикального движения сквоттеров, возникшего в 1979-80 годах. В 1981 году, после волны оккупаций, был организован съезд TUWAT [tu was, «сделай что-нибудь»]. Среди прочего, были предприняты попытки связать теории итальянского движения автономии с местной борьбой за жилье. Это был лишь один пример преемственности радикальной истории.
Внутри Новых социальных движений сформировалось автономное крыло: боевое, состоящее в основном из молодых активистов. Они находились под сильным влиянием тогдашней установки «Нет будущего», противостояли буржуазным нормам контроля и господства и превратили свои собственные нужды в центральный политический вопрос. Так называемые общие собрания [Vollversammlungen] заменили университетские собрания 1960-х и 1970-х годов в качестве центральной формы коммуникации. Общие собрания создали пространство вне буржуазной общественности для обсуждения политических целей и стратегий. В этой главе будет описана история Autonomen в первой половине 1980-х годов, особенно в связи с Новыми социальными движениями.
Новые социальные движения пытались найти решения социальных и политических конфликтов, охвативших западные капиталистические государства с середины 1970-х годов. В конце 1970-х годов леволиберальные ученые и студенты использовали этот термин для обозначения продолжения студенческого бунта 1968 года. Однако Новые социальные движения находились под сильным влиянием взглядов среднего класса. В академической оценке Новых социальных движений Партия зеленых часто рассматривалась как успешное политическое проявление низовых течений, подчеркивался «модернистский» импульс Новых социальных движений и их вклад в «смену ценностей». На самом деле, некоторые представители ядерной мафии были благодарны за антиядерные движения, так как оно помогло предотвратить или отложить проекты, которые были неперспективны. Более того, даже директора электростанций любят вести здоровый образ жизни, покупать в магазинах мюсли и есть полезную биодинамическую пищу. В некотором смысле, Weltgeist исследований Нового социального движения смог объединить ранее противоположные политические идеи в новом социал-демократическом «Проекте современности» дядюшки Хабермаса. В зелено-альтернативном полумраке такие термины, как «классовая борьба» или «империализм», казались устаревшими и неактуальными. Важными были «качественные потребности», «участие» и «управление». Ученым даже удалось убедить многих людей, что воинствующая антиядерная борьба Брокдорфа и Гронде, с их сильным антикапиталистическим и антиавторитарным подтекстом, была вызвана ничем иным, как «провалом коммуникации» и «отсутствием участия» в планировании системы энергоснабжения, которая в итоге оказалась очень эффективной и выгодной для всех. Неважно. Не наша проблема, если некоторые ученые считают «Автоном» ничем иным, как «вызовом» альтернативному движению, возникшему на основе «новых взглядов». Это лишь доказывает, что некоторые ученые очень мало знают о том, в чем они должны быть экспертами. Но хватит полемики.
Новые социальные движения тесно связаны с фордизмом, капиталистической структурой, которая определила большинство западных стран после Второй мировой войны. Фордизм характеризуется отчуждающим массовым производством (олицетворением которого являются конвейеры автомобильных заводов), массовым потреблением и политическим, а также правовым регулированием классовых конфликтов. Институционализация классовых антагонизмов также означает, что переговоры обычно происходят вне сферы производства, особенно в Западной Германии. В этом контексте термин «Новые социальные движения» пытается объяснить состав, потенциал и значение низовых движений, которые неожиданно возникли в то время, когда в стране практически не было открытой классовой борьбы. Антиядерное движение, например, сформировалось в сфере воспроизводства и имело очень сложную классовую структуру. В течение некоторого времени оно оп-позиционировалось официальным рабочим движением, особенно в атомной и энергетической промышленности, где реформистские профсоюзы ДГБ мобилизовали квалифицированных рабочих в решительно проядерные кампании.
Хотя многие активисты принадлежали к среднему классу, они были очень открыты для эгалитарных структур и антикапиталистических целей. Правда, некоторые лоббистские группы (например, крупные фермеры в отношении антиядерного движения) использовали открытость Новых социальных движений в своих интересах. В конце концов, многим людям все равно, кто поддерживает их в борьбе, которую они считают важной.
