Последние первые планетяне
Шрифт:
Последний выбор Николай с первым помощником сделали самостоятельно, однако уже не из числа резидентов Борей-Сити. Как выяснилось, давнишняя подруга Камиллы, с которой они учились в средней школе и даже одно лето были не разлей вода, также стала законником после отъезда из города. Последние пару лет она с достоинством отслужила далеко на севере фронтира, в некоем захолустном пограничном городишке, где наиболее громким делом за год бывает пропажа полудюжины кур с одной из ферм. Когда новости о произошедшем в Борей-Сити оглушительной волной прокатились по Западу, девушка – ее звали Кристина – связалась со старой знакомой, и они начали активную переписку. Камилле казалось неудобным просить Крис возвратиться в родные края, но вскоре по сообщениям девушки стало ясно, что та спит и видит, как бы только уехать обратно на юг: подальше от свирепых зим, диких непроходимых лесов
С ее прибытием штаб был укомплектован, и впервые с событий в Проходе Николаю с Леоновой выдалась возможность взять выходной и перевести дух.
Однако не все представлялось радужным в жизни молодого старшины. Там, где служба законников под его началом обретала прежние уверенные черты, сам Давыдов вынужден был разбираться с делами на личном фронте. Та сторона незримых последствий приключившегося с Моргуновым совершенно не устраивала его.
Дело в том, что решение, принятое на пару с Камиллой, серьезно сказалось на взглядах Николая на спокойную мирную жизнь. Он редко говорил об этом даже с напарницей, однако по итогам произошедшего Давыдов по-новому взглянул на своего предшественника, Громова, а также на то, что сопутствует их должности. До всего имевшего место на шахте и позднее, в Проходе, то есть до злополучного дня облавы, Николай наивно полагал, что отказ Василия от простых радостей жизни был не столько вынужденной мерой, сколько вполне взвешенным и осознанным выбором старшины. Он считал бывшего начальника по-своему самоотверженным человеком, готовым поставить на кон собственную жизнь ради товарищей-фронтирцев, – как, увы, и вышло, – и одной из многочисленных принесенных им жертв за период службы стало собственное его счастье. Давыдову хотелось думать, будто дело тут обстоит исключительно во внимании, которое человек, на чьи плечи легла ответственность за целое поселение, обязан распределить между семьей и долгом. В балансе, который следует соблюсти. Мол, приходишь домой поздним вечером, уходишь ни свет ни заря, витаешь в облаках, приносишь службу да гнетущие мысли с собою в дом, отравляешь ими близких. Вне всякого сомнения, существуют люди, полагал Николай, которым с легкостью умелого циркача дается жонглировать разными сторонами жизни. Просто Василий Громов оказался не таким.
Меж тем Давыдов со всем отчаянием верил, что он как человек слеплен из совершенно иного теста. В последний месяц до облавы у них все так прекрасно складывалось с Бобби, что офицер помыслить не мог разрывать эти отношения в случае, если «СидМКом» оставит его в Борей-Сити. Однако со случившимся в Проходе к Николаю пришли решительные сомнения. То, с какой внешней легкостью далась предпринятая мера, не на шутку перепугало старшину. Только теперь он вдруг задумался, что, видимо, все это время основательно ошибался на счет Василия Громова и его мотивов. И что, наоборот, Антон Минин зрел в корень, когда говорил, что не рвется к месту начальника отнюдь не в последнюю очередь из-за тех секретов, которые придется хранить, будучи на таком посту, от близких. Он едва пережил недолгую пару недель в роли старшины, когда приходилось утаивать от Дианы готовящийся против Моргунова шаг. Но как способен человек хранить такую тайну, какую теперь вынужден Давыдов? Как станет он скрывать ее годами, даже десятилетиями? От этих мыслей у старшины голова шла кругом. Каждую ночь, в постели, или днем, разгребая отчеты, Николай с ужасом представлял момент, как однажды правда раскроется, и Бобби станет смотреть на него со страхом и презрением, и это окончательно добьет в ней веру в людей. Какова бы ни оказалась цена, Давыдов не желал допустить подобного. Он думал без продыху, страдал и просчитывал возможности, однако не сумел найти лучшего решения, чем то, что первым пришло в голову.
Николай нехотя принял судьбу: иного варианта нет. Вечером ближайшей пятницы, как Бобби выступит в «Пионере», он решил, что сообщит о намерении разорвать отношения.
