Последние каникулы, Шаровая молния
Шрифт:
– Это Кочетков,- глухо сказал Юра и вздохнул.- Жаль, все равно не успеем дом под ключ закончить.
– Каждый, значит, свой след оставил, кто что...- как будто спросил Сережа-комиссар и вдруг побежал вниз, и загремела бетономешалка.
– Зачем замес, комиссар?
– удивился Автандил.- Все залили, хорошо залили!
– Берегись!
– заорал комиссар Вовику.- Наверх давай. Посторонись!
– скомандовал он Вадику и Юре и, покраснев от натуги, поднял и вывернул носилки с бетоном на гладкую разровненную поверхность.- Иди сюда, иди, Владимир Иванович!- Он за рукав подтащил к себе чего-то испугавшегося Вовика.- Разровняй бетон! Хорошо разровняй!
Директор приехал через день, в обед. Вадик, прислонившись к холодной стенке будущего первого подъезда, то посасывая ноющий от ушиба палец, то затягиваясь сигаретой, отдыхал. Увидев директора, он свистнул, как его научил Вовик, уже освоенным сигналом оповещая отряд, и из ближайшей квартиры вышла Галя.
– Директор,- не отводя взгляда от него, шагающего под проливным серым дождем, предупредил всех Вадик.
Директор, не выдерживая напора дождя, последние метры пробежал, а под навесом, прежде чем войти в подъезд, отряхнул плащ. Пожимая Вадику руку, повернул его ладонь вверх, покачивая головой, потрогал уже твердые мозоли.
– Созывайте всех, доктор!
– Ходи все сюда!
– закричал Вадик.
– Хреновое дело, ребята,- вытирая мокрое лицо, сказал директор, когда все собрались. В полумраке неотделанной комнаты его рубашка ярко белела.- Прогноз-хуже некуда. Я решил - заканчивайте сегодня же.- Останавливая поднятой рукой собравшегося возражать комиссара, добавил:-И не спорь, комиссар. Тот самый случай, когда надо жертвовать делом, но спасать людей. Посмотри на ребят!.. Сам как обструганный!.. Сколько уже заболело?- Вадик смолчал. В лагере, в медпункте, он изолировал трех простуженных, у Автандила опять был тяжелый бронхит.-Бухгалтерию я предупредил. Сегодня вечером подпишем последние наряды, и завтра расплачусь с вами. Доктор, машину сдайте сегодня. Все, ребята!-Он оглядел отряд.- Знаю, сделали все, что смогли. Поэтому приехал.
– А может?..- сказал Юра.
– Шабаш,- махнул рукой комиссар.- Только домажем последнюю квартиру! Двое чистят инструменты и с доктором едут в гараж. В лагерь пойдем пешком. Вечером-банкет. Ну?.. Ребята?..
Все молчали, слышно было, как хлопают на ветру полосы рубероида.
– Что ж ты не скажешь: "Банкет - это хорошо"?- спросил директор Вовика.
– А что хорошего - девчонка остается здесь, а я уеду!
– сердито ответил Вовик. Его припорошенное алебастром лицо было озабоченным и вдруг оживилось: - Кореши, где наш экс-командир? Уговор помнишь?-растолкав ребят, кинулся он к стоящему у стены Кочеткову.- Банка с тебя, доработал я испытательный срок!
– Вовик засмеялся и до того заразительно, что и ребята стали посмеиваться. А Вадик заметил в его глазах слезы.
Втроем набросали в кузов инструменты, свалили кабель от бетономешалки; втиснулись в кабину, вытирая руками холодную воду с лиц. Знобило, поэтому Вадик сразу поехал - от мотора тянуло теплом,- и забыл оглянуться на дом.
Когда они, насквозь вымокшие, пешком вернулись в лагерь, из печи валил дым, в столовой была полная иллюминация, и наскочившая на него Оля, торопливо оглянувшись, чмокнула его в щеки, держа руки, перепачканные в тесте, на отлете.
