Последнее искушение Христа
Шрифт:
– Вон! Вон, блудница! – орал он, таща Магдалину по двору.
Вошедшие во двор крестьяне из других селений подхватили ее под руки, с гиканьем и хохотом понесли к канаве подле озера и швырнули туда, а затем вокруг собралась толпа мужчин и женщин, подолы которых были полны камней.
Тем временем почтенная Саломея поднялась с кушетки и, несмотря на мучительную боль, выбралась во двор и напустилась на мужа.
– Постыдись, почтенный Зеведей! – кричала Саломея. – Ты позволил смутьянам войти в твой дом и вырвать у тебя из рук женщину, умолявшую о милосердии.
Затем
– И ты тоже пошел по стопам отца?! Стыдись! Хоть ты вел бы себя более достойно! И для тебя мошна стала превыше Бога? Беги скорее и защити женщину, которую все село собралось убить безо всякого зазрения совести!
– Иду, матушка, успокойся, – ответил сын, не боявшийся никого на свете, кроме собственной матери.
Всякий раз, когда она гневно набрасывалась на него, ужас овладевал Иаковом: казалось, что этот яростный и суровый голос принадлежал не матери, но был огрубевшим в пустыне гласом непреклонного племени Израилева.
Иаков повернулся и кивнул своим товарищам, Филиппу и Нафанаилу:
– Пошли!
Он глянул в сторону бочек, ища взглядом Иуду, но того уже не было там.
– Я тоже иду, – сказал в сердцах Зеведей.
Он боялся оставаться наедине с женой, а потому нагнулся, поднял посох и поплелся за сыном.
Израненная Магдалина скорчилась в углу ямы, прикрыла голову руками, защищая ее от ударов, и пронзительно визжала. По краям ямы стояли мужчины и женщины, которые смотрели на нее и смеялись. Все, кто собирал виноград и таскал корзины, бросили работу и собрались сюда. Юношам хотелось увидеть полуобнаженное, окровавленное прославленное тело, а девушки испытывали ненависть и зависть к этой женщине, доставлявшей наслаждение всем мужчинам, тогда как сами они не имели ни одного.
Варавва поднял руку, призывая к молчанию, к вынесению приговора и к побиению каменьями. В эту минуту подошел Иаков. Он попытался было пробраться к главарю, зилоту, но Филипп удержал его, взяв за руку.
– Куда ты? Мы-то что можем сделать? Нас всего трое, всего ничего, а их целое село! Пропадем ни за что! Но внутри Иакова все еще звучал гневный голос матери.
– Эй, Варавва-головорез! – крикнул он. – Ты что это пришел в наше село людей убивать? Оставь женщину, мы сами будем судить ее. Судить ее должны старейшины Магдалы и Капернаума. Судить ее должен и ее отец – раввин из Назарета. Так гласит Закон!
– Мой сын прав! – раздался тут и голос почтенного Зеведея, который как раз подоспел с толстым посохом в руках. – Он прав: так гласит Закон!
Варавва резко повернулся к ним всем телом и крикнул:
– Старейшины куплены, Зеведей куплен, им я не верю, я сам и есть Закон! А кто смелый, молодцы, выходи – померяемся!
Вокруг Вараввы толпились мужчины и женщины из Магдалы и Капернаума, и глаза их горели жаждой убийства. Целая толпа мальчишек с пращами в руках пришла из села.
Филипп схватил Нафанаила за руку и потащил назад, а затем повернулся к Иакову и крикнул:
– Ну, что ж, давай, если желаешь, но только сам, сын Зеведеев! Мы в это дело не вмешиваемся – с
– Не стыдно вам, трусы?!
– Нет, не стыдно! Давай! Сам по себе!
Иаков повернулся к отцу. Но тот закашлялся и сказал:
– Стар я уже.
– Ну, что? – крикнул Варавва и раскатисто захохотал, Тут показалась и почтенная Саломея, опирающаяся на руку младшего сына, а за ней – Мария, жена Иосифа, со слезами на глазах. Иаков повернулся, увидел мать и вздрогнул: впереди – страшный головорез вместе с разъяренной толпой поселян, позади – гневная и безмолвная мать.
– Ну, что? – снова зарычал Варавва и засучил рукава.
– Не посрамлю себя! – тихо сказал сын Зеведеев и шагнул вперед. Варавва тут же двинулся ему навстречу.
– Он убьет его! – воскликнул юный Иоанн, порываясь бежать на помощь брату, но мать удержала его:
– Молчи, не вмешивайся!
Противники уже приготовились схватиться друг с другом, но тут со стороны озера долетел радостный крик:
– Маран афа! Маран афа!
Перед ними вдруг оказался запыхавшийся, покрытый густым загаром юноша, который кричал, размахивая руками:
– Маран афа! Маран афа! Господь идет!
– Кто идет? – громко спрашивали все, толпясь вокруг него. – Кто идет?
– Господь! – ответил юноша, указывая куда-то назад, в сторону пустыни. – Господь! Вот он!
Все обернулись. Солнце уже вошло в силу, наступил чудесный день. От берега поднимался человек в белоснежных одеждах, которые носят монахи в обителях. Олеандры по краям озера были в полном цвету. Человек в белых одеждах поднял руку, сорвал красный олеандровый цветок и поднес его к губам. Две чайки, прогуливавшиеся по гальке, отошли в сторону, давая ему дорогу.
Почтенная Саломея подняла седую голову, глубоко вдохнула воздух.
– Кто идет, сынок? – спросила она. – Воздух изменился.
– Сердце мое готово разорваться, матушка, – ответил Иоанн. – Я знаю – это он!
– Кто?
– Молчи!
– А кто там за ним? Я слышу, будто целое войско движется следом за ним, сынок.
– Это бедняки, которые подбирают ягоды, оставшиеся после сбора винограда, матушка. Не бойся. И, действительно, следом показалась толпа: целое войско одетых в рубище мужчин, женщин и детей с мешками и корзинами в руках рассеялось всюду по уже убранным виноградникам в поисках оставшихся ягод. Ежегодно во время жатвы, во время сбора винограда и маслин голодные толпы стекались со всей Галелеи собирать остатки зерна, винограда и маслин, оставленные хозяевами для бедняков, как велит Закон Израиля.
Человек в белых одеждах неожиданно остановился. Он увидал толпу и испугался. Бежать! Давний страх вновь овладел им, побуждая возвратиться в пустыню, ибо там пребывал Бог, а здесь – люди. Бежать! Судьба его висела на волоске. Назад? Или вперед?
Все, кто был вокруг ямы, так и замерли на месте, смотря на него. Иаков и Варавва неподвижно застыли друг против друга, засучив рукава. Магдалина подняла голову, прислушалась: жизнь или смерть – что сулила ей эта тишина? Воздух изменился, Магдалина вдруг вскочила и, воздев руки вверх, завопила: