Последние каникулы, Шаровая молния
Шрифт:
– Нет, Вадик, жена и муж знают друг друга только с той стороны, которая обращена к супругу или супруге. Все никто не знает. Даже я не все знаю о тебе и Машке. К сожалению. Вот, например, почему она так зверски рвет все свои черновики, почему они ей мешают? Может быть, им со временем цены не будет. И почему ты ревностно бережешь свои?
– Просто Машка талантливая и уверена, что сможет повторить, даже улучшить, а я нет.
– Нет, сыночек. Это модель того, как вы будете жить,- вот чего я боюсь. Почему? Не знаю уж как, но наградили мы с отцом вас аналитическими качествами - не
– ...Машка!
– шепнул Вадик. И, дождавшись сонного "А?", признался: - Я что-то в современных девушках ничего не понимаю.
– Нормально!
– отозвалась Машка.
– Спи, братан, спокойно.
Рано, очень рано вставал комиссар и шел на кухню растапливать остывшую от сырости печь. А Вадик, мучимый бессонницей, засыпал.
...Подняться утром под равномерный шелест дождя и ритмичные глухие удары о пол просочившихся сквозь потолок мутных капель, слышать сонную, глухую возню ребят, кашель и позевывания, отворить разбухшую дверь и открыть взгляду равномерное серое небо, низкое и влажное, а справа - весь горизонт занимает серая блескучая под редким солнцем вода. Только над трубой кухни ветер качает сизый дым.
– Завтракать!
– кричит Оля и бьет железной кружкой по крышке кастрюли.
Вадик заторопился умываться. В столовую он зашёл последним - процедура снятия пробы отпала как-то сама по себе после возвращения ив Москвы, когда командир накинулся на него во время обеда при всех за опоздание, за испорченные отношения с Верой-продавщицей, за нахлебничество. Он так и сказал: "Пока мы на стройке уродуемся, этот жрет, спит и..." - Он все-таки не рискнул договорить, но Оля покраснела. Вадик тогда встал и громко сказал: "Я врач. А не строитель. Вы меня кормите, я готов вас лечить. Все!" Когда он вышел, в столовой была тишина. Вечером около него, сидевшего на обрыве, неслышно возник Сережа-комиссар, опустился рядом на корточки, помолчал. Вадик, обиженно глядя прямо перед собой на растворяющийся в сумерках закат, ждал от Сережи каких-то объяснений, слов, может быть, даже сочувствия, но комиссар, так ничего и не сказав, отошел...
...Вадик взял у Тани (с улыбкой сказавшей "Доброе утро, ешьте на здоровье!") тарелку с кашей и котлетой, машинально отметил, что размер котлеты опять уменьшился, и тут его окликнул командир.
– Зайди!
Ко всему готовый, Вадик вошел в столовую, увидел весь отряд в сборе. Командир нетерпеливым жестом позвал его за стол, где сидел штаб отряда.
– Вчера случилось ЧП. Все знают об этом. Нарушение сухого закона. Наказание - отчисление из отряда. Но, раз это касается Вовика, нашего трудновоспитуемого, то решайте вы, весь отряд.
Комиссар поерзал на скамейке, с трудом выдавил из себя:
– Хуже всего то, что пили не на свои, а на деньги Вовика.
– А мои деньги не хуже ваших!
– выкрикнул Вовик, открывая фиксу.- Мне мамаша прислала. Показать квитанцию?
– На первый раз простить надо,- подал голос Витя-завхоз.
– Тебе слова не дано, ты сам пил,- отрезал комиссар.
Ребята молчали. Потом кто-то выдохнул:
– Дождь
– Что решим?- поднялся командир.- Отчислим?
– Если отчислим - пятно на отряде,- сказал Игорек многозначительно.- Это стратегически неверно.
– Оставим!
– загалдели ребята.
На этом собрание и закончилось.
После завтрака часть ребят осталась в столовой играть в шашки, читать; в углу вокруг Вовика сели играть в карты, а Вадик завернулся в громадный брезентовый дождевик дяди Саши, надел сапоги и с удочками пошел ловить рыбу - удочки он привез с собой из Москвы. Он часто уходил по берегу далеко, к развалинам церкви, и там, в глубокой нише под обрывом, усевшись на гладкий ствол мертвого дерева, читал, дремал. Клева не было.
А в книге, которую он читал, были такие слова:
"...Тяжкое бремя соскользнуло с моей души. Я больше не нес на себе роковой ответственности за все, что бы ни случилось на свете. ...Я почувствовал себя впервые человеком, объем ответственности которого ограничен какими-то рамками".
Иногда за ним сюда прибегала Таня, он принимал пациентов или осматривал кого-нибудь на дому; тогда появлялась работа - возникала потребность идти к больному на следующий день. Был профессионально интересный случай: цепной пес, ростом с теленка, искусал, изрезал зубами пьяного гостя хозяина, хлопот хватило на целый день - надо было звонить в район, связываться с санэпидемстанцией, следить за пациентом, менять повязки...
Каждые два дня он, дождавшись, когда ребята приедут на обед, шел на стройку, наполнял аптечку бинтами и йодом и возвращался. Два раза он провел поголовный осмотр отряда: уклонились только командир и Оля. Документация у него была в порядке, за содержанием мяса в магазинном холодильнике он следил ежедневно, но вот поймать пройдоху Витю-завхоза, урезавшего норму, никак не удавалось, какие только способы Вадик не придумывал. Хуже всего, понимал Вадик, что Оля с командиром заодно, а Таня молчит и в улыбке ее натянутость.
Сегодня был день проверки аптечки. Вадик захватил с собой пакет с перевязочным материалом и намеревался прямо с бережка отправиться в поле.
"Шлеп-шлеп",- послышалось слева, издали. Потом была минутная тишина, и затем все ближе и ближе стал скрипеть песок. "Хитрая,--усмехнулся Вадик,- демонстрирует послушание, а сапоги за поворотом надела. А ведь я у нее на карантине. По поводу какой же инфекции? И не спросишь!.,"
– Клюет ведь!
– насмешливо предупредила .Оля.
Вадик повернул голову в ее сторону, встретил ее дразнящий взгляд из-под капюшона плащика.
– Почему опять босиком ходила?
– Это полезно, доктор. Никакая простуда не возьмет. Можно сесть? Место не куплено?
Вода рябилась от ветра и мелкого дождя, почти пыли; поплавки прибило к берегу, они лежали на песке. Вадик не пошевелился.
– Скучно живу,- сказал он.- Вот роман читаю. О дьяволах в наших душах. Сколько дьяволов - столько у человека и работы.
– Будешь нужен - будет работа,- присаживаясь рядом, отозвалась Оля.- Правильно говорю?
– А твой приятель...- Оля закрыла ладошкой ему рот. Вадик поцеловал ладонь, накинул полу дождевика на ее плечи.