Последний бросок на запад
Шрифт:
Стойкович приказал занять высотки и подготовить свои укрепления.
— Хоть бы передохнуть дали, — пожаловался Чернышев, вместе с Димой таская тяжелые камни, из которых сооружались пулеметные гнезда.
Несколько человек были посланы на хутор, находившийся неподалеку от высоток и уже давно разрушенный и нежилой. Оттуда притащили куски ржавого железа, из которых сделали крыши для маленьких блиндажей.
Управились только к вечеру, да и то не полностью, но сил больше не было.
Когда выставили часовых, то разожгли небольшие костры. Емельянов разделся догола, выкрутил одежду и развесил ее сушиться над костром. А сам принялся растираться снегом.
На удивление Диме, с юности очень закаленному человеку, компанию составил тот самый здоровенный серб по кличке Кабанчик. Он тоже разделся, выкрутил свою одежду и повесил сушить поближе к огню.
После этого серб предложил Диме, пока не стемнело совсем, устроить спарринг, чтобы не замерзнуть.
Как только Емельянов встал в свою излюбленную стойку, серб, наученный горьким опытом, сделал миролюбивое предложение не наносить удары в голову. Дима согласился.
Одежда высохла у костра довольно быстро, но за это время Емельянов успел пару раз вывалять серба в снегу и наставить ему множество синяков.
Как и многие большие люди, Кабанчик не был злобным, к тому же он довольно стойко переносил удары. После поединка он принес извинения Дмитрию за то, что сорвался в прошлый раз…
Наутро выяснилось, что трое сербов сильно обморозили ноги. Их пришлось срочно отправлять обратно на базу с провожатыми.
— Все-таки слабы они против нашего, — заметил Горожанко. — Южане…
Ивица Стойкович объявил следующее задание для оставшейся группы бойцов за вычетом тех, кто ушел на базу, и тех, кто остался укреплять позиции на высотках.
— Надо обследовать район в радиусе трех километров на юго-запад. По всем данным, в этом районе концентрируются значительные силы хорватов и босняков.
— А разве они в союзе? — спросил Емельянов.
— Иногда воюют друг с другом, иногда заключают союз против нас… Впрочем, — добавил серб, закуривая, — ненадолго…
— Хорваты и босняки?
— Против нас они заключат союз не только между собой, но и с самим дьяволом…
Три дня команда разведчиков бродила по горным лесам, обнаруживая и занося на карту расположение вражеских позиций.
Ни хорваты, ни босняки их не обнаружили. Ни одного выстрела сделано не было. Все очень устали и чувствовали нарастающее раздражение.
Возвращались кружным путем, чтобы обойти новую передвижную батарею гаубиц противника. Хотели было проскочить незамеченными, но не удалось — отряд обстреляли десятком снарядов.
Перебежками, пригибаясь, наемники бросились врассыпную по лесу. Никто, слава Богу, не пострадал.
Как только обстрел закончился и все снова собрались вместе, Дима о чем-то пошептался с Кабанчиком. Придя к общему решению, они подошли к капитану Стойковичу.
— Они видели, как мы улепетывали из-под их огня, — сказал Емельянов, — и сейчас думают, что мы бежим сломя голову, поскольку против пушек автоматам возражать трудно. Мы сейчас вдвоем можем незаметно подкрасться к ним и устроить небольшую диверсию. Переполох обещаем устроить основательный.
— Очень рискованно… — капитан задумался. — Ладно, попробуйте. Только никаких рукопашных! Можете лишь приблизиться и обстрелять.
Кабанчик и Емельянов скрылись в непривычно тихом заснеженном лесу.
Снег предательски скрипел под ногами, и потому, когда лазутчики приблизились вплотную к позиции противника, пришлось передвигаться едва ли не ползком.
Наконец они увидели первого часового. Зябко кутаясь в пальто, он ходил от одного дерева к другому. Емельянов отдал свой автомат товарищу и вытащил нож. Он, словно кошка, быстро и бесшумно подкрался к часовому и одним движением, решительно и жестоко, перерезал тому горло — кровь, булькая, хлынула босняку на грудь.
Словно тень, рядом возник Кабанчик. Быстро темнело. Это здорово помогло подобраться незамеченными к батарее. Через сто метров диверсанты увидели две гаубицы и около десятка расположившихся возле орудий босняков.
В глазах Кабанчика зажегся нехороший огонь, все его тело напряглось, и Диме пришлось положить ему на плечо руку, показывая, что не надо нервничать и торопиться.
Емельянов снял с пояса две гранаты.
— Только спокойно…
— Понимаю.
— Не стреляй раньше времени…
Серб сделал успокоительный знак — мол, все идет, как надо.
Они медленно приближались к противнику, который, видимо, ни о чем не подозревал.
Когда раздались первые два взрыва, вся группа сербских разведчиков остановилась.
— Гранаты, — со знанием дела сказал Ивица и добавил: — Наши гранаты.
Чернышев подошел к командиру:
— Я пойду к ним. Помогу.
— Нет.
— Почему?
— Слишком поздно.
— Почему? — не сдавался Вадим.
Стойкович нахмурился:
— Они должны только устроить диверсию и тут же отходить. Ждем их тут ровно час. Если они не вернутся, значит, погибли. Я не могу больше рисковать людьми…
После того, как было брошено четыре гранаты, Емельянов сказал Кабанчику:
— Обходи их с той стороны. Постарайся подорвать пушку. А я пока отвлеку огонь на себя.
— У тебя хватит патронов?
— Четыре рожка, — бросил Емельянов. — Давай, давай, быстрей…
Кабанчик понимал, как рискует его товарищ, принимая такое решение, но в препирательства вступать не стал и быстро побежал по заснеженному склону.
Отряд сербов и русских наемников приближался к базе. Теперь, после долгого отсутствия, эти неуютные домики в холодных зимних горах казались милее родного дома. С каждым шагом все становились бодрее, оживленнее.