– Пирог попробуем сладить, с яблоками,- сказала она счастливо.- Замерз? Переодевайся скорей, а все мокрое
...Сухая штукатурка мигом обвалилась, стоило только раза четыре пнуть ногой в жидкую обрешетку - рухнули стены клетушки-медпункта. Переодетый в сухое, согретый обедом, Вадик отпаривал руки в тазу с горячей водой, наблюдая, как суетятся ребята посреди линейки вокруг разгоревшегося до неба жаркого костра, в который сыпали все ненужное, лишнее: июльское сено из подушек, прочитанные письма, бумагу, рваные майки и грязные штаны, сломанные расчески, сточенные зубные щетки...
Подпрыгивающее веселье, пробивающееся из ребят блеском глаз, робко-веселыми улыбками, бестолковым мотанием по избе, вдруг оказавшейся большой и уютной, запах одеколона, идущий от собственных гладко выбритых щек,- это веселье шатало Вадика из стороны в сторону, растягивало его рот в глуповатую улыбку. Зазвенела гитара Игорька, послышался голос Гали: "Мы встретились с тобой, душа была полна..."
Всяк нес на кухню свое - из заначек: великое богатство общей трапезы объединяло их на эту ночь. Приодетый Вовик приволок две авоськи, набитые бутылками, и, усевшись за стол, на бумажке подсчитывал расходы.
Со дна своего чудо-ящика, почти пустого, Вадик извлек двухлитровую едва початую бутыль со спиртом, отнес ее на кухню, но не поборол себя: оставил на донышке сколько-то граммов на всякий случай.
– Мало ли что случится...- объяснил он укоризненно покачивающей головой Оле. Она была уже переодета, чуть подкрасила губы, и розовая ленточка, стягивающая ее волосы, что-то ему напоминала. Он потрогал ленточку и вспомнил: первый медосмотр, свое профессиональное чванство - глупое время, давно прошло. Он опять прикоснулся к ленточке, закрыл глаза.
– Тесто осталось,- пожаловалась Оля,- Были б яйца - я бы еще пирог с яйцами испекла! Любишь пироги, Вадя?
Вадик улыбнулся ей, надел резиновые сапоги, облачился в дождевик и пошел по деревне. Он стучался во все дома подряд, обойдя только дом Глазовой, прощался и везде просил продать ему яйца. В кармане у него было только три рубля, а вернулся он с полной корзинкой.
– Шестьдесят пять!
– сосчитав, ахнула Оля.- И пирог и завтрак! Вадька!..
– За ним не пропадешь,- рассудительно произнесла Таня. Она мыла рыбу в ведре, успевая следить за противнем с картошкой. А Моня в чистом колпаке и цветастом Олином фартуке озабоченно считал вилки.
...Были сказаны речи, были подняты тосты; от плиты, от жарких ламп, от лиц шел безумный жар, под окнами все еще горел костер; стоял гвалт, и Вадик, счастливо плавая в запахах, шумах, опьянел. Оля была рядом - кричала, пела и толкала его; он тыкался иногда лицом в ее плечо, протирая слезящиеся глаза, блаженно улыбался во все стороны и вдруг наткнулся на спокойный неприязненный взгляд.
Он уже почти всмотрелся в это отчужденное лицо, но Олина ручка быстренько повернула его голову в нужном направлении - к себе.
– Брось, Ольк!
– как сквозь вату, услышал Вадик.- Упился он, не действенный и балабонить не может. Давай с тобой выпьем.
У самого лица Вадика протянулась рука с кружкой. Из-под обшлага отглаженной формы вылезали знакомые запонки в форме парашюта.
– Слышь, док!
– Вадика толкнули в плечо.- Давай еще по одной? Выпьем за то, чтобы мне больше никогда не видеть твоей рожи. Выпьем?
Вадик отвернулся.
– А ты молодец, док,- надсаживался, перекрывая гомон, тенорок,- хорошо нами попользовался. Ценю в интеллигенте подход!