Последний бросок на запад
Шрифт:
Емельянов все еще стоял на пригорке возле базы, отдыхая и любуясь прекрасным пейзажем, когда подошел Чернышев и, как обычно, испортил настроение:
— Ты пойди посмотри, где нам жить придется. Там медведи и то не рискнут ночевать…
В здании, куда поселили новобранцев, было около пятидесяти комнат, половину из которых занимали сербы. Сама турбаза напомнила Емельянову пионерский лагерь, безоблачное школьное детство.
Свободные комнаты вид имели явно нежилой. Огромные однорамные
Туда зашли двое российских наемников, которые воевали здесь уже больше месяца. Больше всего новички были удивлены тем, что «наши» оказались казахами из Астраханской области.
— Как здесь? — всем не терпелось узнать особенности местной службы.
— Нормально, — ответил один из казахов. — Служба не пыльная. Разведка да засады. Бывают и рейды, но очень редко. Самое страшное не пули, а холод. Сдохнуть можно… Прямо-таки Чукотка, а не Балканы…
Температура в помещении действительно мало отличалась от воздуха снаружи, а тепло от «буржуйки» сквозняки выметали просто с поразительной скоростью.
За разговорами время пролетело незаметно, и лишь к полуночи все отправились спать.
— Если это называется постелью… — проворчал Чернышев.
Вместе с Димой они расположились в комнате с небольшой, но экономно сжиравшей уголь, которого было немного, печкой.
Кровати оказались деревянные, бывшие когда-то удобными. Но за время использования пружины почти вылезли наружу и врезались в бока просто нестерпимо. О белье вообще говорить не приходилось.
— Спать пора, — прервал стенания Чернышева Дима. — Завтра наверняка ни свет ни заря вставать придется.
Дима с головой закутался в тонкое одеяло, надев перед этим на себя всю свою одежду, и скоро провалился в сон…
Пробуждение пришло с резким солнечным светом. Отражаясь от ослепительно белого снега, свет, проникая сквозь незашторенные окна, слепил глаза — спать дальше было невозможно.
Задеревеневшее тело двигалось с большим трудом и совсем не хотело вылезать из накопленного за ночь тепла.
— А который час? — сонно спросил Чернышев.
— Шесть. По-моему, там уже почти все встали. Давай, поднимайся!
За дверью слышались шаги и негромкие разговоры.
— Не все. Я еще сплю и не собираюсь вставать только потому, что у кого-то утро так рано начинается, — произнес Вадим.
— Как хочешь, — не желая растягивать неприятный процесс, Дима резким движением отбросил одеяло и вскочил с кровати. — Пойду разомнусь немного.
Он обулся и вышел в коридор.
Сербы, которых прошлым вечером практически не было видно, теперь сновали по коридору, некоторые здоровались с Емельяновым. Дима в ответ кивал головой.
— Умыться
Тот лишь непонимающе покачал головой.
— Вода? — упростил свой вопрос Емельянов.
— Вода! — радостно затряс головой воин, а потом развел руками: — Нема воды.
Больше спрашивать Емельянов ничего не стал, а прямиком направился на улицу.
Погода стояла просто великолепная, если не брать во внимание декабрьский мороз, оказавшийся тут, в горах, довольно солидным для южной Европы — градусов десять, не меньше.
Дима спрыгнул с крыльца и прошелся на руках несколько метров по утоптанному снегу. Потом сделал несколько резких приседаний и отжиманий и довольно повел плечами, после чего разделся до пояса.
Сделав еще несколько активных упражнений, он принялся оглядываться по сторонам в поисках подходящего для разминки дерева.
Но подвернулся другой объект для разминки, гораздо более подвижный, — в виде здоровенного серба, также по пояс голого, выскочившего из здания на крыльцо и ожесточенно лупившего себя по плечам от холода. Он подскочил к Емельянову и шутливо ударил того в грудь огромным кулаком.
Несмотря на то, что Емельянов далеко не был маленьким и тщедушным, рядом с этим великаном он казался просто мальчишкой. И тем не менее он решил не просто принять предложенную игру, а сразу поставить слишком фамильярного серба на место.
Резким ударом ударом ноги он с разворота врезал здоровяку в грудь — однако тот отскочил в сторону и лишь рассмеялся. Потом похлопал себя по груди, словно предлагая повторить такую приятную процедуру.
— Давай-давай! — раздались с крыльца крики на разных языках. — Врежь ему!..
И сербы, и русские вышли на улицу или прильнули к окнам, с интересом наблюдая импровизированный спарринг. Емельянов, который любил покрасоваться на публике, резко прыгнул на серба и толкнул того двумя ногами в грудь. Тот пошатнулся. Серьезных повреждений он не получил, но улыбка с его лица исчезла моментально: он понял, что его оппонент достоин уважения.
Приняв стойку, серб медленно и осторожно двинулся на противника, пристально следя за каждым движением Емельянова.
Внезапно он резко бросился на Емельянова и вдруг неожиданно для самого себя распластался на снегу, не понимая, что же произошло.
Публика, довольная бесплатным развлечением, зааплодировала.
Дима великодушно позволил противнику подняться; но отдышаться и занять оборонительную позицию тот не успел — резко взлетевшая вверх нога Емельянова снова швырнула его могучее тело на снег. Удар пришелся по носу, из которого теперь капала кровь.
Кто-то из сербов подбежал к гиганту, протягивая кусок белой материи. Но материя была отброшена в сторону вместе с подбежавшим. Гигант издал грозное рычание и резко поднялся.