Последний бросок на запад
Шрифт:
Многие именно для этого и путешествуют — чтобы потом показывать знакомым и незнакомым фотографии и слайды: вот тут я был, и тут, и тут тоже…
В этот момент дверь взвизгнула, по всей видимости, собираясь отвалится, но потом, передумав, распахнулась, повиснув на единственной петле.
Вошедший Ивица выругался и, придерживая дверь снизу ногой, привел ее в вертикальное положение и захлопнул.
— Ну как настроение? — спросил командир, обращаясь ко всем присутствующим.
Бирюк, хлопая ресницами, еще больше задумался, что бы ответить. Чернышев с усмешкой уставился на Стойковича, не снимая ног со стола. Горожанко поскреб свой подбородок, заросший редкой светлой щетиной,
Пятеро сербов, которые сидели в углу, прервали свою игру в карты.
— Настроение бы значительно улучшилось, если бы кто-нибудь выключил этот поганый мокрый снег, — хмуро заметил Емельянов.
Ивица хмыкнул в усы и подошел поближе к «буржуйке». Протянув руки к теплу, он сказал:
— По мнению синоптиков, завтра погода улучшится. Это нам на руку. Если бы не НАТО…
— А что НАТО? — спросил Дмитрий.
— Ну, политическая погода куда хуже… Сейчас НАТО пуще прежнего лижет задницу хорватским усташам, хрен в глотку большой и толстый, — Ивица тяжело вздохнул. — Генералу Младичу и Караджичу натовцы направили письмо — мол, отведите тяжелую технику от Сараево, там будет демилитаризованная зона. Эти негодяи командуют нами на нашей же земле, — Ивица поджал губы, с которых вот-вот готово было слететь очередное ругательство. — У нас в районе Сараево триста танков. Если мы их не отведем, то…
— То что?
— В Адриатике — огромный флот НАТО, авианосец «Джордж Вашингтон» и много всего остального. Если раньше мы с тремя сотнями устаревших русских танков Т-72 могли чувствовать себя хозяевами ситуации, то теперь силы изменились. Мусульмане, босняки, стало быть, диктуют нам условия, притом загодя неприемлемые. Наш генерал Младич их, конечно же, не может принять. Тогда босняки вступают в кратковременный союз с хорватами, хотя и они, как вы знаете сами, друг друга терпеть не могут. Мусульмане ждут, пока нас не разгромят натовцы, а затем перейдут в наступление. У американцев, немцев, голландцев и французов — авиация, а у нас ее нет. И бороться с ней нечем. Есть разве что несколько устаревших радиолокационных установок — в Горажде, Пале. В случае ракетно-бомбового удара они в первую очередь будут разгромлены. Ну а потом хорваты, уже поделившие с Белградом и босняками сферы влияния, просто сотрут нас в порошок… Одного не могу понять, — серб неприязненно взглянул на русских наемников, — почему молчит Россия?! Ведь Россия, насколько я понимаю, по-прежнему считает себя великой державой. И у нее могут быть свои особые интересы на Балканах. А что мы имеем, — он неожиданно выпрямился и нервно заходил по комнате, — мы имеем только небольшую помощь топливом и техникой, и то нелегально… Почему молчит ваш президент? — завелся Ивица. — Почему ваш министр иностранных дел до сих пор не сделал ничего для нас? А ведь вы, русские, называете нас православными братьями… Или вы так же, как и те, на Западе, — губы серба презрительно скривились, — считаете, что эта земля — не наша?.. — немного помолчав, он успокоился и продолжил: — Если так дальше будет продолжаться, у нас ничего иного не останется, как перейти пусть в последнее, но решающее наступление… Или пан, или пропал. Если предаст сербский президент Милошевич, то иного выхода нет. Только что говорил с нашим полковником — он прибыл из Пале, резиденции Караджича. Там просто уверены в самом худшем исходе…
Чернышев с любопытством посмотрел на сербского офицера и снял со стола ноги. Положение боснийских сербов, а вместе с ними и русских наемников, становилось просто отвратительным.