Бобби исполняла свою прелестную «Осеннюю балладу», как Давыдов зашел в бар и по привычке влюбленно улыбнулся ей. Толпа несвойственно молчала, вслушиваясь в неспешную
Первая часть выступления подошла к концу и, пересчитав обильную порцию чаевых от тех, кто поспешал домой пораньше, Бобби спустилась со сцены. Она отправила в зал парочку воздушных поцелуев – знала, что Николая это задевает, – и игривой походкой, какая бывала у нее только в вечера выступлений, подошла к офицеру. Встревоженный его вид бывал нередок в последнее время, однако сегодня он казался особенно трагичным. Бобби захотелось немедля развеселить Давыдова. Она опустилась на соседнее сиденье и, перехватив предназначавшийся парню стакан, неспешно отпила. Очень кстати, как бы заулыбалась она взглядом, самое время промочить горло. Давыдов остался хмур и взял девушку за руку.
– Можем выйти… поговорить? – спросил он.
Подозревая неладное, Бобби тем не менее попросила бармена присмотреть за гитарой.
Они вышли сначала на тротуар перед заведением, однако небольшая компания кутила там в алом свете неоновой вывески, потому молодым людям пришлось перейти улицу, чтобы остаться наедине. Николай, пока шли, сохранял молчание, и по его мрачному, устремленному строго вперед взгляду можно было понять, что разговор ожидается не из приятных. Бобби изо всех сил старалась не спешить с выводами, но мысли сами плодились в ее голове, и одна была неприятней другой. Она мечтала, чтобы прогулка никогда не кончалась, ведь тогда, может, не начнется разговор. Давыдов наконец остановился, и сердце ее захолонуло.
– Пока не сказал то, что собрался, – между тем нескладно начал офицер, – хочу, чтобы ты помнила… последние месяцы были особенными. – Он осекся: – То есть да, много всякого дерьма приключилось. Такого, от чего хочется повернуть время вспять. Антон… и прочее. Но то, что между нами… Я бы переиграл ни секунды.
Бобби обреченно посмотрела на парня:
– Обязательно продолжать? – вымолвила она.
– Так будет лучше.
– Для кого?
Николай улыбнулся, очарованный ее упорством, однако он обязал себя не сдаваться ни при каких условиях.
– Все стремительно меняется, – потому проговорил он. – Большое Кольцо возлагает на меня серьезную ответственность. Они видят: после истории… – старшина невольно запнулся, – с Моргуновым… власть рудной компании сильна как никогда. Ты и сама могла заметить. – (Бобби безыинтересно кивнула). – Они ждут, что я сберегу хрупкий мир.
– А ми с Сашей помешаем?
– Чепуха! Нет! – выпалил Давыдов. Он сразу смекнул, что было бы проще подтвердить опасения девушки и заставить возненавидеть себя, однако не сумел. – Глупости, – бессильно повторил офицер. – *Я* помешаю вам.
Бобби закатила глаза:
– Нонсенс.
– Мы за неделю не провели вместе десяти часов вне «Пионера». Я практически ночую в штабе. – Николай устало покачал головой: – Город как никогда зависим от законников. Надо показать, что мы владеем ситуацией. Еще новобранцы…
– В’ечно тебе не хватает времени.
Давыдов всплеснул руками:
– Порой кажется, я на службе двадцать четыре часа семь дней в неделю!
– Это не навсегда, – никак не сдавалась Бобби. Она старалась говорить спокойно, будто разговор нисколько не пугает ее: – Скоро все устаканится. Новички освоятся. Мила свикнется с обязанностями, шумиха уляжется. Призраков не видели много м’есяцев. – (Старшина вдруг вздрогнул – очередная тайна ненароком кольнула его, точно забытая в одежде булавка). – Ми все наверстаем, – заключила девушка.
Она заботливо коснулась щеки Николая, успокаивая его, но офицер отстранился. Знал, что если позволит Бобби проявить нежность, то не сдюжит.
– В сущности, неважно, – вымолвил он. – Не могу просить ждать бог знает сколько… целую вечность. Чтобы затем упрекать друг друга? К чему? Сохранить, что едва началось?
– Вот как ти считаешь? – наконец с обидой спросила Бобби. – Ничего особенного. Так, началось-закончилось. Ну-ну! – Девушка, насупившись, скрестила руки на груди. Стало ясно, что она пойдет в ответное наступление. – Я это иначе вижу! – тотчас выпалила музыкантша. – Думаю, таков бил расчет, Дэвидоф! Позабавить себя мимолетной страстью, пока прозябаешь в этом захолустье! Только вдруг это стало отв’етственностью! Ти струсил! Видимо, всегда так поступаешь!