Последнее прибежище негодяя
Шрифт:
– До сих пор удивляюсь твоим дружкам, – таращила мать в его сторону черные глаза, едва выглядывающие из складок морщинистой кожи. – Чего они тебя до сих пор не прихлопнули? Ты же тля! Трус и тля, Женя…
Да никакой он не трус, возражал он не ей – себе. С ней спорить было бесполезно. Он просто очень осторожный человек. Очень! И благодаря этой его природной осторожности его до сих пор не посадили. А дружки его уже кто по две, кто по три ходки отмахал. А он ни разу, тьфу-тьфу-тьфу.
Тюрьмы Филонов боялся больше, чем сумы. Он часто представлял себя нищим, жующим сухой хлеб с солью и запивающим все это простой
Филонов заворочался под одеялом и тут же понял, что лежит на постельном шелке совершенно голый. Кто?! Кто посмел его оставить в таком виде? Он всегда спит в трусах. Иногда еще и в майке. Он резко повернул голову. Взгляд его уперся в черные кудри, разбросанные в беспорядке на соседней подушке.
– Слышь! – Он двинул коленом в женское тело, которое не узнал. Попал в мягкую пышную задницу, двинул коленом еще раз. – Слышь, матрешка! Просыпаемся!
Женская голова заворочалась, повернулась, и в заспанной помятой физиономии Филонов, к стыду своему, узнал свою бухгалтершу Анну Львовну. Задаваться нелепым вопросом, как она тут очутилась, смысла не было. Не сама же приехала к нему за город. Факт, он приволок ее. Только вот почему и зачем?!
– О, Женек, доброе утро, – Анна Львовна оскалила белозубый рот в широкой улыбке. – Как ты?
– Еще не знаю, – проворчал он, с ужасом вглядываясь в рельефные складки вокруг ее большого рта и пышные припухлости под глазами, вымазанные вчерашним макияжем. – Как мы?.. То есть я хотел сказать, как это все?.. У нас че-то было?
– А как же! – не убирая улыбки, воскликнула Анна Львовна. – Еще как было, Женек!
Она не сбросила, а сдунула с себя шелковую простыню. Филонов содрогнулся. Тела Анны Львовны было очень много даже для него, хотя он всегда любил пухлых женщин. Громадная, с хорошей задницей, грудь с темными пятнами сосков с чайное блюдце, пухлый живот, толстые дряблые ляжки.
Из-за чего же он так нарезался вчера, что притащил в свой дом для секса эту корову?!
– Это… Что там вчера было-то? – Он пополз к краю кровати, подальше от ищущей ладони бухгалтерши.
– А ты ничего не помнишь? – Анна Львовна повернулась на бок, и ее громадные жирные сиськи уперлись Филонову в плечо.
– Нет, не помню. – Не отворачиваясь от нее, Женя осторожно свесил одну ногу, уперся в пол, свесил вторую, вскочил, прикрываясь простыней, которой Анна Львовна явно пренебрегала. – Так что было-то?
– Да что было, что было… – Бухгалтерша перевернулась на спину, вытянулась, сцепив руки за головой, широко, по-акульи, зевнула. – Степан к вам под конец рабочего дня заезжал со своими ребятами.
– Мазила?!
Филонов покрутил головой. Нет, ну как отрезало! Ни черта не помнил!
– Да, он. Приехали в четыре, под конец рабочего дня. Он и еще двое с ним. Вы с ними закрылись в кабинете. Долго орали, гремели. Потом они уехали, вы надрались.
– А потом мы тут? – Филонов сделал из двух пальцев левой руки колечко, пощелкал правым указательным пальцем по нему. – Мы тут с вами?
– Совершенно верно. – Бухгалтерша в точности повторила его жест. И тут же широко заулыбалась: – Да не стоит так отчаиваться, Евгений Леонидович. Я девушка взрослая, замуж за вас не попрошусь.
Взрослая девушка была лет на пятнадцать его старше и килограммов на шестьдесят тяжелее. О каком замужестве может идти речь! Он-то теперь печалился совершенно о другом. Как его вообще угораздило?! Что такого могло произойти за закрытыми дверями его кабинета с Мазилой и его пацанами, что он так мерзко надрался?!
– А я вам могу рассказать. Я не подслушивала, нет-нет! – Ладонь Анны Львовны исчезла между грудей, как между подушек, даже запястья не было видно. – Просто вы так кричали, что не услышать мог только глухой.
– Все слышали? – ахнул Филонов.
Конечно, он не дурак, понимал, что с Мазилой они не прогноз погоды на неделю обсуждали. И не планы на выходные. Что-то было там, чего другим слышать было не надобно. А там коллектив! Посетители из жильцов! Господи…
– Никто ничего не слышал, Евгений Леонидович, – улыбнулась, довольная собой, Анна Львовна. – Как только они пришли, я сразу смекнула что к чему и выпроводила всех вон. И сотрудников, и посетителей. Всех! Вон! Дверь офиса заперла. Сама, уж простите, осталась. Квартальный отчет не за горами.
– А чего смекнули-то, Анна Львовна?
Филонов тщательно упаковался в простыню, как в тунику, отошел на безопасное расстояние, присел на мягкий круглый пуф. Тут, он решил, ее алчные ищущие руки его не достанут. С этого места не был виден ровный квадрат на его паркете, отраженный стрельчатым окном.
– Что они явились к вам из-за этого нашумевшего убийства. – Ее жирные плечи беспечно дернулись, приводя в движение все объемные выпуклости. – Вы же помните, что случилось пару дней назад в доме номер семнадцать?
– Да, да… – Кожа на затылке Филонова натянулась. Он мог поклясться, что слышит, как она потрескивает от вставших дыбом волос.
Конечно! Он вспомнил! Вспомнил, черт бы все побрал на свете, об этом ужасном убийстве! Вернее, сразу о трех убийствах он вспомнил! Ужасных и бессмысленных по сути своей. Сразу вспомнил свой ужас, когда понял, чьих рук это дело. И вызвал их всех к себе на вечер. А они, видишь ли, явились к четырем часам. Еще когда конец рабочего дня не наступил. Слава богу, есть у него верные люди в лице Анны Львовны.
Филонов невольно с благодарностью глянул на пышнотелую бухгалтершу, не думающую вставать и не делающую ни единой попытки одеться. Ее помощь нужна была снова. Он вспомнил то, зачем братва приезжала. Но не помнил ни слова из их разговора. Ни единого! Как вытравили ему участок мозга, отвечающего за память.
– А тут все просто, – пояснила Анна Львовна, усаживаясь на кровати и превратившись сразу в громадную медведицу, с которой состригли весь мех. Почти весь… – Вы орали на них. Называли дебилами и отморозками. Орали, что они подставили вас. Что теперь менты точно придут за вами…