После России
Шрифт:
«Но если так, то многое становится понятным. Например, зачем понадобилось раньше времени устраивать неконтролируемый бардак в Сибири, из-за которого китайцы получили повод ввести свои войска и усилить влияние! И ведь еще неизвестно, чем там всё кончится, может, решатся на оккупацию, пока я тут отвлекаю внимание!» – думал он.
Владимиру Егоровичу было обидно. Он-то думал, что все усилия ради одного, ради спасения России, её возрождение. Многие месяцы жил осознанием своей миссии и неслучайности своего внезапного избранничества. И как жить теперь? Жить, вдруг осознав, что безумная авантюра, война против всего мира без единого шанса на победу, была затеяна китайцами! А он был ширмой и марионеткой Лапникова и Заостровского. Это их решением он, простой русский мужик, оказался в самой гуще исторических событий – но не героем, не «русским Бонапартом», как он сам о себе думал в дни иллюзорного триумфа, а марионеткой. Да какая разница, какие были сектанты – китайские или свои доморощенные православные мечтатели… Игра, большая игра, в которой Россия – просто территория, игровое поле, по которому маршируют солдатики, и он – один из них. Виртуальная стратегия в режиме реального времени.
«А если казахи? Почему нет? Сколько было намёков на то, что на Урале именно казахи наша главная надежда. Откуда-то они знали, что казахи туда придут? Говорили, что это только плюс. И интерес Астаны понятен: устроить бардак и расширить зону влияния, хоть бы и на Урал! А может, они вместе с китайцами? Китайцам – Сибирь, казахам – Урал и Нижняя Волга?» – Пирогов сел и задумался, разглядывая конфеты, такие неуместные, будто присланные из другой реальности.
И главное-то – что делать? Требовать объяснений? Дать задний ход? Или на всё плюнуть и оставить любителей ушу расхлебывать заваруху, а самому прислушаться к совету Лавренюку и примкнуть к Второй армии, благо она организованно отступила и сейчас укрепляется в городе. С оружием в руках сражаться за Россию и умереть? Хороший вариант. Отличный. Наверное, единственный.
Владимир Егорович налил в чай изрядную порцию коньяку, покрутил в руках конфету, вздохнул и отхлебнул чаю. Ночь обещала быть бессонной. «Не буду никуда звонить и никого звать. Завтра утром всё равно собирался выступить. Приедет Бурматов, вызову Лавренюка и посмотрим, что получится!»
Конфеты были сладкие. Кристина всегда угощала его именно такими – и казалось, что это было в другой жизни, очень давно.
Примерно через двадцать минут в комнату заглянул адъютант и обнаружил верховного правителя лежащим на полу без признаков жизни.
Было ли так задумано или это было роковое стечение обстоятельств, но выяснилось, что умер верховный правитель в номере бывшего вип-борделя «Старая Москва». Известие, что Пирогов «был убит отважными борцами с кровавой тиранией в известном московском публичном доме», разлетелось по миру мгновенно, сопровождаемое видео и издевательскими комментариями про чистоту трусов покойного. Штрих, окончательно превративший бывшего командира рязанского спецназа в анекдотическую фигуру, а его борьбу – в пошлый водевиль.
27. Агония
Бурматов тоже получил письмо от Лавренюка и, прочитав его, с удвоенной силой пытался добиться встречи с Пироговым. Известие о смерти лидера восстания ввергло его в депрессию – он даже не стал выступать с официальным сообщением и несколько дней провёл в своей комнате, в дальнем углу бункера, куда переехало министерство.
После смерти Пирогова агония России длилась меньше недели – ровно столько, сколько понадобилось силам коалиции для неспешной прогулки до Москвы. В воцарившейся суете и неразберихе осталось загадкой, что именно стало причиной его гибели и куда делось его тело.
Фадеев, принявший полномочия верховного правителя, немедленно попытался извлечь пользу из случившейся трагедии. Были арестованы и казнены члены миссии Красного Креста, причастные к передаче злосчастной посылки, министр здравоохранения, но первым делом – генерал Лавренюк вместе с коллегами. Более того, Фадеев отдал приказ взять штурмом штаб Второй армии – в этом позорном и бессмысленном бою с обеих сторон погибли несколько сот человек, но гораздо страшнее был деморализующий эффект этих расправ.
Накануне входа в город сил коалиции оказывать им организованное сопротивление было некому, а отдельные очаги сопротивления эффективно подавлялись точечные ударами.
Бурматова никто не искал, никуда не вызывал, новостей он не смотрел, распоряжений не давал. Когда к нему вернулась способность действовать, он обнаружил, что сотрудников у него не осталось. Тем не менее он вышел в эфир и произнес длинную прочувственную речь о Пирогове, завершив её призывом сражаться до последнего и унести с собой в могилу как можно больше предателей и интервентов. Сам он решил присоединиться к Второй армии, но связаться с Дедом или кем-то из генштаба не смог.
На связь вышел помощник Фадеева, передал, что речь очень понравилась шефу, но хорошо бы как-то призвать патриотов к единению вокруг нового лидера возрождения – Ильи Фадеева. «А что с Лавренюком? Где сейчас штаб Второй армии?» – спросил Тимофей, но собеседник не ответил, предложив оставаться на своем месте и поступать в соответствии с указаниями Совета обороны Москвы. Указания сводились к призывам продолжать сопротивление, присоединяясь к сражающейся российской армии. Где конкретно сражалась армия – не сообщалось. Бурматов несколько раз выходил из бункера, но никаких боев не наблюдал, хотя стрельба слышалась со всех сторон. Еды почти не было, водоснабжение не работало. В его распоряжении было несколько ящиков крепкого алкоголя. Тимофею казалось, что он себя вполне контролирует и, несмотря на алкогольную диету, он еще несколько раз выступал с речами, взывая к мировому сообществу, к населению, к армии, зачитывал сочиненные им же сводки Совета обороны об успешных контратаках. К счастью для него, аппаратура уже не работала и его пьяных истерик никто не слышал.
Фадеев пропал за несколько часов до официальной капитуляции. Включив каналы министерства информации, он призвал «всех русских людей доброй воли не жалеть сил для защиты своей Родины» – и исчез в дыму пожаров, охвативших город. Остатки его штаба сдались сибирскому корпусу, но никаких сведений об исчезнувшем начальнике у них не было. Поэтому о причинах его исчезновения, его личности и дальнейшей судьбе ходили самые разные слухи. Расследование, проведенное международным трибуналом, зашло в тупик: еще в бытность свою руководителем ТПРР, Петр Заостровский уничтожил все документы о своей прежней жизни, а после начала восстания документы о Заостровском уничтожил Илья Фадеев.
На самом же деле он погиб, погиб довольно глупой и случайной смертью: водитель заблудился в центре уничтоженных взрывами спальных районов, а потом бронемашина была подбита и остановлена бандой мародёров. Они не интересовались личностью жертвы, обобрали его, раздели и убили, засунув обезображенное тело в заполненный нечистотами колодец.
Несколько суток Бурматов провел в запое. Когда пришел в себя, на всех публичных каналах уже вещали только враги. Он включил телепанель. Кирилл Мамашев, мэр Москвы, выступал, как явствовало из бегущей внизу строки, из ставки Объединенного штаба сил коалиции в Шереметьево: