Последний атаман Ермака
Шрифт:
— Кажись, началось, — негромко проговорил подошедший атаман Барбоша, сдвигая к горбатому переносью черные густые брови. — Ну так встретим князь-хана казацким гостинцем, коль не хотят с нами мирно жить! Травы в поле да рыбы в реке для нас пожалели! Каким словом аукнется, таким же и откликнется!
От есаулов прибежали посыльные с известием, что каждый из них занял свою позицию на валу городка, готов к отражению приступа.
— Добро! Матвей, ты оставайся здесь, а я пойду к Нечаю Шацкому на восточный конец — а ну как ногаи по Яику на лодках да плотах надумают учинить сплав и высадятся большим числом на
— Иди, Богдан! И дай бог нам силы отбиться ныне! Иначе все сплывем без стругов по Яику в Хвалынское море! — И возвысил голос, чтобы казакам было хорошо слышно: — Разобрались, братцы, по двое! Лучшие стрелки из пищалей бьют по моей команде, напарники вторые пищали тем временем к стрельбе сноровисто готовят! Палить, повторяю, по моему слову, когда ногаи подступятся близко!
На помост поспешно поднялись и встали пообок Матвея Наум Коваль и Марфа — в левой руке она держала свой большой лук, а правой сразу же потянула стрелу из колчана за спиной.
— Не усидела, упрямая, — укорил жену Матвей, но увидел зло прищуренные карие глаза Марфы, легкий румянец от волнения на щеках, не решился прогнать ее с помоста. Марфа смотрела не на мужа, а на вражескую конницу, до которой было не более полуверсты. — Прошу, не подставляй себя под ногайские стрелы!
— Не за тем пришла сюда, Матвеюшка, не волнуйся за меня! — строго ответила Марфа. — Теперь каждая пара рук в деле сгодится!
Высокий ростом Наум Коваль заметно возвышался над частоколом, молча топтался рядом, приноравливаясь с пищалью к стрельбе. Поднял глаза к небу, осмотрел легкие белые кучевые облака.
— Ну и славно — дождя не будет, а то фитили намокнут, доброй стрельбы не получится! — и внимательно стал следить за ногайцами. — Глянь, Матвей, князь-хан делает знаки своим конникам остановиться! Что-то умыслил степной лис в железной броне! Нехорошо, князь, шутишь, людей баламутишь! Умирать, ясно дело, не лапти ковырять, ума много не надо! Подходи поближе, поручкаемся кулаками, поглядим, чья скула крепче!
Матвей и сам приметил, что ногайская конница замедлила бег и перешла на шаг, в сотне саженей от берега остановилась.
— Остерегаются пищального боя, не иначе, — буркнул старый промысловик, недовольно поджимая губы. — Тогда какого рожна в поле выезжали, коль сразу робость спину скрутила!
— Огненные стрелы готовят! — почти выкрикнула Марфа, первая разглядев, что ногаи начали поджигать пучки толченой конопли, намотанные на концы стрел. И почти в тот же миг от войска отделилось несколько сотен всадников с луками и горящими стрелами, во весь опор помчались к берегу, на скаку натягивая тетивы.
— Изготовились! — спокойно подал команду Матвей, понимая, какая угроза казацкому городку может случиться, если эта огненная туча упадет на Кош-Яик. — Бить по коням, чтобы ногаи не приблизились к берегу!
— Господи, спаси и помоги, — перекрестился Наум Коваль, от волнения рваные следы медвежьих когтей на левой щеке из розовых стали белыми. — Почнем бой с супостатами! — Он приложил ствол пищали на частокол между затесанными верхами бревен, прицелился и нажал на спуск фитильного замка. Вспыхнул затравочный порох на полке, громкий звук выстрела, и пищаль сильно толкнула промысловика в плечо. Его выстрел почти совпал с доброй сотней других выстрелов, слившихся в растянутый на несколько
— Береги-ись! Прячь головы! — громко выкрикнул Матвей и тут над ним с непривычным шелестом вместо тонкого свиста пронеслась стрела, впилась в ствол осокоря, а другие втыкались либо в ветки, либо в бревна частокола или уносились к землянкам и срубовым строениям городка.
— Моя быстрее полетит! — приходя в азарт боя, зло бросила Марфа, оттянула тетиву со стрелой и разжала пальцы. Один из ногаев, который только что выпустил зажженную стрелу, стоя на месте, торопливо поджигал от дымящегося фитиля новую, но стрела Марфы ударила ему в грудь, пробила кожаный доспех и всадник с луком и дымящей стрелой медленно повалился на землю, под ноги взбрыкнувшего солового [28] жеребца.
28
Соловый — желтоватый, со светлым хвостом и светлой гривой.
— Молодец, Марфуша! — только и успел похвалить жену Матвей. — Казаки-и, изготовсь к стрельбе! Целься получше! Пали!
Второй залп получился более успешным. Ногайские всадники, чтобы зажечь стрелы, волей-неволей принуждены были останавливать коней, на какое-то время бросать поводья, и это давало возможность казакам прицеливаться гораздо точнее.
— Ага-а, басурмановы дети! — кричал неподалеку от атамана восторженным голосом Митяй. — Хорош казацкий горох, да грызть тяжко! А мы вам еще жменьку такого горошка подсыплем!
Несколько десятков сбитых пулями коней неподвижно рухнули вместе со всадниками на взрытую копытами землю, другие, получив раны, вскидывались на дыбы и, не слушаясь поводьев, неслись в разные стороны, а к Кош-Яику вновь устремились сотни огненных стрел. Задымилась сухая трава на валу, в городке слышны были крики — там резервная сотня Ортюхи Болдырева вместе с женщинами, стариками и подростками гасили горящие стрелы на крышах казацких изб, сараев, навесов для скотины. Мальчишки проворно вскарабкивались на деревья и палками сбивали впившиеся в ветки стрелы, чтобы от них не начали гореть деревья. Случись такое, в городке трудно будет найти укромное от пожара место.
— Заряжай пищали, казаки! Гляди, от войска новые зажигальщики вот-вот поскачут!
Для Марфы времени, когда первый отряд ногаев выпустил стрелы по Кош-Яику, хватило для того, чтобы прицелиться и спустить тетиву пять раз. И только две стрелы попали коням не в смертельные места. Марфа положила очередную стрелу на кибить [29] лука, внимательно следила за поведением степняков. На помост поднялся посланный Ортюхой Болдыревым отрок, вихрастый, с потным лицом и мокрым подолом рубахи из домотканого серого полотна.
29
Кибить — средняя часть лука, за которую держится стрелок при натягивании тетивы.