Формирование автономов в 1980-х гг.
против атомной электростанции в их городе), лишь бы их поддержали. Однако это ни в коей мере не умаляет политического значения этих движений. Это лишь показывает, насколько сложным может быть преодоление определенных культурных барьеров в общественных движениях. Товарищи из Красной помощи Западного Берлина сделали очень поучительное заявление в 1973 году после того, как К-группы подвергли критике появление Burgerinitiativen (BI), «гражданских инициатив»:
Жесткий антиревизионизм и исключительная концентрация на пролетарской организации привели к тому, что левые потеряли связь с реальностью. Левые полностью игнорировали конфликты в сфере воспроизводства. Появление БИ сделало это очевидным. Однако проблема может быть не только в незаинтересованности. Ликвидация антиавторитарных движений означала, что два важных аспекта политического праксиса были утрачены: низовой активизм в соседних районах и на рабочих местах (часто высмеиваемый как «дилетантизм") и прямое действие (часто высмеиваемое как «спонтанность"). Ни один из этих аспектов не считался полезным для организации рабочего класса; вместо этого они считались выражением мелкобуржуазной культуры. Жесткое использование классовой идентичности делегитимизировало антиавторитарные движения и свело их протагонистов к представителям их социального происхождения. Это произошло даже несмотря на то, что антиавторитарные движения, по сути, преодолели классовые различия благодаря общим массовым действиям. . . . Согласно левой критике БИ, красноречивые и конкурентоспособные активисты среднего класса всегда брали верх. Однако такое строгое определение класса отрицает политический опыт и просто воспроизводит социологические факты. Важен не сам факт того, что представители разных классов объединяются в БИ. Важно то, как это влияет на классовую идентичность, помогает ли это преодолеть классовые различия, и как смешение классового происхождения можно сделать продуктивным в политическом плане. Задачей современного классового анализа было бы изучить, бросает ли общая борьба за конкретные интересы вызов классовым различиям (Kursbuch, № 31).
Эти строки показывают, насколько обманчивым может быть термин «средний класс». Это проблема, которая также затрагивает радикальные левые и автономные круги. Особенно когда термин «средний класс» используется в упрощенном и уничижительном виде, он может легко скрыть классовые реалии в промышленно развитых странах. Развитие капитализма в Западной Германии принесло рост благосостояния значительной части низших классов, даже если общее распределение богатства остается несправедливым. В 1950-х годах для многих рабочих стало возможным участвовать в «экономическом чуде» в такой степени, что они стали неотъемлемой частью общества потребления. Это в значительной степени способствовало дискредитации оппозиционных и коммунистических сил. Немецкий капитализм сделал классовую идентичность более подвижной, сохранив при этом буржуазную структуру господства. Это в значительной степени способствует стабильности системы. Однако это же развитие создало и новые возможности для действий: «Фордизм предоставляет все большему числу людей время и навыки, необходимые для непрерывного неинституционального действия. . . . Кроме того, растворение традиционных форм организации в церкви или традиционных рабочих организациях, а также рост культурных форм выражения расширяет диапазон индивидуальных действий» (Hirsch/Roth). Сильное присутствие студентов и академиков — то есть людей «среднего класса» — в радикальных левых и автономных движениях является лишь следствием этих изменений.
Не в последнюю очередь благодаря вызовам, которые они бросали классовой идентичности, Новые социальные движения всколыхнули, поставили под сомнение и бросили вызов многим аспектам существующего социального порядка и, следовательно, открыли пространство, в котором могло возникнуть автономное движение. Хотя Автономы выходят далеко за рамки Новых социальных движений, как в плане политических требований, так и в плане политической практики, они тесно связаны с ними. Термин «Новое социальное движение» также более уместен, чем термин «классовая борьба», для описания феномена автономного движения. Ссылки на класс никогда не пропадали ("Борьба за жилье — это классовая борьба!»), но они часто казались надуманными и никогда широко не использовались.