Последние каникулы, Шаровая молния
Шрифт:
– Здравствуйте! Не разживусь у вас литром молока? Соседке вашей.
Глазова неторопливо и неодобрительно оглядела Вадика с ног до головы, пожевала губами. Потом смилостивилась:
– Вынесу.- Она скрылась в доме, а затем прямо из окна подала Вадику холодную кринку с обвязанным марлей верхом.
– Сегодняшнее? Кипяченое?
– Ишь чего! Жива Ведьма-то? Не прибрал ее Господь? '
– Поживет еще. Я деньги вечером занесу.
– Сочтемся!
– отозвалась Глазова.
...- Ну вот и молочко!
– бодро влетел в горницу Вадик.- Сейчас попьем!..- Он всматривался в лицо старухи, заметил, что она перевела взгляд на
– Сейчас, сейчас!.. Ах ты, господи!
– Вадик, кряхтя, поднял старуху, уложил на кровать, схватился за шприц, приготовленный на этот случай, и ввел лекарство. Судороги не повторялись, через полчаса полуопущенные веки поднялась, и Вадик, низко нагнувшийся, чтобы заглянуть в зрачки, отпрянул - с такой, показалось, ненавистью смотрела на него старуха. Отвернувшись, нащупал пульс, частый, быстрый: "Пронесло?"
– Вы меня слышите?
– спросил он.- Говорить можете?
– Старуха закрыла глаза и как будто уснула.- Ничего, ничего, все пройдет!
– "Сейчас отек снимется и все будет нормально,- рассчитал он.- Врешь, не умрешь. Не позволю. Не хочу".
Прошел час. Старуха не то спала, не то была в забытьи. Вадик сидел у окна, курил, выдувая дым на улицу, прислушивался к воплям петухов, далеким голосам у магазина. Потом донесся упругий гул, и у дома взвизгнул тормозами "рафик". Из него, отдуваясь, вышли Светлана Филипповна и Марь-Андревна.
– А я уж не надеялась в живых ее застать. Молодцом, Вадим Владимирович! Как это вы! И лекарства какие!.. Прямо стационар!
– Она вертела в руках листочек, написанный Вадиком.- Что ж нам теперь делать с ней? Она ведь нетранспортабельная! Да и не возьмут ее в больнице... Я, конечно, позвоню туда, но до завтра и думать нечего, что возьмут!.. В сознании,- обратив внимание Вадика и Марь-Андревны на движение старухи, сказала Светлана Филипповна.- Слышите нас?
– крикнула она. И не дождалась ответа.- Маша, подежурь тут.
– А кто за меня мои дела сделает?
– возмутилась Марь-Андревна.- В Василькове диспансеризация!.. Отчет везти в город надо!..
– Да, отчет,- согласилась Светлана Филипповна,- Ну, найди старушку сидеть здесь, а доктор рядом, заглянет. Заглянете, Вадим Владимирович?
– Не пойдет сюда никто!
– уверенно возразила Марь-Андревна.- Боятся: она же всех нас прокляла, никого не пропустила! Всем беды нагадала! И хоть бы врала, а то как... Ведьма она и есть ведьма!
– Марь-Андревна покосилась на старуху.- Вон, вся деревня затихла - ждут не дождутся, когда помрет: помрет - все ее проклятия силу потеряют.
– Эх, Маша!
– Светлана Филипповна рассердилась: задышала часто, покраснела.- Мне перед молодым доктором стыдно - какие глупости говоришь!
– Но Марь-Андревна упрямо сжала губы.- С глупостями не ходили бы, вот и ничего не было бы! Ты сама, помню, к ней бегала насчет свекрови?
–
– Я тут посижу. Меня она еще не трогала, мне не страшно, И если что - прорвемся!
– Молодец!
– Светлана Филипповна крепко хлопнула Вадика по плечу.- Молодец! А мы вас не бросим, вечером Маша зайдет, навестит, а утром я приеду, заберу ее в город.- Светлана Филипповна отогнала назойливую муху, ползавшую по лицу старухи, подержала ее кисть.- Пульс хороший... Как думаете, Вадим Владимирович, выживет?
– Выживет! Сердце у нее неплохо тянет. Неясно только, почему она в ступоре. Но подумаю...
Светлана Филипповна странно, недоверчиво посмотрела на Вадика и распрощалась.
Они уехали, и стало тихо. Вадик курил, листал справочник и досадовал, что под рукой нет "Руководства по неотложным состояниям". Потом за окном прошумела машина, и в лагере поднялся гвалт - Вадик догадался, что отряд вернулся в деревню на обед.
Ему уже совершенно определенно хотелось поесть, и он потихоньку отхлебывал молоко из кринки. Оставить старуху одну и сбегать в лагерь он не решался - помнил, как старуха свалилась с кровати. Поэтому, когда увидел из окошка идущую к избе с тарелками в руках Олю, обрадовался, еще издали счастливо заморщился, закивал.
– Ну, что?
– шепотом спросила его Оля, становясь под окном.
– Заходи! Она в коме - ну, без сознания.
В избе Оля оглянулась на иконы, на пучки сухих трав под потолком, качнула головой.
– Вадик, она на меня смотрит! По-живому смотрит!
– зашептала Оля.- Как внутри у меня что-то шевелила...
– Получше вам?-громко спросил старуху Вадик, наклоняясь к ней,- Что у вас болит, скажите!.. Нет, это она бессознательно,- объяснил он Оле, поворачиваясь к старухе спиной.- Да не смотри ты так на нее - без сознания она. Это бывает: глаза открывает, а сам человек ничего не видит. Тяжелая кома у нее, похоже, что токсическая.- Но Оля ему не верила, всматривалась старухе в лицо.
– Ладно,- сказала она чуть погодя,- Ну, иди, руки мой!- И постелила на стол полотенце, расставила тарелки.
Умываясь в сенях, Вадик как будто услышал в избе негромкий голос, короткий разговор, но, когда вернулся, Оля сидела у окошка, а старуха все так же неподвижно лежала на кровати.
– Показалось, разговариваешь, с ней!
– засмеялся он.- С голоду мерещится. Так, что нам дали?
– Наевшись, подошел к Оле, потерся лицом о ее плечо.-Можешь считать, что ты меня от смерти спасла. Теперь покурить - и полное счастье! Нет! Пожалуйте ручку поцеловать- для счастья!..
– Оля погладила, его по щеке, улыбнулась,
– А ты, наверно, хороший доктор, Вадя,- тихо, удивленно сказала она.
– Сухие знания, а не опыт. Мне бы работы...
– Пойди, погуляй! А я здесь посижу. Вода сегодня в "море" хорошая...
– Пойти?
– засомневался Вадик.- Если что, ты за мной сразу же прибеги, хорошо? Но я быстро!.. Да и, кажется, все сделал...
– Иди-иди! Не торопись.
– Пульс сосчитай и запиши,- распорядился Вадик.- Я пошел?
– Давай!
– почему-то поспешно сказала Оля и без ожидаемого сопротивления позволила поцеловать себя, а потом подтолкнула к двери.- Иди!
– И еще помахала из окошка. Когда Вадик повернул, на тропинку к "морю", Оля приблизилась к старухе.- Ушел он, бабушка!