— Ладно, хватит о политике… В двадцати километрах на запад находится небольшой городок, — сказал Ивица. — В нем недавно
— И что? — спросил Емельянов, который всегда предпочитал реальное дело бесплодным разговорам о политике.
— Нам надо занять этот город. Хотя бы на время, чтобы показать натовцам — нас не запугаешь.
Чернышев встал со стула.
— Потом город наш?
Незадолго до отъезда из Риги он с хищным удовольствием читал о Суворове и его чудо-богатырях, которым великий полководец давал города на разграбление, как, например, предместье Варшавы Прагу в 1793 году, когда чудо-богатыри вырезали более десяти тысяч мирных жителей, разграбили все, что можно, и изнасиловали все, что движется. Бывший омоновец рассчитывал, что сербы позволят и тут продолжить историческую традицию.
Вопросительно посмотрев на офицера, Вадим поинтересовался еще раз:
— Потом город будет наш?.. Ну хоть на три, хоть на два дня… Хоть на день…
— Потом город будет наш, — делая ударение на последнем слове, ответил Ивица. — Наш, а не ваш. Ваш город — Москва.
— Когда выступаем?
— Выступаем в три часа ночи. Путь недолгий, поэтому брать с собой только самое необходимое — оружие и максимум боеприпасов…
Стойкович привычным движением погладил свою черную, с проседью, бороду.
— Так что советую всем пораньше лечь спать.
За окнами снег перешел в дождь, а затем и в град.
«Неприятно будет выступать по такой погоде», — подумал Емельянов, представляя, как вымокнут они на этот раз.
Ивица, взглянув в окно, оптимистично заметил:
— Это ненадолго. Думаю, что к ночи все стихнет…
Ночью дождь в самом деле прекратился. К утру слегка подморозило, отчего земля покрылась твердой коркой льда. В резиновой обуви было скользко, впрочем, как и в любой другой. Впору было нацеплять на сапоги металлические «кошки», но где их взять?
— Ну и погодка, мерзость, — обратился Емельянов к своему другу.
Чернышев согласно кивнул головой. В это время Стойкович объявил:
— Впереди идет проводник Пантелич, за ним Емельянов, Чернышев и Бирюк. Это головной отряд. Следом остальные. И в темпе, в темпе!
Чернышев недовольно поморщился.
— Ну вот, снова мы впереди, — возмутился рижанин. — Почему бы для разнообразия ему не послать вперед одних сербов?
— Сербы воюют за идею, — ответил ему Емельянов, — а мы — за деньги.
— Я воюю не ради денег! — возразил Вадим. — Я помогаю православным братьям!
— A-а, ну да, я просто забыл, — улыбнулся Емельянов. — Извини…
— Разговоры! — послышался сзади голос Ивицы.
Наемники замолкли. Хотя их иногда и возмущало несколько пренебрежительное отношение к ним Стойковича, они не могли не отдавать должное тому, что Ивица действительно был толковым командиром. За время совместной службы наемники не раз убеждались в его полководческом таланте.
И можно было его понять — русские были хорошими воинами и должны отрабатывать деньги. Своих же стоило иногда и поберечь.
Полная луна выглянула из-за туч и повисла над головой. Ее свет отражался на покрытом льдом снегу, и причудливые изломанные тени воинов то появлялись, то исчезали в обрывах и трещинах.
На этот раз они тащили с собой три гвардейских миномета.
Постоянные спуски и подъемы очень быстро изматывали людей, и поэтому в пять часов Ивица Стойкович приказал сделать привал.
— Отдых пятнадцать минут, — распорядился он. — Потом в темпе идем дальше. К шести мы должны быть на месте.
Бойцы с удовольствием скинули с плеч оружие и уселись, положив под себя вещмешки.